Я, Майя Плисецкая (1996 год)
«Третий акт, „черный", шел не так гладко. Технически он труднее и замысловатее. Самый вероломный кусок - сольная вариация. К этому моменту ты уже порядком подустала, выходишь на паузу в центре сцены. Яркий слепящий свет. На сцене ох как людно - и кордебалет, и миманс, и оттанцевавшие невесты, все действующие лица. Ты в центре внимания. Надо показать все, на что способна. Это словно экзамен, конкурс. Глаза труппы жгут вопросом - в какой балерина форме. Публика затаилась. Пора начинать...»
По собственным подсчетам Майи Михайловны Плисецкой (1925-1915), она станцевала «Лебединое озеро» более 800 раз. Феноменальное творческое долголетие балерины (на сцене она провела 60 лет, 50 из которых на сцене Большого театра) вместе с ее уникальной техникой, драматическим талантом, темпераментом и музыкальностью навсегда сделало имя Плисецкой легендарным. Одетта-Одиллия, Аврора, Кармен, Хозяйка Медной горы, Анна Каренина - сколько ролей и образов!
А началась театральная жизнь Майи с роли Русалки в самодеятельном спектакле. Первый успех вдохновил девочку, она беспрестанно танцевала, паясничала, лицедействовала, чем порядком изводила своих домашних. После премьеры родители убедились, что дочь нужно отдавать в хореографическое училище.
Мама Майи, Рахиль Михайловна Мессерер, была актрисой немого кино. Ее сестра Суламифь (Мита) и брат Асаф - танцорами Большого театра.
Отец Михаил Эммануилович занимался административной деятельностью. В мемуарах Майя Михайловна подчеркивала его принципиальность, честность. Вспоминала, как во время проживания на Шпицбергене (отец Майи был послан туда в командировку) норвежские власти прислали отцу под Рождество фанерный ящик, полный апельсинов. Михаил Эммануилович, не дав дочери насладиться фруктами, тотчас распорядился отнести ящик в шахтерскую столовую.
В 1934 г. Майя поступила в училище, на следующий год ее отца срочно вызвали в Москву. «Отец вдруг стал рассеянным, погруженным в себя». Однако вопреки его опасениям им дали новую квартиру, Михаила Эммануиловича определили на солидную должность, выделили ему персональную машину. А в конце 1936 г. исключили из партии.
В 1937 г. за несколько дней до Первомая он пришел домой радостный: ему выдали пригласительные на кремлевскую трибуну.
«Это было 30 апреля 1937 года. На рассвете, за несколько часов до Первомая, под самое утро, часов в пять, лестница заскрипела под чугунной тяжестью внезапных шагов. Отца пришли арестовывать. Эти аресты на рассвете теперь уже многократно описаны в литературе, сыграны в кино, на театральной сцене. Но прожить это самой, поверьте, очень страшно. Незнакомые люди. Грубость. Обыск. Весь дом вверх дном. Ревущая, цепляющаяся, беременная - с пузом, растрепанная мать. Надрывно кричащий, разбуженный, спросонья маленький братец. Одевающийся дрожащими руками, белый как снег отец. Ему неловко. Отрешенные лица соседей. Разухабистая понятая с зажженной папиросой в зубах дворничиха Варвара, не упускающая случая подольстить властям („скорее бы вас всех перестреляли, сволочи проклятые, враги народа!"). И я, одиннадцатилетняя, худосочная, напуганная, плохо понимающая, что, собственно, происходит, с арабесками и аттитюдами в детской башке. С десяток раз примерившая перед зеркалом свой новый первомайский наряд на Красную площадь, который предстояло надеть на себя через каких-то три-четыре часа. Надеющаяся, что это ненадолго, каких-то несколько дней, и жизнь вернется в привычное русло».
Но трагедия была неотвратима. Отца Майи расстреляли 7 января 1938 г. А в 1989 г. реабилитировали.
В начале марта 1938 г. арестовали и мать Майи. От нее требовали подтвердить, что муж ее участвовал в заговоре против Сталина, что он был диверсантом, шпионом и прочее. За отказ ей дали 8 лет тюрьмы. С грудным ребенком ее отправили в Акмолинский лагерь для жен изменников родины (Казахстан).
Майю забрала к себе Мита, а брата Алика - дядя Асаф. Майя не сразу поняла, что телеграммы «от мамы» посылала сама Мита. Точно так же делали сестры отца Майи, когда писали матери письма «от Миши».
Мать освободили в апреле 1941 г., а уже осенью вся семья отправилась в эвакуацию, в Свердловск, следуя ошибочному прогнозу Миты о маршруте эвакуации Большого театра. Театр был эвакуирован в Куйбышев, часть хореографического училища не уехала. Никаких условий продолжать занятия в Свердловске не было, и Майю начала охватывать паника: без тренировки и выступлений она могла потерять форму. И она вернулась в Москву тайком. В 1943 г. она сдала выпускной экзамен на отлично, и началась ее новая борьба. За место в жизни.
В Большой театр она поступила сразу после окончания Московского хореографического училища. Ее талант заметили еще там, однако первое время в театре ей пришлось выступать в кордебалете. В это же время ради тренировки и дополнительного заработка она много выступала на концертах в клубах. «Публика была замечательная. Плохо одетая, „отоваривавшаяся", евшая по карточкам, недоумытая, но жадная до малейшего проявления искусства, шедшего с убогой доморощенной сцены. В этих концертах и были мои первые „бисы" Лебедя. Публике я нравилась. Успех всегда был большой, хлопали долго и дружно».
Знаменитой Майя стала после премьеры «Раймонды», когда в журнале «Огонек» на одной странице с репортажем о победах футболистов московского «Динамо» в Англии были опубликованы ее фотографии. Через неделю после премьеры она получила целый ворох писем: признавались в любви, предлагали руку и сердце, просили денег взаймы.
Но ликование и восторг поклонников не разделяли многие коллеги. Ее имя не раз «красовалось» на доске позора в театре. «Неблагополучная биография, независимый характер, захлестывающая через край горячность», - как сама писала Майя, были тому причиной. Пропуски политчасов, отлынивание от диалектической учебы - было за что «разоблачать» Плисецкую.
«Не хочу быть рабыней. Не хочу, чтобы неведомые мне люди судьбу мою решали. Ошейника на шее не хочу. Клетки, пусть даже платиновой, не хочу. <...> Голову гнуть не хочу и не буду. Не для этого родилась...» За свою независимость Плисецкой приходилось платить.
В течение 6 лет ее не выпускали за рубеж. Она по-прежнему танцевала во всех спектаклях для почетных гостей, на приемах в посольствах ее неизменно приглашали на гастроли, но в самый последний момент перед зарубежными поездками ее имя исчезало из списка артистов. Часто ей казалось, что она на грани. Было больно и стыдно.
После очередного отказа она решила поставить вместе с оставшимися такими же невыездными танцорами «Лебединое озеро». Вся труппа рьяно взялась за дело. Плисецкая хотела показать всему миру, что она в прекрасной форме, что вопреки официальным объявлениям она осталась в Москве не из-за болезни. Спектакль имел ошеломительный успех. «Шквал. Шторм. Извержение Везувия». После каждого акта овация. Особо рьяных поклонников после спектакля ожидали допросы.
В 1959 г. она наконец-то вылетела в США. Рецензия на ее первый спектакль в «Метрополитен» начиналась со слов «SPASIBO NIKITA SERGEEVITCH!»
Почему же она не уехала из СССР? В книге «Я, Майя Плисецкая» первой причиной она называет страх - страх того, что могли убить. Положение примы в театре тоже сыграло свою роль. Она любила Большой театр, его сцену. «Каждая дощечка, каждая щербинка была мной освоена, обтанцована. Сцена Большого вселяла в меня чувство защищенности, домашнего очага. Я, словно футболист, лучше играла и любила играть на своем поле...» Не уехала еще и потому, что было стыдно перед теми людьми, которые поверили ей. Даже перед Н.С. Хрущевым.
Не могла она уехать из России еще и потому, что понимала - без России не сможет ее самый близкий человек Р.К. Щедрин. Вместе они прожили 57 лет. На вопросы, как им удается быть так долго вместе, они отвечали, что им никогда не было скучно друг с другом. Детей у супругов не было. Как-то Майя Михайловна на вопрос журналиста, не жалеет ли она об этом, ответила: «Семей с детьми много, Майя - одна».
Плисецкая Майя Михайловна (1925-1915). Я, Майя Плисецкая. Москва: Новости, 1996.496 с., ил.