Липа по имени Анюта

От первого лица. Интервью с Алексеем Венгеровым

Трудно быть Богом.
Братья Стругацкие

Богом быть трудно. Но Человекам еще труднее.
Из житейского опыта

- Ты говорил, в 38-м году вы перебрались на новую квартиру...

- Да, из барака, наконец, переехали в каменный четырехэтажный дом. Этот дом у метро «Аэропорт» существует по сей день, только после войны его надстроили двумя этажами. Плоская крыша с высокими заграждениями служила прогулочным местом для детсадовской малышни, а в первые дни войны на крышу втащили зенитки для защиты Центрального аэродрома, расположенного напротив наших окон.

В коммунальной квартире на четвертом этаже крайнего подъезда рядом с булочной я прожил примерно тридцать лет. Окончил школу, институт, стал кандидатом наук... С той булочной связана драматичная история: в 43-м году я потерял там хлебные карточки, которые не возобновлялись. Тот эпизод доставил маме немало огорчений. А у дверей подъезда в 1965 году познакомился со своей будущей женой - замечательной девушкой Маринкой.

Место моего проживания в 1938-1967 гг.

- Помнишь ли первую книгу, которую взял в руки и сам прочитал?

- Думаю, книжку с цветными картинками. Возможно стихи Маяковского «Что такое хорошо и что такое плохо» или «Влас Прогулкин - милый мальчик, спать ложился, взяв журнальчик. Все в журнале интересно. Дочитаю весь, хоть тресну!» Помнишь? Между прочим, мама учила меня складывать буквы по вывескам. Когда ехали с ней в трамвае или шли пешком, она заставляла читать названия магазинов. Любопытно, к примеру, расшифровку названия «ТЭЖЭ» - трест эфирных жировых эссенций - я узнал только лет в пятьдесят, работая над изданием о мыльных этикетках «Да здравствует мыло душистое!». В великолепных парфюмерных магазинах, в том числе в большом магазине ТЭЖЭ на улице Горького, продавались любимые советскими женщинами духи «Красная Москва» с незабываемым ароматом. Говорят, он пришел к нам из царских времен.

- Выходит, ты научился грамоте в пять лет?

- Примерно... Из командировок в Ленинград отец, помимо какой-нибудь заводной игрушки или железной дороги, обязательно привозил иллюстрированные детские издания - Корнея Чуковского, Самуила Маршака, Бориса Житкова. Я обожал «Мой-додыра», хохотал над «Сказкой о попе и о работнике его Балде», с удовольствием листал книги Шарля Перро, братьев Гримм, любил сказку Гауфа про маленького Мука, «Волшебную лампу Алладина». А в десять лет уже читал Вальтера Скотта, Фенимора Купера, Майн Рида, Конан Дойля, Джека Лондона...

- Ты сказал, ваша новая квартира тоже была коммунальной? Как вы уживались с соседями?

- Да, жили еще три семьи, но в нашем большом хозяйстве царили абсолютные мир и покой. Новый год и другие праздники отмечали вместе. И, несмотря на наличие «еврейской прослойки», дружно пекли куличи и красили пасхальные яйца. Жильцы по очереди убирали так называемые места общего пользования, и на мою долю лет с восьми выпадала обязанность мыть пол на кухне, в коридоре, туалете... Я не имел права уйти во двор, пока не приходила с работы мама и, осмотрев результаты моих стараний, не разрешала пойти погулять.

- В книге Ильи Эренбурга «Люди, годы, жизнь» есть сюжет из тридцатых годов о маленьком мальчике, который, вернувшись из школы, куда только поступил, спросил отца: «Что такое евреи?» В каком возрасте ты столкнулся с понятием национальности?

- Сначала узнал, как появляются дети. Бабушка и мама посвятили меня лет в восемь в эти таинства и навсегда отбили охоту видеть в них что-то запретно-соблазнительное. А слово «еврей» в раннем возрасте я вообще не слышал. Возможно потому, что семья моя вовсе не ортодоксальная, хотя с еврейскими корнями. В жилах отца текла и украинская кровь... Дома звучали не еврейские, а украинские народные песни, советские мелодии, русские романсы. Но я, безусловно, еврей по национальности, поскольку мама - еврейка. Очень горжусь этим народом, выжившим и вставшим на ноги после тяжелейших тысячелетних испытаний. Но не меньше горжусь русским и другими народами, населяющими мою страну, и благодарен им за то, что не дали мне погибнуть в условиях фашистской угрозы. А вообще разговоры о национальности для меня лично бессмысленны - все дело в культуре, в которой человек воспитан и вырос. Я, например, как и многие мои соотечественники, вырос на Пушкине, Толстом, Гоголе, Маршаке и Чуковском.

Хочу добавить. Если встать лицом к северному входу метро «Аэропорт», то в правой части здания на месте булочной теперь находится кафе «Шоколадка». А еще правее стоит металлическая загородка с калиткой. Перед ней раскинулась огромная липа. Мы с папой посадили ее в 38-м году и назвали Анютой. Тогда здесь не существовало ни металлического ограждения, ни калитки, ни тротуара.

Каждый раз по дороге в Шереметьево думаю: «Ну, если дерево стоит, я еще поживу». Анюта продолжает благополучно расти и дотягивается ветвями почти до пятого этажа дома № 62 по Ленинградскому проспекту.