- В 51-м году ты окончил десятый класс и поступил в Московский авиационный институт имени Серго Орджоникидзе на факультет № 3 Вооружение самолетов». Сложно было попасть в такой серьезный вуз?

- Думаю, непросто. Я же с серебряной медалью поступил без особого труда. Потребовалось пройти только несложное собеседование. Выйдя из приемной комиссии, позвонил отцу. Он очень обрадовался. А я почему-то не очень: понимал, наверное, что детство кончилось и наступает другая, уже почти взрослая жизнь. Но впереди - месяц свободы, и я решил отправиться на море - в Лазаревское. Места изумительные, к тому же недалеко Сухуми, а там - единственный в Советском Союзе обезьяний питомник. С интересом наблюдал за повадками, нравами, обычаями, организацией жизни человекоподобных наших братьев и сестер. Им, бедным, приходилось нелегко - хоть и на свежем воздухе, но в клетках - ни побегать, ни порезвиться... Ко всему прочему, мучительные медицинские эксперименты, порой довольно жестокие...

- Ну, а в сентябре за учебу?

- Да, конечно, куда деваться... Замечу, одновременно со мной в институте учились Майя Кристалинская и Элем Климов. Будущий известный режиссер - на «самолетном» факультете, а будущая популярная певица - на экономическом. С Элемом мы два раза попадали в военные лагеря, один из них в гарнизоне Мигалово под Калинином. Между прочим, Климов ушел после пятого курса, как говорится, с диплома, не окончив институт. На такое решится не каждый. Мне же не хватило духа сделать то же самое. Если честно, инженерное дело, как я теперь, оглядываясь, понимаю, по большому счету - не мое призвание. Но в тех условиях, в каких мы существовали, - многонаселенные коммунальные квартиры, не слишком сытная еда - трудно было, так сказать, прыгнуть в сторону, резко поменять вектор жизни. Склоняю перед Климовым голову: я пошел по пути, по которому вела меня жизнь, он же - поперек. Да, я стал доктором наук, профессором, автором научных трудов, и даже академиком новоявленных в последнее тридцатилетие академий, но все это не приносило особого внутреннего удовлетворения. Значительно большую радость испытываю от проекта «Библиохроника». По крайней мере, надеюсь, эти книги привлекут внимание следующих поколений.

Учился я сносно, хотя испытывал неприязнь к целому ряду предметов, не имевших прямого отношения к моей специальности, - например, к «Теории машин и механизмов», «Допуску и посадкам», сопромату. Не ладил с марксизмом-ленинизмом, тяжело давалось черчение. Но я пытался преодолевать трудности. Немалую часть времени отдавал спорту и самодеятельности: в те годы во многих институтах - МИИТе, МЭИ, МГУ функционировали театральные кружки, из них, кстати, вышли многие известные актеры и режиссеры. Хочу отметить, что почти сразу же после начала учебы, когда группа разместилась в аудитории на лекциях (новое ощущение: вместо парт - столы), начали формироваться некие общности - то ли в результате пересудов в туалете на переменах (курили почти все), то ли по интересам (преферанс, спорт, туризм, прочитанные книги), то ли по неожиданно возникавшим симпатиям. В принципе это и неважно. Главное, люди тянулись друг к другу. У некоторых связь продолжалась долгие годы, другие впоследствии разошлись по доброй воле, или жизнь разметала.

На первой зимней сессии получил три тройки. В случае одной двойки вышибали из института без права пересдачи. Почему-то наших двоечников переводили в Тимирязевскую академию. Наверное, там был недобор...

Стипендию получал обычную, но достаточно высокую, порядка сорока рублей, а отличникам в МАИ платили шестьдесят - по тем временам весьма приличные деньги. Пирожок с повидлом, например, стоил пять копеек.

- Как тратил кровные?

- Маме отдавал. От стипендии оставлял себе рублей десять.

- Книжки покупал?

- Да, но о собирательстве и не помышлял. Приобретал лишь интересную литературу для чтения. Материальное положение семьи было таково, что много книг покупать не мог. Но все же в нашей коммунальной квартире, по договоренности с соседями, мама организовала небольшой книжный шкафчик, ставший общедоступным. Там стояли тома русской классики в красивых переплетах, на которые мама не жалела денег из своих скудных средств: Гоголь, Толстой, Пушкин, Лермонтов, Тургенев, Гончаров. Неоднократно я перечитывал «Накануне», «Дворянское гнездо», «Отцы и дети», «Обрыв». Вероятно, содержание этих романов соответствовало моим подростковым мироощущениям. Что греха таить: зачитывал до дыр и «Крейцерову сонату» Льва Толстого, и «Милого друга» Мопассана. А мои антикварно-книжные пристрастия начали формироваться значительно позже, только к 65-му году, когда защитил кандидатскую диссертацию и начал получать аж 250 рублей в месяц.

- Чем занимался отец, вернувшись из Германии?

- В конце сороковых его командировали на строительство первой очереди бакинского метро. Мама с Игорьком на полтора-два месяца уезжали к нему. Я же оставался в Москве с бабушкой. Время проводил отменно: в моем распоряжении находились два мотоцикла - двухцилиндровый «Harley-Davidson» 1942 года выпуска, видимо, оказавшийся в Советском Союзе по ленд-лизу, и английский одноцилиндровый «BSA». Оба мощные, четырехтактные, в выхлопе никаких сизых оттенков, а звук двигателя - ритмичный и приглушенный. Оба «коня» красивые, исправные, надежные, послушные. Рисковые подруги охотно садились сзади, пригнувшись к спине «всадника».

Мама с братом Игорьком в Баку, где в это время работал отец. 1951 г.

«Харлей-Дэвидсон» тех далеких времен - особая песня. Владельцем его я стал в 51-м году, получив права. Этот мотоцикл изначально проектировался и создавался для нужд американских военных и полицейских. И его основные преимущества заключались в нескольких конструктивных особенностях. Во-первых, огромная мощность в «лошадиных силах» на единицу веса. А масса внушительная - более двухсот килограммов. Во-вторых, для удобства основное сиденье, снабженное гидравлической подвеской, расположено так, что угол между продольной осью мотоцикла и наклоном спины сидящего - тупой, то есть тот мог откинуться слегка назад. Это не только позволяло ощущать скорость набегающего потока, но и использовать, например, полицейскому правую руку для стрельбы. Но для эксплуатации в «мирных условиях» имелось одно серьезное неудобство - отсутствовало заднее сиденье для второго пассажира. Приходилось веревками или ремнями привязывать что-нибудь вроде подушки. Девушки чувствовали себя некомфортно.

- Думаю, нынешним байкерам было бы интересно почитать твой «мемуар» ...