Встреча Суворова с Кутузовым, или Вести, принесённые в Царство мёртвых князем Смоленским (1814 год)

Григорий Окулов

Встретив М.И. Кутузова в Царстве мёртвых, А.В. Суворов приветствовал его словами:

Тебя ли вижу я? Кутузов! Ты ли здесь?
О старый друг!..

По крайней мере, так следовало из вышедшей в 1813 году и вскоре переизданной книги Г.А. Окулова «Встреча Суворова с Кутузовым, или Вести, принесённые в Царство мёртвых князем Смоленским».

Сын священника и выпускник Александро-Невской духовной академии, Григорий Андре­евич Окулов, должно быть, немало читал и раз­мышлял о загробном мире. Он родился в Фин­ляндии, предположительно в посёлке Салми, где его отец являлся настоятелем православного храма Николая Чудотворца. Следуя семейной традиции, юноша поступил в Санкт-Петербург­скую духовную академию. В 1812 году (тогда ему было 18 лет) записался в Санкт-Петербургское ополчение, участвовал в Отечественной войне. Вскоре после окончания боевых действий вер­нулся в Финляндию. Уехал откуда в 1828 году, после смерти отца. Служил сначала в Санкт-Петербургской палате гражданского суда, а затем в Санкт-Петербургской духовной семинарии учителем финского языка. Занимался перево­дами и корректурой книг духовного содержа­ния, издаваемых на финском. В 1833 году был направлен для углубления знаний в Гельсингфорский университет, после чего издал «Грам­матику финского языка, сочинённую для препо­давания в Санкт-Петербургской духовной семи­нарии». В 1837 году вышел в отставку.

В 1813-1814 годах Окулов написал и издал несколько стихотворных произведений, посвящённых событиям Отечественной войны. Среди них - «Ироическая песнь на победы, одержан­ные над французами при Двине», «На победы, одержанные над французами графом Витген­штейном», «Ода на взятие Парижа». Однако самый большой читательский успех снискало его поэтическое описание встречи двух вели­ких русских полководцев в Царстве мёртвых.

Как известно, судьбы Суворова и Кутузова не­однократно пересекались. Свою военную ка­рьеру Михаил Илларионович начинал команди­ром роты в Астраханском полку, который тогда возглавлял Суворов. Позднее Кутузов служил с Суворовым в Крыму. По представлению Алек­сандра Васильевича он получил звание полков­ника. В 1787-1791 годах оба участвовали в русско-турецкой войне. Под начальством Суворова Ку­тузов штурмовал Измаил. При этом Суворов на­значил его комендантом ещё не взятой крепости, объяснив это так: «Кутузов знает Суворова, а Суво­ров Кутузова. Если бы мы не взяли Измаила, Су­воров бы умер под его стенами и Кутузов тоже».

Представляя Кутузова к награде за Измаил, Суво­ров писал: «Он шёл на левом фланге, но был моей правой рукой». Михаил Илларионович получил тогда чин генерал-поручика и орден Святого Георгия 3-го класса за личную храбрость. В свою очередь, Кутузов также относился к Суворову с неизменными уважением и любовью. В его приказе от 21 декабря 1812 года, посвящённом изгнанию неприятеля из пределов России, есть слова: «Пусть всякий помнит Суворова: он нау­чил нас сносить и голод и холод, когда дело шло о победе и славе русского народа».

Современники нередко сравнивали этих двух военачальников. При всех различиях, их судьбы были во многом схожи: оба одерживали блиста­тельные победы, но после попадали в немилость. И того и другого на годы отлучали от армии в мирное время и снова призывали, когда России угрожала опасность. Весьма характерен очерк «Суворов и Кутузов», написанный Егором Бори­совичем Фуксом (подробнее о нём см. настоя­щий выпуск Библиохроники), которому в раз­ные годы довелось возглавлять походные канце­лярии обоих полководцев: «Они стремились к славе и достигли оной, но разными путями. Оба во многом походили друг на друга, во мно­гом же нимало. Служение под непосредствен­ным обоих начальством доставляло мне случаи видеть их на самом сражении, где душа каждого стремилась к победе, к славе. Я видел их пред начатием сражения в томительном положении, когда военачальник, приготовляя битву, истощевает все душевные свои способности и усилия, старается предугадывать шаги своего неприя­теля и придумывает средства к предупреждению всех его замыслов. Глазам моим они предстоят во всём величии и блеске в торжественную минуту победы... Взгляните на обоих: какая раз­ность в наружности! Один - истощённый, всё лицо покрыто морщинами, поседевший как лунь. Другой, ровесник его, сохраняет всю свежесть и полноту лица, нет ни одной морщины, глава только несколько покрывается сединами. Старик Суворов бегает, прыгает, скачет верхом, не схо­дит во время сражения с лошади. Старик Кутузов выступает медленными шагами, тяжесть тела заставляет его ездить в покойной повозке, только редко он садится на лошадь. Тот встаёт с своей соломы с первых петухов, доволен суровою сол­датскою пищею, зеркалов и всякой роскоши враг. Сей - охотник до вкусных блюд, любит быть в великолепных палатах и покоиться на мягком ложе. Оба стараются быть непроницаемыми. Суворов прикрывает себя странностями, в кото­рых неподражаем, Кутузов - тонкостию в обра­щении. В беседе Суворов краток, отрывист, одною резкою мыслию изумляет и восхищает, на письме спартанец. Кутузов пленяет всех даром слова, своею замысловатостью, приятным рас­сказом, на письме любит блистать. В храме один читает Апостол, поёт на клиросе, неутомим в беспрестанных поклонах с коленоприклонением. Другой с должным благоговением стоит неподвижно и молится. При дворе Суворов боится скользкого паркета, бегает из угла в угол, не хочет походить никак на придворного и пока­зывает себя простым солдатом, забавляет и колет. Кутузов, зная силу царедворца, сообразно с обстоятельствами не щадит ничего, чтобы в пользу свою уловить слабую сторону. Тот в обращении с женщинами неловок, убегает их и кричит: "От них мы потеряли рай!", дышит лишь славолюбием. Сей - поклонник их и в кругу прекрасного пола находит для себя при­ятнейшее провождение времени. Оба ученики Румянцева, ознаменовывают храброе служение своё Отечеству памятниками под знамёнами героя Задунайского. Ядро поражает Суворова в плечо и ногу, пуля - Кутузова в глаз. Промысел Всевышнего хранит их для славы и величия России. Любовь и доверенность подчинённых приобретают они различно. Один покоряет сердца, как и города, приступом: обнимет, поце­лует, перекрестит, и солдат и офицер от началь­ника своего в восторге. Другой осаждает сердца и тешится преодолением... В превратностях сча­стия один кричит, другой молчит и вздыхает. Суворов, на Альпийских горах оставленный союзниками, окружённый отовсюду неприяте­лем и преданный всем лютостям жребия, кри­чит: "Измена! Измена!", бросается в ров: "Бегите, оставьте меня, здесь мой гроб!" И в пропастях победа исторгается штыками. Кутузов с скорб­ным молчанием отдаёт врагу первопрестоль­ный град, и донесение, что потеря Москвы не есть потеря России, окропляется его слезою. Один с горстью людей низлагает всюду врагов, Италия освобождена - он умирает. Другой с Россиею противоборствует целой почти Европе, враги побеждены, изгнаны, погибают, Отечество торжествует - он умирает. Суворов-Рымникский-Италийский, Кутузов-Смоленский действовали в разные времена, с разным чис­лом войска и в разных обстоятельствах. Тот был везде победителем. Российскому престолу поко­рил неприступные крепости и новые царства. Сему победителю предоставлено спасение Оте­чества. Незабвенны слова Суворова: "Тщетно двинется на Россию вся Европа. Она найдёт там Фермопилы, Леонида и свой гроб"».

Михаил Илларионович Кутузов умер 16 (28) апреля 1813 года. Вскоре в типографии Воен­ного министерства вышел окуловский диалог в стихах «Встреча Суворова с Кутузовым, или Вести, принесённые в Царство мёртвых князем Смоленским». Жанр, выбранный Окуловым, имел давнюю историю. «Диалоги в царстве мёрт­вых» известны в европейской литературе с ан­тичных времён - тогда их сочинял Лукиан. В эпоху Возрождения ими увлекался Эразм Рот­тердамский. Во Франции рубежа XVI-XVII веков их создавал Фонтенель. В России они стали по­пулярны благодаря А. П. Сумарокову и М. Н. Муравьёву. Таким образом, за плечами девятнадцати­летнего богослова и ополченца стояла давняя литературная традиция.

Как и подобает произведениям этого жанра, вновь оказавшийся в Царстве мёртвых расска­зывает тому, кто там находится уже давно, о зем­ных новостях. Итак, после взаимных привет­ствий двух старых знакомых и сослуживцев младший начинает повествовать старшему о событиях последних лет:

Как начал мир стоять, в течение всех лет
Подобных случаев ещё не видел свет!
Представь ты Запад весь, представь страны
                                                           Восточны,
И отдалённый Юг, и хладный край
                                                           Полночный
В губящем пламени! Везде лиётся кровь:
В долинах и морях, средь сёл и внутрь градов!
Как в бурю бездны вод, так круг всея
                                                           Вселенной
Мутнился и кипел в шуму грозы военной.
Повсюду гром ревел, повсюду меч блистал:
Что веки, то наш год единый совершал -
В год царства рушились, в год новые
                                                          являлись,
И силы в бой един страшнейши
                                                          сокрушались!..

Суворов отвечает в присущей ему, много­кратно описанной мемуаристами манере:

Помилуй Бог! Из всех веков ваш - чудо-век!

Кутузов продолжает свой рассказ:

И этому всему один лишь человек
Виною был, и есть один тиран Вселенны,
Лютейший всех Аттил, исчадие гиены.
Тот самый, что учил при временах твоих
В Египте грабежу толпы рабов своих...
И изверг сей, обильней всех в коварстве,
Возрос, как исполин, в сем зол смятенном
                                                          царстве:
Мечом и лестию на груде мёртвых тел
Трон своевластия воздвигнуть он успел.

Но Суворову уже известно и о деяниях Бона­парта, и об успехе Кутузова на Бородинском поле:

О нём нас возвестил невинных смерть и стон,
А о тебе сказал герой Багратион.
Премена чудная! Кто б думал в наши лета,
Что некогда сей корс грозою будет света!..
Как жаль, что он тогда со мной
                                                не повстречался!

Кутузов отвечает:

Он знал Суворова и от него скрывался,
Чтоб славу вредную и жизнь свою сберечь:
Ему и многим твой внушал смиренье меч.

Однако старого полководца более всего инте­ресуют события, происходившие в России, и Кутузов, скрепя сердце, вынужден говорить о самом тяжёлом для него:

Он, наконец, пришёл со стаею Царей
На Север - и о страх! О память грозных дней!
Чего Мамай, чего Батый не совершали,
Аттилы зол каких изобретать не знали,
Те все, увы, те все безбожною рукой
Свершили изверги над древнею
Москвой! Девицы юные и жёны посрамлены,
Младенцы слабые и старцы поражены
По стогнам, внутрь домов, у самых алтарей
Являлись грудами везде в крови своей!
Престолы Божии, мужей избранных гробы
Потоптаны пятой надменной сильной злобы!
Смеясь в неверии нетлению Святых,
Терзали варвары на части мощи их!
И всякую святынь, котору расхищали,
Как некую корысть простую разделяли!
Сам Тартар удивлён казался, как узрел
Злодейства, коих он творить бы не посмел!

Суворов поражён. Он восклицает:

Досада смертная всё сердце раздирает!
Как русский жизнь сносил, смотря на сей
                                                                 позор?!
Похвал, не знаю, ты достоин иль укор,
Но я, хотя б во всех надеждах растерялся,
Я в поле бы один против врагов остался
                                                          И в гроб бы.

Кутузов подхватывает:

Легче б в гроб и мне тогда вступить,
Но долг, Отечество мне повелели жить!
Я жизнь и смерть презря и все народны ненья,
Пожертвовал Москвой России для спасенья.
О вы, примерные Отечества сыны,
Которых имена ввек будут почтены,
Которые в полях пространных Бородинских
Скончали дни свои достойно чад российских!
О вои храбрые! Клянуся вами я:
Не слабость росских рук и не боязнь моя
Виною, что Москвы священны пали стены...
Враг, в десять крат числом нас больше
                                                               умноженный,
Готовность в бой его, усталость малых сил,
В которых я судьбу Европы всей носил,
В тот час решительный мне осторожность боле
Внушали, чем стоять в сомнении на поле.
Я, отступив, щитом России сердца стал,
Где в грозном для врага молчаньи пребывал.
Меж тем Борей ко мне с морозами, снегами
На помощь прилетел вдруг с росскими сынами,
Которым в храбру грудь влияли мщенья жар
Разбои средь Москвы, убийства и пожар.
Противные ж полки, подобно как в темнице,
Томились заперты в разрушенной столице,
В которой глад, и хлад, и язвы всех родов
Свирепствовали вдруг средь наглых их рядов.
Возникло между них мятежное роптанье,
К виновнику сих бедств вражда, непослушанье.
Тогда-то грозну месть российских я сынов
Пустил на варварство ослабленных врагов,
И нанесённы им оружьем нашим бедства
Их величайшие превысили злодейства...
То гладом, то мечом, то пламенем пожерты
Сыны несчастия, на тысяч вёрст простерты
По холмам, по полям, в лесах, в реках легли,
И враны их костей поднесь не разнесли!
Бородино, Москва и с ней Смоленск отмщенны,
И кровью Красного равнины упоенны,
Тарутински поля, где сквозь багровых туч
Европе просиял свободы лестный луч.

Суворов восторженно прерывает его:

Хвала Кутузову!

Ученик оказался достоин своего учителя, и тот, задав ещё несколько вопросов о наиболее отличившихся на полях сражений, ведёт его за собой:

Ты видишь ли вдали великий света храм?
Войдём в него, герой!
Узришь героев там,
Которы в жизни, быв щитом Отчизны, веры,
Являли чудные великих дел примеры.
Пожарский, Дмитрий там, татарских бич полков,
Румянцев и Репнин, Голицын и Орлов
И множество других героев там достойных
Ликуют вечности в обителях спокойных.
С Екатериной там Великий Пётр царят
И райски радости нам сладостней творят.
Пойдём: плени их слух российских чад хвалами
И облекись потом бессмертия лучами.

Не отличающееся высокими литературными достоинствами, сочинение Окулова, тем не менее, оказалось востребованным публикой и за короткое время вышло двумя тиражами: чи­тателей, судя по всему, привлекли выбранные автором жанр и сюжет. В Библиохронике пред­ставлен экземпляр второго издания, отпечатан­ного в начале 1814 года санкт-петербургской ти­пографией И. Байкова. Со временем обе книги попали в разряд библиофильских раритетов. В известный справочник «Н. Б.» (Н. И. Березина) «Русские книжные редкости. Опыт библиогра­фического описания редких книг с указанием их ценности» (Ч. 1. Москва, 1902) они включены под № 399 с примечанием: «Редки».

Если «Встреча Суворова с Кутузовым» и не стала заметным явлением в истории отечествен­ной словесности, она продолжила развитие жанра, кульминацией которого в русской лите­ратуре уже ХХ столетия стала великая поэма А. Т. Твардовского «Тёркин на том свете».

Окулов Григорий Андреевич (1794-1837)

Встреча Суворова с Кутузовым, или Вести, принесённые в Царство мёртвых князем Смоленским: [Диалог в стихах]. Издание второе. Санкт-Петербург: В Типографии И. Байкова, 1814. 17 с., 1 л. - гравированный на стали портрет «Генерал-фельдмаршал Князь Михаил Ларионович Голенищев-Кутузов-Смоленский». В «немой» издательской обложке. В верхнем левом углу передней издательской обложки надпись «орешковыми» чернилами: «№ 3314/ 2577». На обороте передней издательской обложки надпись «орешковыми» чернилами: «Шибанов № ...». 21,3х18 см. Цензурное разрешение от 3 ноября 1813 года. Редкость.