- В этом году не стало твоего отца. Как это случилось?

- Летом 52-го года мы с мамой и братом уехали отдыхать в Сухуми. Вдруг приходит телеграмма от бабушки, в которой сообщается о болезни отца: «Срочно вылетайте, положение серьезное». Мама улетела тут же, я - на следующий день. В метро на платформе встретил папиных друзей. «Держись, мальчик...», - сказали они, увидев меня. Папы в это время уже не было, он умер в Боткинской больнице. Увы, я опоздал на несколько часов. Потом мама сказала: он очень хотел меня видеть. Папе исполнилось всего сорок три: возможно, сказалось ранение 44-го года, тогда взрывом ему перебило позвоночник.

Первые строители метро. Отец (справа) и его коллега (30-е гг.)

Похоронили отца на небольшом кладбище «Арбатец», неподалеку от метро «Сокол», за Храмом Всех Святых во Всехсвятском. Он и сейчас там стоит. По легенде, в нем по пути из Петербурга в Москву останавливался Радищев. В начале 60-х годов кладбище ликвидировали, пришлось перенести прах на Лионозовское кладбище. Там же покоятся мама и бабушка.

Два раза в год - в день рождения отца 30 января и в день смерти 23 июля достаю из письменного стола его фотографию и вспоминаю далекие годы. Что такое строительство первых очередей московского метро, могут представить только участники. Но их, к сожалению, не осталось на свете. Работа по двенадцать-четырнадцать часов в сутки почти без выходных, запредельная ответственность, огромное напряжение - нервное и физическое. К тому же, на дворе, сам понимаешь, какие были времена...

Документ на право посещения

Прогоны между станциями в случае мелкого залегания прокладывали наружным способом, то есть вскрывалась мостовая, и в огромной траншее начинал создаваться туннель со всеми «принадлежностями». Так, в частности, прокладывалось метро под Остоженкой - тогда Метростроевской улицей. Отец часто брал меня на эти стройки, показывал и объяснял.

- Наверное, после его смерти для семьи настали тяжелые времена?

- Да, сразу. Во-первых, замолчал телефон: подавляющее число папиных друзей куда-то испарилось. Мама осталась одна. По ночам я часто слышал ее плач. Во-вторых, в нашу жизнь вошел ломбард. Ломбарды в те годы были весьма популярны. Кто-то сдавал украшения, а мы - предметы одежды. Чтобы занять очередь, я вставал в пять утра и с первым поездом метро отправлялся на Пушкинскую улицу, теперь она Большая Дмитровка, где в здании напротив Прокуратуры СССР на третьем этаже находилось закладное помещение. Вниз уходила крутая лестница, на ней стояла очередь, спускающаяся во двор. К семи подъезжала мама, оставив Игоря под присмотром соседей, а я мчался в институт. Нередко на наших глазах разыгрывались настоящие трагедии: кто-то не успевал в срок выкупить заложенные вещи, среди которых, конечно, были и дорогие, любимые. И когда люди узнавали, что их шубы, обувь или кольца накануне «реализованы» из-за просрочки, в зале прямо у приемного окошка раздавались вскрики и рыдания. Нам тоже довелось испытать такое потрясение. Однажды мама не сумела выкупить мои ботинки. До сих пор стыдно, что тогда ее упрекнул, ведь мама работала круглые сутки: после основной службы вечерами дома изготавливала булавки из пластмассы или печатала на машинке. На руках, как говорится, двое детей. Я ей безмерно благодарен: она настояла на том, чтобы сын получил дневное образование. Если бы я и учился, и работал, то при моем не очень могучем здоровье вряд ли бы выдержал.

- Твоя мама была мудрой и сильной женщиной. Ты радовал ее своими успехами в учебе?

- Старался радовать, как мог, хотя, повторяю, отличником не числился. Кстати, за шесть лет обучения пришлось сдавать множество экзаменов и зачетов. Если судить по зачетной книжке - сто восемь. Хотя почти сразу мы с моими одногруппниками обратили внимание: далеко не все изучаемые предметы имеют непосредственное отношение к нашей вполне конкретной специальности. Но так как, по моему глубокому убеждению, высшее образование - путь к самостоятельному мышлению на основе широкой «базы данных», можно в итоге считать: многое пригодилось.

Не забуду; как меня выгнали с лекции по марксизму-ленинизму. Преподаватель застукал за чтением книги Франца Меринга, которую я неосмотрительно разложил на коленях. Немецкий философ и историк не входил в число почитаемых в нашей стране ученых.

Церковь во Всехсвятском у метро «Сокол». На прилегающем погосте (кладбище «Арбатец») был первоначально захоронен отец