Воспоминания (1846–1849 годы)

Фаддей Булгарин

«Воспоминания» Фаддея Венедиктовича Булга­рина, написанные для печати и изданные при его жизни в 1846–1849 годах, рассказывают о многом. Начинается повествование с детских лет, проведённых в имении Перышево Мин­ского воеводства и совпавших с мятежами нака­нуне и после раздела Польши в 1795 году. Не без умысла (опровергнуть обвинения современни­ков в безродности) автор подробно говорит о своём происхождении, о его некогда славной родне, в том числе о 115-летней прабабушке пани Онюховской, хранившей в памяти встречи с Карлом XII и Петром I. Фактам и «случаям» собственно биографии Булгарина всегда сопут­ствуют в его мемуарах черты эпохи, запечат­лённые пером талантливого и опытного белле­триста. Так, описывая своё пребывание в Сухо­путном шляхетном кадетском корпусе, он параллельно приводит чрезвычайно любопыт­ные подробности о тех внутренних и внешних переменах, которые происходили в русском обществе с воцарением Павла I и Александра I. Хронологическая канва текста иногда прерыва­ется не историческим экскурсом, а подчёр­кнуто вставным биографическим очерком, как, например, о М. М. Сперанском или знаменитом бретёре и карточном игроке Ф. И. Толстом- Американце.

Несмотря на значительный объём (шесть ча­стей), мемуары Булгарина охватывают довольно короткий период его жизни: от рождения до приезда в Париж в 1810 или в 1811 году. Именно тогда он после вынужденной отставки и не­скольких месяцев мытарств решил записаться в Польский легион французской армии. Даль­нейший его путь – участие на стороне францу­зов в Испанской кампании и Отечественной войне 1812 года, плен, возвращение в Польшу, переезд в Петербург и завоевание литератур­ного успеха – остался за рамками воспомина­ний. Они оказались связаны преимущественно со службой Булгарина в Уланском великого князя Константина Павловича полку и участием в сражениях 1807 года и в Финской кампании 1808–1809 годов. По этой причине его мемуары, при всех иных составляющих, можно отнести к военным и поставить в одном ряду с запи­сками Ф. Н. Глинки, С. Н. Глинки, И. И. Лажеч­никова, Р. М. Зотова.

Используя работы Жомини, А. И. Михай­ловского-Данилевского и других французских и русских военных историков и мемуаристов, рассказы сослуживцев и личные впечатления, Булгарин на страницах своих «Воспоминаний» описывает как бои, где он принимал участие, так и сражения, в которых ему побывать не довелось, – при Аустерлице, Прёйсиш-Эйлау. Особое внимание при этом уделяется ярким эпизодам и любопытным деталям. Например, в рассуждения о причинах поражения союзной армии под Аустерлицем попал короткий эпизод об офицерских шляпах с султаном и широкой петлицей: «Это было причиною смерти многих храбрых офицеров русских. В русских рядах даже слышно было, как французские офицеры кричали своим застрельщикам: “Tirez aux chapeaux!” (то есть “Стреляй в шляпы!”), и отлич­ные французские стрелки прицеливались, как в мишень, в колоссальную шляпу. Не все офи­церы были перебиты, но почти все шляпы были по нескольку раз прострелены».

Конечно, в «Воспоминаниях» есть строки о Наполеоне, которого Булгарин видел в 1807 году, стоя вместе с другими на берегу Немана во время исторической встречи двух императоров на плоту. В его восприятии Наполеон – великий полководец и великий администратор, и пусть его честолюбие и властолюбие «выходили ино­гда за пределы», но этим он только доказывал, что человек не может быть «без слабостей и недостатков». Восхищение Наполеоном опре­делило в «Воспоминаниях» и ответ Булгарина на непростой для его биографии вопрос, свя­занный с патриотизмом: «Вообще я не разделяю мнения тех, которые полагают патриотизм в ненависти неприятеля и в оскорблении его бранью и клеветою. Можно уважать неприятеля и сражаться с ним до последней капли крови за честь и благо своего отечества. И что может быть славнее, как сражаться с врагом, достой­ным уважения, и победить героев!»

Из личного военного опыта Булгарина, запе­чатлённого в мемуарах, особенно выделяются два эпизода. Один из них повествует о первой встрече с ужасами войны, с её настоящим, а не воображаемым лицом, а другой – о наступаю­щем почти вслед за этим притуплении преж­них чувств. На биваке недалеко от Гейль- сберга, в лагере, оставленном французами «после жаркого авангардного дела», Булгарин увидел брошенного соотечественниками фран­цуза, у которого картечью или осколком гра­наты сорвало всё лицо: обе щеки, нос, челю­сти, язык, глаза, подбородок. Изувеченный был ещё жив и знаками просил пить. «Всю ночь, – признаётся мемуарист, – снился мне этот несчастный француз, который и теперь ещё представляется моему воображению. Это пер­вое зрелище бедствий войны хотя не погасило во мне страсти к военной службе, но убедило, что война не игрушка, как я мечтал, утешаясь биваками, шумом и беспечностью военной жизни». Однако несколько дней спустя, после стычки с французами накануне сражения под Фридландом, юный уланский корнет (Булга­рину было тогда 17 лет) совершает действие, трудно вообразимое даже для военного чело­века: «Эскадрон наш остановился бивакировать на том месте, где у нас была жаркая схватка с французскими гусарами. На поле лежало несколько убитых французов. Одного из них я притянул за ноги к моему помещению, и как нам не дозволено было ни рассёдлывать лоша­дей, ни отвязывать чемоданов, то я употребил мёртвого француза вместо изголовья – прилёг и заснул преспокойно». Хотя в предисловии к «Воспоминаниям» автор уверял, что всё им написанное – правда, всё же кажется, что в эпи­зоде с мёртвым французом, как и в некоторых других фрагментах, литератор взял верх над мемуаристом.

Для читателей «Воспоминания» Булгарина не явились абсолютной новостью: значительная часть помещённых в них материалов (в том числе забытый большинством современников и восстановленный Булгариным «Марш русской гвардии» 1807 года на слова С. Н. Марина) уже печаталась в журналах и в вышедших к тому времени его собраниях сочинений. Вместе с тем, используя прежде публиковавшиеся мемуарные отрывки, автор «Воспоминаний» часто изменял их текст, находил другие слова для описания одних и тех же событий и лиц. Несмотря на то что служба в наполеоновских войсках не вошла в его шеститомные мемуары, в них появилось несколько иное, чем раньше, объяснение причин вступления на этот путь: «Зная, что Наполеон помыкает польским вой­ском по всей Европе, я надеялся побывать в Испании, в Италии, а может быть, и за преде­лами Европы. Вот что меня манило за границу! Ни одной политической идеи не было у меня в голове: мне хотелось драться и странствовать. С равным жаром вступил бы я тогда в турецкую или американскую службу!»

В литературе о Булгарине неоднократно высказывались предположения относительно того, почему его «Воспоминания» остались незавершёнными. В качестве одной из причин называлось неудовольствие властей по поводу фрагмента о М. М. Сперанском, где автор не по чину рассуждал о деятельности выдающегося реформатора и, как заявили дочь Сперанского и его доверенный сотрудник М. А. Корф, сильно преувеличивал короткость знакомства с ним. По другой версии, Булгарин решил замолчать, потому что в сотворении своей биографии из фактов и беллетристики зашёл в тупик. Как бы то ни было, дальше Булгарину пришлось бы говорить о 1812 годе. Пройти мимо этой непро­стой для него темы вряд ли было возможно...

Булгарин Фаддей Венедиктович (1789–1859)

Воспоминания Фаддея Булгарина: Отрывки из виденного, слышанного и испытанного в жизни. [В 6 ч.]. Санкт-Петербург: Издание М. Д. Ольхина, 1846–1849. Ч. 1: Типография Эдуарда Праца, 1846. 1 л. шмуцтитул, 1 л. титул, 1 л. – посвящение «Доброй жене моей, милым детям моим и друзьям», XXIII, 332, [3] с. Ч. 2: Типография Эдуарда Праца, 1846. 1 л. шмуцтитул, 1 л. титул, 349, [5] с., 2 л. – «Марш русской гвардии 1807 года». Ч. 3: Типография Эдуарда Праца, 1847. 1 л. шмуцтитул, 1 л. титул, [6], [6], 413. Ч. 4. Типография Карла Крайя. 1848. 1 л. шмуцтитул, 1 л. титул, [2], XI, 392 с. Ч. 5: Типография Карла Крайя, 1848. 1 л. шмуцтитул, 1 л. титул, [7], 344 с. Ч. 6. Типография Карла Крайя, 1849. 1 л. шмуцтитул, 1 л. титул, [6], 324, [2] с. Комплект в 6 томах, «одетых» в полукожаные переплёты времени издания. Крышки оклеены «мраморной» бумагой. На корешках золототиснёные орнаменты, заглавия и номера частей. Тройной обрез синего крапления. 17х10,5 см. На титульных л. помещён герб рода Булгариных. Цензурные разрешения: ч.1,2 – от 6 октября 1845 года, ч.3 – от 28 сентября 1846 года, ч.4 – от 7 октября 1847 года, ч.5 – от 2 сентября 1847 года, ч.6 – от 2 мая 1849 года.