- Помнишь ли свои первые книжки? Кто их тебе читал?
- По рассказам мамы и бабушки, они стали читать мне книги в три года. Каждый вечер! Но бабушка, хоть и врач-педиатр, с детской педагогикой, наверное, не дружила. Поэтому и в три года, и в четыре, и в пять, и в шесть лет, к моему ужасу, читала мне на ночь «Вия» Гоголя, наверное, ее любимого писателя, ведь она жила на Украине. До сих пор хорошо представляю свиное рыло, влезающее в форточку. Может быть, она специально выискивала такие ужастики, чтобы закалить мою детскую психику?
По-видимому, Гоголь был «ушиблен» мистикой, чертовщиной. Такому обстоятельству могла содействовать его служба в 1831 году в доме князей Васильчиковых, наследник которых оказался, мягко говоря, не в себе. С ним-то целыми днями и возился Николай Васильевич. Творил же только вечерами и ночами при свечах. Вот откуда, вероятно, появились его «Страшная месть», «Вечер накануне Ивана Купалы», «Ночь перед Рождеством», «Майская ночь, или Утопленница»...
Особенный ужас на меня навевали иллюстрации к «Тарасу Бульбе». Там, где отец стоит с ружьем и готовится убить красавца-сына Андрiя. Да, именно Андрiя, а не Андрея, как в русском правописании. Буква «i» с точкой в тексте и страшная иллюстрация в толстом томе полного собрания сочинений Гоголя издания товарищества Вольф 1914 года, где грозный Тарас Бульба говорит любимому сыну: «Стой и не шевелись! Я тебя породил, я тебя и убью!», засели в моей детской памяти на долгие годы. Двойственность человеческой натуры, противостояние и душевный разлад, несправедливость реальности и одновременно чувство долга - вот совокупность ощущений, возникающих по сей день при взгляде на «страшную» картину.
Кроме Гоголя, читали «Маленького лорда Фаунтлероя», приключения Тома Сойера и Гекльберри Финна, много других книжек...
В семье был культ Пушкина, Лермонтова, Вальтера Скотта, Майн Рида. После «зеленого дуба у Лукоморья» я влюбился в «Графа Нулина». По сей день кажутся очаровательным приговором фарисейству запомнившиеся стихи:
Когда коляска ускакала,
Жена все мужу рассказала
И подвиг графа моего
Всему соседству описала.
Но кто же более всего
С Натальей Павловной смеялся?
Не угадать вам. - Почему ж?
Муж? - Как не так. Совсем не муж.
Он очень этим оскорблялся,
Он говорил, что граф дурак,
Молокосос; что если так,
То графа он визжать заставит,
Что псами он его затравит.
Смеялся Лидин, их сосед,
Помещик двадцати трех лет.
Теперь мы можем справедливо
Сказать, что в наши времена
Супругу верная жена,
Друзья мои, совсем не диво.
- А как же русские сказки?
- Это особый разговор. В них, с моей точки зрения, часто культивируется эдакий «халявный» подход к делу: Емеля сидит на печи и приезжает на ней во дворец, Иван-царевич случайно попадает стрелой в лягушку и получает в награду очаровательную невесту-царевну. А Иванушка-дурачок представляется самым преуспевающим и удачливым малым. Сварливой старухе что потребовалось? Стать ни больше ни меньше «владычицей морскою»! Обычной боярыней быть ей показалось мало! А в итоге? Доигралась -вернулась к своему разбитому корыту! Поучительная история... А что же Емеля с его «по щучьему велению, по моему хотению»? От каждого по способностям, каждому - по потребностям? Постулат несбывшегося и несбыточного человеческого общества?
Почему-то в сказках Перро, братьев Гримм, Андерсена - иначе. Мальчик-с-пальчик, чтоб выбраться из леса, проделывает огромную работу: набирает полные карманы камушков, а Золушка, прежде чем обрести статус суженой принца, проходит через тяжкие испытания изнурительным, непосильным трудом и унизительным отношением мачехи и ее дочерей. Из наших сказок в этот ряд, пожалуй, можно поставить только сказки Бажова.
Что безусловно привлекает в ярких русских образах и оправдывает существование жизнерадостных, но не очень трудолюбивых персонажей? Доброта и великодушие, беззлобность и широта натуры. И, конечно, безудержная смелость, находчивость и остроумие. Хочется верить, что главными героями для наших детишек остаются все же Василиса Премудрая и храбрый Иван-Царевич.