Повесть о великой битве Бородинской (1844 год)

Николай Полевой

Когда произошло Бородинское сражение, Нико­лаю Алексеевичу Полевому, в будущем прозаику, драматургу, издателю знаменитого журнала «Московский телеграф», было 16 лет. Годом раньше по поручению отца, Алексея Евсеевича, владельца фаянсового и водочного заводов в Иркутске, он приехал в Москву, где намерева­лась, покинув Сибирь, обосноваться купеческая семья Полевых. Летом 1812 года отец и сын при­нялись за дела в древней столице. «Но нам не удалось их много наделать, – писал позднее Н. А. Полевой в предисловии к «Очеркам русской литературы» (Санкт-Петербург, 1839). – Августа 26-го мы уже тянулись с другими беглецами из Москвы по Владимирской дороге». До конца Отечественной войны Полевые «укрывались» в Арзамасе. В 1813–1814 годах Полевой вместе с отцом сначала жил в Курске, потом они пере­брались на Дон, чтобы «делать сахар и ром из арбузов и торговать донскою рыбою». Однако вскоре дела отца оказались «в самом плачевном положении», и Полевому пришлось опреде­литься в контору богатых курских купцов Бау- шевых. В 1817 году, когда он ещё занимался тор­гами и расчётами своих хозяев, в журнале «Рус­ский вестник» были впервые опубликованы три его стихотворения: «Воспоминания о трёх достопамятных годах по случаю торжества сего 1817 о взятии Парижа», «Чувства курских жите­лей по случаю прибытия в Курск графа Барклая- де-Толли…» и «Хор во славу императора Александра». Таким образом, именно с темы войны 1812 года начался путь Полевого в печатную литера­туру. Этой темой и закончилось его писатель­ское поприще. Известно, что вслед за «Повестью о великой битве Бородинской» он приступил к работе над обстоятельной историей Наполе­она, но не успел закончить своего труда.

«Повесть о великой битве Бородинской» составлялась в трудный период жизни Полевого. Предпринимавшиеся им после закрытия «Мос­ковского телеграфа» попытки редактирования различных петербургских журналов одна за другой оканчивались неудачей. Кроме того, необходимость содержать большую семью (у Полевого и его жены Натальи Францевны, урождённой Терренберг, было девять детей) не оставляла надежд на неторопливые кабинетные занятия. Преодолевая крайнюю физическую и душевную усталость, Полевой, помимо журналь­ной редактуры, много писал для театра, перево­дил, составлял компилятивные исторические сборники. Среди них «История князя Италий­ского, графа Суворова», «Русские полководцы от времени Петра Великого до царствования импе­ратора Николая I», «Столетие России с 1745 до 1845 года». К этому роду сочинений «для перво­начального чтения», рассчитанных на самого массового читателя, принято относить и «Повесть о великой битве Бородинской», увидев­шую свет за два года до смерти автора.

На лубочный характер «Повести», её нарочи­тую стилизацию под древнерусские сказания указывало авторское вступление, обращённое к «православному русскому народу и христо­любивому русскому воинству»: «Хотим мы рас­сказать вам повесть о сей битве достопамят­ной, рассказать просто, по-русски, как предки наши пересказывали нам повести о нашествии злочестивого царя татарского Батыя, о великом побоище Куликовском, о взятии царём Иваном Васильевичем Казани, об освобождении цар­ствующего града Москвы Пожарским и Мини­ным и поражении шведского короля Карла XII под Полтавою Петром Великим. Велики, па­мятны были все сии события, и в ряду с ними стоит, если ещё не превосходит их, – Бородин­ская битва. Послушайте, люди русские, нашего рассказа, “повести времён прежних, дела лет минувших”!» – такими в первые минуты зна­комства с книгой представали форма и язык общения автора с читателями. Однако сама «Повесть» оказалась гораздо менее «древнерус­ской» и пафосной, чем можно было ожидать. В ней явно преобладали беллетристические приёмы: «Но перенесёмся мысленно в то время, ночь на 25-е августа 1812 года, мрачную пред­течу дня кровавого. Какие чувства, какие думы волновали тогда сотни тысяч человек, сошед­шихся здесь, под Москвою, с берегов Агары и Таго, Дона и Тибра, Волги и Гвадалквивира, Рейна и Оки, и какие были мечты воинов, со­путников Наполеона в Египет и Испанию, и русских, соратников Суворова в Альпах, Кутузова в Турции, Багратиона в Финляндии? Кто опишет, кто исчислит молитвы, на двад­цати, на тридцати языках произносимые, клики радости, восторга, надежды, опасения, сомнения, волновавшие всех? Тут был и башки­рец из дымной кибитки, и португалец из ли­монной рощи своей, и сын льдистых гор швей­царских, и обитатель благословенных берегов Рейна, и питомец диких сибирских лесов, и воин с берегов тихого Дона, татарин и ита­льянец, житель Парижа и калмык».

Помимо раздумий воинов и их вождей нака­нуне сражения, в «Повести» содержались факуль­тативные сведения о военной карьере Наполе­она, о продвижениях его войска в России, о «непостижимой таинственности» имён и чисел, связанных с Бородинской битвой. Так, с точки зрения грозного пророчества рассматривалась топонимика тех мест: «Не знаем, кто и когда назвал, как будто предвещая, что здесь будет место кровавой жертвы за Отечество, реку, про­текающую через поле Бородинское – Колоча, ручей, впадающий в неё – Война, а другой ручей – Стонец». Действием Высшего промысла представало совпадение даты Бородинского сра­жения с другими важными событиями отече­ственной истории: с перенесением в Москву 26 августа 1395 года чудотворной иконы Влади­мирской Богоматери, заставившей Тамерлана в тот же день «поворотить полчища свои и никогда уже не возвращаться в русскую землю»; с окончанием 26 августа 1612 года битвы в Москве с поляками и, наконец, с 26 августа 1831 года, когда граф Эриванский И. Ф. Паскевич «поверг к подножию царского престола обуреваемую мятежом Варшаву».

Почти половину издания «Повести» занял раздел «Дополнения», придавший книге харак­тер небольшого, но ценного справочника по истории Бородинской битвы. Сюда вошли под­робные росписи русских и французских войск, находившихся в сражении при Бородине, с указанием численности всех дивизий и кор­пусов, донесения М. И. Кутузова Александру I об окончании «кровопролитнейшей баталии», речь архиепископа Московского Августина на Бородинском поле 26 августа 1813 года. Из дру­гих военных источников здесь воспроизве­дены такие известные документы, как «Приказ Наполеона войскам 26 августа 1812 года» и «Изъяснение плана Бородинской битвы», составленное русским генералом от инфанте­рии Антуаном-Анри (Генрихом Вениаминови­чем) Жомини, в 1812 году воевавшем ещё на французской стороне.

В раздел «Дополнения» Полевой включил также подробное описание памятника, выпол­ненного по проекту А. Адамини и торжественно открытого на Бородинском поле в 27-ю годов­щину сражения 26 августа 1839 года. К этому дню по давнему желанию Д. В. Давыдова из име­ния Голицыных Сима Владимирской губернии было перенесено тело генерала П. И. Багратиона.

Вот как об этом событии писал в «Дополнениях» Полевой: «С берегов Клязьмы, где двадцать семь лет покоился прах его, любимому адъютанту его генерал-лейтенанту Д. В. Давыдову поручено перевезть на Бородинского поле гроб Баграти­она. Преждевременная смерть не допустила Давыдова воздать последний долг незабвенному начальнику. Дело, на него возложенное, испол­нено другими». В качестве документального источника об открытии памятника, совершав­шемся в присутствии императора Николая I, 150 тысяч солдат русской армии и 200 ветеранов Бородинского сражения, Полевой привёл мему­арное свидетельство В. А. Жуковского. Как вете­ран Бородина, Жуковский присутствовал 26 августа 1839 года на Бородинском поле и написал об этом дне возвышенный и одновре­менно элегический очерк: «Войска, видимые с вершины сего холма, представляли зрелище единственное: одним взглядом можно было оки­нуть 150-тысячную армию, сжатую в густые колонны, которые амфитеатром одна над дру­гой подымались. В средине такого чудного амфитеатра возвышался памятник, у подошвы коего, внутри ограды, были собраны все отстав­ные, некогда участвовавшие в славной битве, из разных мест собравшиеся на её праздник. Между ними особенно замечательны были инвалиды: кто с подвязанною рукой, кто с повязкою на голове, кто без обеих ног. Некоторые из них в ожидании торжества сидели на ступенях памят­ника, другие, положив на землю клюки, отды­хали у Багратионова гроба, и гроб его, один на земле Бородинской, величественно тихий, в виду армии нового поколения казался предста­вителем поколения прежнего, воины которого положили здесь свои головы». За рамками очерка осталось горькое наблюдение поэта, сохранив­шееся в одном из его писем: «Мне было жестоко больно, что ни одного из этих главных героев дня я после не встретил за нашим обедом. Они, почётные гости этого пира, были забыты».

В заключение своей книги Полевой хотел представить «очерки жизнеописаний четырёх русских героев, в чине гене­ральском павших на поле Бородин­ском». «К сожалению, – констатиро­вал автор, – мы не имеем сведений о двух братьях Тучковых и принуж­дены довольствоваться известиями только о Багратионе и Кутайсове». Приведённые биографии П. И. Багра­тиона и А. И. Кутайсова кратки. Они напоминают послужной список, и только поэтические строки Жуков­ского из «Певца в стане русских вои­нов», посвящённые этим двум про­славленным генералам, возвышают их образы над сухим перечислением чинов и наград. Вообще, Жуковский занимает очень важное место в «Повести о великой битве Боро­динской», ведь слова из его стихо­творного послания «Императору Александру»: «Холмы Бородина! Дымитесь жертвой славы!» – были выбраны Полевым в качестве эпи­графа к книге и вынесены на титуль­ный лист.

«Повесть о великой битве Боро­динской» – иллюстрированное издание. Фронтиспис его украшает изображение памятника на Бородинском поле. Так как памятник был уничтожен в 1932 году, то любое его изображение, как и опи­сание, не могли не учитываться при его восста­новлении в 1987 году. Текст книги сопрово­ждают литографированные портреты Наполе­она, М. И. Кутузова, М. Б. Барклая-де-Толли, вице-короля Италийского Евгения и П. И. Багра­тиона, выполненные художником К. Жуковским, а также подготовленный генералом А. Жомини «План Бородинской битвы». Особое благород­ство экземпляру, представленному в Библио­хронике, придают богатый цельнокожаный переплёт, тройной золотой обрез и чернильный владельческий штемпель, свидетельствующий о том, что эта книга находилась некогда в библиотеке директора Эрмитажа С. Н. Тройницкого.

Полевой Николай Алексеевич (1796–1846)

Повесть о великой битве Бородинской, бывшей 26-го августа 1812 года. Издание П. И. Мартынова. Санкт-Петербург: В типографии Департамента внешней торговли, 1844. 1 л. литографированный фронтиспис «Памятник на Бородинском поле», 1 л. титул, 192 с., 5 л. иллюстрации (литографированные портреты работы К. Жуковского), 1 л. раскладной «План Бородинской битвы» (иллюминованная от руки литография А. Радцига по рисунку А. Жомини). В цельнокожаном переплёте времени издания с золототиснёными геометриче­скими и орнаментальными рамками на крышках, с тиснённым золотом орнаментом в центре крышек и на корешке. Золототиснёные подвёртки. Печатные форзацы с растительным орнаментом. Тройной золотой обрез. 18х13 см; 23х23,5 (план). Цензурное разрешение от 18 июля 1844 года. На титульном л. владельческий штемпель синими чернилами: «Из собрания С. Н. Тройницкого. № 378».

Тройницкий Сергей Николаевич (1882–1948) – историк искусства, владелец типографии и издательства «Сириус», редактор-издатель журнала «Гербовед», хранитель (в 1918–1927 годах – директор) Эрмитажа, библиофил и собиратель экслибрисов. (Подробнее о нём см. первый выпуск Библиохроники.)