«Памятная книжка» на 1848 год
САРАТОВ. Вопреки упорным слухам о предстоящем погроме
интеллигенции и евреев день прошел спокойно.
«Московский листок», 15 мая 1906 г.
Парижская коммуна и ее жестокое подавление; введение жесточайшей цензуры в России и выход в свет «Манифеста коммунистической партии»; наконец, год первой работающей нефтяной скважины в мире. И все это - в таком коротком (в историческом плане) промежутке времени, как один год.
21 февраля в Лондоне, в доме 46 по улице Ливерпуль в офисе Просветительной ассоциации рабочих, был отпечатан тираж 23-страничной брошюры - «Манифест коммунистической партии». Этому тексту суждено было стать одним из самых популярных, издаваемых и читаемых текстов в современной истории. Причем до самого последнего времени включительно. Хотя поначалу ничто не предвещало такой судьбы этой невзрачной брошюре, написанной Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом по заказу, а вернее сказать - по заданию немецкого Союза коммунистов. Текст писался в спешке (до сих пор найдено всего лишь два подготовительных наброска: план одной главы и одна черновая страница), после настойчивого напоминания Союза коммунистов, поскольку Маркс (и тогда, и позднее) не мог закончить ни одной своей работы без давления жестких сроков сдачи.
Авторы не церемонились (жанр манифеста к этому обязывает): «Коммунисты... открыто заявляют, что их цели могут быть достигнуты лишь путем насильственного ниспровержения всего существующего общественного строя. Пусть господствующие классы содрогаются перед Коммунистической Революцией.
Пролетариям нечего в ней терять, кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир. Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
«Это - главный аналитический текст, отличавший коммунизм от остальных проектов по созданию лучшего общества», - подчеркивает современный исследователь Эрик Хобсбаум.
Как бы там ни было, но процитированные выше заключительные строчки «Манифеста» звучат грозно, пафосно, а главное - доходчиво. Последнее - важно. Неслучайно первое издание «Манифеста» было за несколько месяцев трижды допечатано, потом его выпустили по частям в «Лондонской немецкой газете». В апреле-мае 1848 г. публикуется исправленный вариант, на 32-х страницах. Однако тот же Хобсбаум отмечает: «…когда в 1849 году Маркс оказался в пожизненной ссылке в Англии, “Манифест” был уже достаточно редким изданием. Никто в 1850-х и начале 1860-х не предполагал, что “Манифест” ожидает столь знаменательное будущее. В Лондоне его в частном порядке и небольшим тиражом выпустил немецкий печатник-эмигрант - скорее всего, в 1864 году. Еще одно издание - первое, напечатанное в самой Германии - вышло в 1866 году в Берлине. Между 1848 и 1868 годом переводов вообще не было, кроме одного шведского - скорее всего, опубликованного в конце 1848 года - и одного английского, 1850 года, значимого для библиографической истории “Манифеста” только потому, что переводчица, похоже, консультировалась с Марксом (или с Энгельсом, что более вероятно, поскольку жила она в Ланкашире). Оба перевода исчезли без следа. К середине 1860-х практически ни одной из написанных ранее работ Маркса не было в ходу».
Так зачастую и бывает: сами авторы не в силах провидеть судьбу, уготованную их произведению. Невольно вспоминается великий Ф.И. Тютчев: «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется...» «В таком случае “Манифест” - и это не последнее из его выдающихся качеств - это текст, в котором была предугадана его собственная неудача. Он выражал надежду на то, что результатом капиталистического развития будет “революционное переустройство всего общественного здания”, но. не исключал и иного исхода - “общей гибели борющихся классов”», - уверен Хобсбаум.
Но «Манифесту коммунистической партии» повезло как минимум в одном: он начал распространяться буквально за неделю-две до начала революционного восстания в Париже. То есть идеальное попадание «в нужное время» и «в нужное место».
В России, на поднимавшуюся в Европе волну революционного движения ответили своим манифестом - не менее грозным, вдохновенным и доходчивым.
«Порок и безначалие». Так определил революционные события в Европе русский царь Николай I в Манифесте от 14 марта, заявив о готовности навести порядок с помощью оружия: «Россия, бастион Европы, не поддается революционным влияниям». И далее:
«После благословений долголетнего мира запад Европы внезапно взволнован ныне смутами, грозящими ниспровержением законных властей и всякого общественного устройства... Теперь, не зная более пределов, дерзость угрожает в безумии своем и нашей Богом вверенной России. Но да не будет так!
…Мы готовы встретить врагов наших, где бы они ни предстали, и, не щадя себя, будем в неразрывном союзе с Святой нашей Русью защищать честь имени русского и неприкосновенность пределов наших.
Мы удостоверены, что всякий русский, всякий верноподданный наш, ответит радостно на призыв своего Государя, на древний наш возглас: за веру, Царя и Отечество...»
Высочайшему Манифесту Николая I предшествовал приказ о мобилизации русской армии в связи с революционными событиями во Франции.
Восстание парижских пролетариев было подавлено в июле 1848 года. Очевидец событий А.И. Герцен писал: «Стоя возле трупов, возле ядрами разрушенных домов, слушая в лихорадке, как расстреливали пленных, я всем сердцем и всем помышлением звал дикие силы на месть и разрушение.»
Удивительную, крайне впечатляющую аналогию этим социальным катаклизмам преподнесла в этот год природа.
29 марта, когда в Европе стремительно разворачивалась революция, по ту сторону Атлантики имело место чудо: более чем на 30 часов перестал низвергаться со своей высоты Ниагарский водопад - самый большой водопад в мире. Причина банальная: мороз. На реке Ниагаре образовались ледяные пробки.
Впрочем, сильно «подмораживало» и в России. Николай I, заметив, что у него нет времени следить за печатью, велел просматривать уже вышедшие в свет после предварительной цензуры произведения и доносить ему, «а потом мое уже будет дело расправляться с виновными».
2 / 4 апреля, для реализации пожеланий самодержца, был учрежден новый и, разумеется, секретный Комитет для высшего надзора за духом и направлением печатаемых в России произведений. Комитет этот потом так и стали называть - «Комитетом 2 апреля 1848 года». По какой-то иронии судьбы первым председателем этого комитета стал в 1848-1849 гг. директор Императорской публичной библиотеки Д.П. Бутурлин.
Отнесясь к новым обязанностям очень серьезно, Бутурлин попытался однажды даже убрать несколько стихов из акафиста Покрову Богородицы, написанного Св. Дмитрием Ростовским, где говорилось, между прочим: «Радуйся, незримое укрощение владык жестоких и зверонравных... Советы неправедных князей разори; зачинающих рати погуби.»
В ночь с 9 / 21 на 10 / 22 апреля был арестован М.Е. Салтыков-Щедрин; через неделю его отправили в ссылку в Вятку. Причиной стала публикация повестей «Противоречия» и «Запутанное дело». В последней император Николай I усмотрел «вредное направление и стремление к распространению революционных идей, потрясших уже всю Западную Европу». Один из агентов III Отделения увидел смысл повестей в том, что «богатство и почести - в руках людей недостойных, которых следует убить всех до одного». Только в 1855 г. писателю разрешили покинуть Вятку; о жизни там в «Письмах из провинции» он вспоминал: «…есть на свете нечто более злое, нежели самые злые звери, - это ничем не восполненное чувство одиночества».
В 1848 году напечатаны «Статистические очерки России» К.И. Арсеньева. Они содержали размышления о выгодах и невыгодах границ России в физическом, коммерческом, политическом и военном отношениях; описывали «постепенное приращение России в пространстве»; постепенное устройство губерний и топографически рассматривали Россию по климату и качеству почвы. Арсеньев, пользуясь, как наставник наследника, возможностью работать в закрытых архивах, приготовил к печати еще несколько важных исторических трудов. Но по цензурным соображениям они не были напечатаны. Это охладило пыл исследователя, и все собранные им материалы остались необработанными (напечатаны только в 1872 г).
Да, Николай I, кажется, сделал все, чтобы «подморозить нацию». Надо заметить, что ему это во многом удалось. Но даже он был бессилен против стихий природных.
«Перезимовав» в Казанской и Московской губерниях, холера вновь стала распространяться по стране. За год она унесла около 700 тысяч жизней в 48 губерниях, добравшись до Западной Сибири и берегов Белого моря. «Ни до 1848 г., ни позднее в России не было столь массовой смертности от холеры», - отмечает микробиолог, историк медицины М.В. Супотницкий.
2 /14 июля наместник на Кавказе князь М.С. Воронцов писал в докладной записке: «Я разрешил провести новые разведки на нефть в Бакинском уезде на берегу Каспийского моря в урочище Бей-Бат посредством земляных буров». Это было первое в мире бурение на нефть с положительным результатом.
Опять же тут никак не избежать очередной переклички с событиями, происходившими через океан, в Америке.
В1848 году американские фотографы Чарльз Фонтэйн и Уильям Портер сделали серию фотографий - панорама береговой линии города Цинциннати. В начале XXI века эти дагеротипы отправили на реставрацию. Ученые вооружились стереомикроскопом и взглянули на снимки. Их удивлению не было предела - изображение оставалось четким даже при тридцатикратном увеличении! На дагеротипах можно рассмотреть не только гардины в окнах, но и спицы на колесах карет! Для того чтобы сделать такие снимки на современной аппаратуре, нужен фотоаппарат с разрешением сто сорок тысяч мегапикселей!
Стремление к абсолюту во всем - так можно было бы резюмировать все происходившее в этом году. И это стремление было закреплено даже формально.
В 1848 году английский физик, один из основоположников термодинамики Уильям Томсон, лорд Кельвин ввел понятия абсолютной температуры (-273,150С) и абсолютной шкалы температур (шкала Кельвина). Ниже этого показателя в природе температур не бывает. За общество - поручиться нельзя, здесь все возможно!
Абсолютная власть, абсолютная шкала температур, абсолютная технология и вместе с тем абсолютная неспособность (и даже отсутствие понимания этой неспособности) хоть на шаг вперед предвидеть развитие событий - все это очень ярко проявилось в этом году. «Памятная книжка на 1848 год» как раз прекрасно иллюстрирует последнее.
Памятная книжка на 1848 год включает иллюстрации: титульный лист - гравюра «Памятник в городе Ковно», а в самом тексте помещены гравюры Гоберта и Флоида: «Почивальня Петра Великого в Монплезире», «Палермский залив», «Царицын-остров в Петергофе», «Дворец в Альтенбурге», «Укрепление Темир-Хан-Шура», «Палермская пристань», «Вокзал в Павловске», «Остатки дома Князя Потемкина-Таврического, в имении Островках, ныне г. Чоглокова, на Неве, в 34-х верстах от Петерб.; рисован. с натуры Фл.-Адъют. Кушелевым», «Грации близ Палермо», «Карасубазарский базар (в Крыму)», «Станция железной дороги в Альтенбурге», «Дворец в Штутгарте», «Преображенский собор и Императорский Дворец в Твери». В конце книжки помещены пожарные сигналы в С.-Петербурге и четыре гравированных рисунка с кратким месяцесловом.
Памятная книжка на 1848 год. С.-Петербург: В военной типографии, 1847. [1 грав. тит. л.], [4 с.: огл.], [2 с.: шмуц. (текст в орнамент. рамке)], 123, [1], [2 с.: шмуц. (текст в орнамент. рамке)], 125-462, [6] с., 17 л. ил.; 11,7х7,6.
Золоченый обрез. Владельческий шелковый переплет с золотым тиснением орнамента на крышках и по корешку.