-В августе 68-го войска стран Варшавского договора вошли в Чехословакию. Наступил конец так называемой Пражской весны...

- Непонятное для большинства моих сограждан событие. К тому же через несколько дней на Красной площади арестовали группу людей, выступивших против ввода танков в Праге. Позже стали известны имена Натальи Горбаневской, Людмилы Богораз, Владимира Делоне и других смельчаков, устроивших протестную демонстрацию. Начались судебные процессы, о них многие узнавали из передач «Голоса Америки».

- 23 августа Евгений Евтушенко, потрясенный событиями в Праге, написал пронзительные, резкие строки:

Танки идут но Праге в закатной крови рассвета.
Танки идут но правде, которая не газета...

Стихотворение быстро распространилось в самиздате, а опубликовали его, между прочим, только в 89-м году... Как в твоей кругу восприняли произошедшее 21 августа в Чехословакии?

- Понимаешь, мое поколение еще остро ощущало войну, и любое вооруженное вмешательство, тем более с человеческими жертвами, вызывало по меньшей мере настороженность. Да, власти объясняли: применение оружия оправданно с политической точки зрения, но никакое насилие не может вызвать положительных эмоций. Это внушало серьезную тревогу, и мы чувствовали, что живем в преддверии серьезных политических катаклизмов.

- Еще одно трагическое событие 68-го года - гибель первого космонавта Юрия Гагарина, повергшая в шок миллионы людей. А точка в расследовании катастрофы так и не поставлена. Знаю о ситуации, поскольку как журналист общался с экспертами по тому громкому делу.

- Гагарин поразил мир и уникальным подвигом, и личным обаянием. Для всех землян он стал образцом советского человека - героем космоса, мужественным летчиком, отцом семейства, привлекательным мужчиной, наконец. Когда он погиб, сообщили о технической неисправности самолета, потом появились другие версии. Неясности остаются до сих пор. Хотя по большому счету, какая теперь разница? Не уберегли... Было еще одно обстоятельство, усиливающее горечь утраты. Специфика работы нашей фирмы заключалась в том, что мы, особенно на испытаниях наших «изделий», постоянно сотрудничали с летчиками-истребителями. А именно из них в те годы преимущественно готовились кадры космонавтов. Эта идея Сергея Павловича Королева. С некоторыми из космонавтов я был знаком, к примеру, с Георгием Тимофеевичем Береговым.

- Вспоминая буй год, ты рассказал о судьбоносной встрече в проезде Художественного театра с торговцем книг, у которого приобрел Пушкина в издании Брокгауза и Ефрона. Именно тогда ты и начал собирать библиотеку?

- Примерно так. Вскоре после этого случая в книжном магазине ко мне подошел незнакомец и по-свойски пожурил: «Зачем же ты купил такую рванину, да еще и пять томов вместо шести?» Человек оказался известным в Москве книжником, а ему поведал о том инциденте сам хитроумный продавец. В ту пору я уже погрузился в бездонный увлекательный мир собирательства.

- Интересно, на какую тематику ты подсел? Многие коллекционеры имеют свою нишу - военная тепа, мемуары, поэзия и так далее...

- Принцип был довольно простым: меня интересовали просто «хорошие книги». Хотя до сих пор не могу дать точного определения такому понятию. У хорошей книги, особенно антикварной, есть конкретные признаки. Прежде всего важны автор и содержание, безупречное, желательно «девственное» состояние, родная обложка, конечно же, год выхода, издательство, тираж. И еще: уникальность (редкость), маргиналии, идеально - более или менее убедительный провенанс (история, источник) и так далее... Но самое главное: книга должна тебе нравиться, как женщина: за все вместе и за отдельные качества! И еще: берешь книгу в руки и не можешь с ней расстаться. Это и есть главный критерий! Я не углублялся в какую-то одну тему, скажем, детские сборники, мемуары, путешествия, история России или Москвы, как поступают некоторые собиратели. Например, когда я с тобой познакомился много лет назад, ты собирал первые издания поэтов. Я понял: ты человек, приобретающий редкости для того, чтобы их держать в руках, чтобы они стояли у тебя на полке, чтобы ты мог о них писать и рассказывать... Такая позиция мне импонирует. Но мотивы у собирателей бывают разные - я далек от резонерства, а тем более от осуждения. Отношусь к книгам, как к живым существам, в которых ощущаю дыхание ушедших эпох.

- Ты азартный человек?

- Пожалуй, да. Неуправляемый. Беспредельно азартный, пожалуй, только в шахматах. Поскольку шахматы - игра ума, проигрыш сильно задевает. Вообще я считаю: любой человек в той или иной мере авантюрист, ведь на каждом шагу он принимает какое-либо решение, не зная о последствиях. Женитьба - авантюра. Банальный переход улицы – тоже авантюра, ведь мы не знаем точно, чем это закончится, и постоянно рискуем...

- Мне кажется, библиофил, одержимый страстью, может отдать любые деньги за вожделенную редкую книгу, не задумываясь, чем будет питаться семья.

- Про себя такое не скажу. Стараюсь безрассудно не поступать. Может быть, из-за нужды, которую мы с мамой и младшим братом испытали в начале 50-х годов после смерти отца. Если на чаше весов находятся спокойствие и благополучие близких, я не имею права на свои прихоти. Клубника для сына всегда была важнее любой редкой книги.

- Не каждый коллекционер похвастается таким ответственным отношением к семье...

- Я просто помнил мамины ночные слезы, когда у нас не хватало на хлеб или она не могла выкупить в срок из ломбарда заложенные вещи, к примеру, мои ботинки. Поэтому старался не допустить, чтобы родные люди в чем-то нуждались. Тем более по моей вине. Если получал премию и знал, что дома все в порядке с материальной точки зрения, покупал необходимую книгу.