Избранные жизнеописания славных мужей (1813 год); Избранные жизнеописания славных мужей (1814-1821 годы)
Плутарх
Если бы можно было составить «шорт-лист» европейского читателя конца XVIII-начала XIX столетия, то одно из первых мест в нём занял бы Плутарх - древнегреческий философ, историк и писатель. А из более чем двухсот сочинений Плутарха самыми востребованными, вне всякого сомнения, оказались бы его «Сравнительные жизнеописания» - биографии знаменитых греков и римлян. И дело здесь не только в научной ценности и литературных достоинствах труда великого уроженца древней Беотии. Героика античности была созвучна европейцам Века Просвещения и эпохи наполеоновских войн. Времена, когда людям постоянно требовалось рисковать, а то и жертвовать жизнью за сословные принципы, политические убеждения или интересы своей страны, нуждались в высоких примерах. И здесь Плутарх оказался незаменим...
Известно, что в юности Плутархом увлекался Наполеон. Согласно свидетельствам его соучеников по Бриеннскому училищу, из всех древних и новых авторов он выделял тогда Плутарха и Полибия. В 1786 году, собираясь в поездку домой на Корсику, семнадцатилетний Буонапарте вместе с самым необходимым взял с собой сочинения Плутарха. Сохранились его тетради с конспектами трудов Плутарха, где выписки из историка чередуются с замечаниями и размышлениями самого Наполеона.
Плутарха любил читать А. В. Суворов. Популярный литератор Н. А. Полевой, на основе многочисленных мемуаров составивший «Историю князя Италийского, графа Суворова-Рымникского» (1843), писал: «Во всю жизнь чтение было его ежедневным отрадным занятием, даже в походах и в дни битв. История, философия, математика развили и образовали его понятия. Плутарх, Корнелий Непот, Роллен, Гибнер, Лейбниц, Вольф были его любимыми собеседниками в юных летах... Тщательно изучал он военную историю. Юлий Цезарь сменял у него Плутарха».
Вообще чтение Плутарха являлось занятием для военной среды привычным. По словам поэта и военного литератора Ф. Н. Глинки, несколько лет служившего адъютантом знаменитого генерала М. А. Милорадовича, даже тот, не отличавшийся особенной учёностью, отдавал дань трудам греческого историка. Глинка вспоминал: «Генерал Милорадович... [неоднократно] перечитывал Плутарха. Он встречается с великими людьми его, как с давними знакомцами, и много занимается их делами и участию. "Найди мне, - сказал он однажды, - хотя несколько великих полководцев, которым бы отдали полную справедливость прежде смерти и которые умерли бы без огорчений, довольные жизнью и судьбою своею!"»
Впрочем, в начале XIX века Плутарх входил в «обязательную программу» каждого образованного человека - от мала до велика. Так известно, что незадолго до наполеоновского нашествия им зачитывался совсем ещё юный Пушкин. По свидетельству сестры поэта, О. С. Павлищевой, в детские годы «учился Александр Сергеевич лениво, но рано обнаружил охоту к чтению и уже девяти лет любил читать Плутарха».
Трагические, но полные примеров высокого самопожертвования испытания 1812 года ещё более сблизили русское общество и великих героев древности. Упоминания о Перикле, Алкивиаде или Юлии Цезаре стали обычным явлением не только в газетных или журнальных статьях, но и в письмах из действующей армии, в дневниковых записях и даже в девичьих альбомчиках. Одним из излюбленных сюжетов отечественных периодических изданий долгое время оставалась история Русского Сцеволы, крестьянина, насильно взятого в обоз французской армии и отрубившего топором руку, на которой было выжжено клеймо с именем Наполеона. Впоследствии стало известно, что несколько литераторов, сотрудничавших с «патриотическим» журналом «Сын отечества», под влиянием Плутарха выдумали этот рассказ для «возбуждения ненависти и презрения к французам». (Подробнее об этом см.: Ильин-Томич А. Кто придумал Русского Сцеволу?: К истории патриотического мифа // Родина. 1992. № № 6-7).
Другим «общим» местом для образованной части русского общества в то время стало опять-таки навеянное Плутархом сравнение М. И. Кутузова с древнеримским полководцем Фабием Максимом, имевшим прозвище Кунктатор (от латинского глагола cunctare — медлить). Характеризуя Фабия, Плутарх писал: «Он пребывал в покое, когда неприятели стояли. Когда они двигались, высотами обходил их и показывался им в таком расстоянии, чтобы не быть принуждённу сразиться с ними против воли и дабы сей медлительностью наводить на них страх, что хочет с ними сразиться. Таким образом длил он время, но за то всеми был презираем, в войске поносили его, самые неприятели почитали его человеком робким и ничего не значащим. Один Аннибал был противного о нём мнения. Он один познал его глубокомыслие и способ, которым намеревался вести войну, и решился какою бы то ни было хитростью и силою принудить его дать сражение, без чего, как был он уверен, карфагеняне совершенно бы погибли... Употребляя всевозможные военные хитрости, все виды борьбы, подобно искусному бойцу, ища места его схватить, нападал на него, беспокоил, заставлял переменять место, дабы принудить его отстать от своей предосторожности. Фабий, быв уверен в пользе своих предначертаний, пребывал в них твёрд и непреклонен». Нужно ли говорить, сколь эта политика Фабия напоминала русскому читателю тактику М. И. Кутузова в 1812 году?! Е. Б. Фукс, директор походной канцелярии полководца, писал, сравнивая его с Суворовым: «Один быстр, как Цезарь, другой медлен, как Фабий. Быстрота, глазомер, натиск - тактика нашего Цезаря. Спеши медленно - нашего Фабия».
Как известно, в июле 1774 года под Алуштой Кутузов получил тяжёлое ранение: турецкая пуля попала в левый висок и вышла у правого глаза, который вследствие этого немного перекосило, и он стал хуже видеть. Это дало современникам повод сравнивать Кутузова с другим древнеримским военачальником - Квинтом Серторием, прославившимся походами против кимвров, тевтонов, марсов и в одной из битв потерявшим глаз. Плутарх отмечал: «Самые воинственные полководцы, произведшие великие дела хитростью и силою ума, были одно-окие. Таковы Филипп, Антигон, Аннибал и Серторий, которого жизнь описываю... Достигши достоинства полководца, он не оставил смелости, приличной простому воину. Он производил удивительные дела собственными руками, подвергал себя великим опасностям, не щадя жизни своей, и сие было причиною того, что он лишился одного глаза. Сей потерею он гордился и говорил: "Другие не всегда могут носить на себе знаки отличных дел своих. Они должны слагать венцы, брони и копья. Знаки моей храбрости всегда при мне: кто видит мою потерю, тот в то же время видит и моё мужество"».
Кстати, в Англии с Серторием сравнивали героя Трафальгара знаменитого адмирала Горацио Нельсона (1758-1805), который, подобно Кутузову, после ранения частично потерял зрение в правом глазу.
Столь высокий, говоря современным языком, «индекс цитируемости» неизбежно должен был подтолкнуть книгоиздателей. И те не заставили себя ждать. В начале 1813 года в ряде книг, только что вышедших из печати (см., например, настоящий выпуск Библиохроники: Эрнст фон Пфуль. Обратный поход французов из России в 1812 году), можно было найти рекламу нового перевода на русский язык «Избранных жизнеописаний» Плутарха. На трёх страницах рекламного проспекта подробно рассказывалось о достоинствах издания: «По мнению учёных всех народов и времён, Плутарховы "Сравнительные жизнеописания славных мужей" есть важнейшее и превосходнейшее творение, способствующее к образованию людей, готовящихся к общественной и частной жизни. Великий Плутарх в описаниях не употребляет лести, он судит о вещах обыкновенно по настоящей их цене, хвалит или порицает одни токмо деяния. Таким точно образом надлежит описывать людей. Сей историк-нравоучитель знает их совершенно. Одного философа спросили: "Какое сочинение из всей древности желал бы он сохранить, если б только одному из оных уцелеть надлежало?" - "Плутарховы сравнительные жизнеописания великих мужей", -ответствовал он. Описания важнейших происшествий сего знаменитого писателя не уступают в живости и красках Тациту и Титу Ливию. Слог Плутарха чист, выразителен, обилен и возвышен. Сравнения, объяснения и рассуждения в повествованиях придают много приятности сему сочинению. Русский переводчик сколько возможно старался сохранить красоты подлинника... Можно надеяться, что полезная для всех книга сия будет принята и в России почтеннейшей публикой и всеми любителями словесности с благосклонностью».
Автором перевода был Спиридон Юрьевич Дестунис. Грек по национальности, он родился в 1782 году в небольшом городке Ассо, на острове Кефалония (Корфу). Обучался дома, затем в Московском университетском пансионе. В 1802 году поступил в московский архив Коллегии иностранных дел, однако через несколько лет переехал в Петербург, где продолжил службу при Министерстве иностранных дел. Тогда же в часы досуга занялся переводом Плутарха. К весне 1812 года монументальный труд был закончен. В награду переводчик получил от императора Александра I две тысячи десятин земли. В дальнейшем Дестунис составлял эллино-русский лексикон, который получил одобрение Министерства народного просвещения, но по разным причинам не был напечатан. В 1818 году Спиридона Юрьевича отправили генеральным консулом в Смирну (ныне турецкий Измир), однако он вынужден был покинуть её, когда в городе вспыхнуло восстание. После этого жил сначала на Ионических островах, затем в Венеции. В 1826 году был вызван в Петербург, где в 1848 году умер от холеры. До конца жизни много занимался переводами, сотрудничал с «Журналом Министерства народного просвещения». Главный труд Дестуниса - «Византийские историки» (Санкт-Петербург, 1860) - вышел через двенадцать лет после его смерти.
Однако сам Спиридон Юрьевич более других своих работ ценил перевод Плутарха. Через год после выхода первого двухтомного издания он приступил ко второму, состоявшему уже из тринадцати томов и растянувшемуся на восемь лет. В предисловии, адресованном российскому императору, он напрямую связывал возросший читательский интерес к Плутарху с событиями Отечественной войны 1812 года и ещё не завершённых в то время Заграничных походов: «В преславное царствование Вашего Императорского Величества, в которое Россия твёрдостью духа, мужеством и великодушием Вашим достигла той степени величия и славы, до которых ни один народ в мире не достигал, при громе оружий, в недрах Отечества процветают науки и древняя словесность, источник чистейших познаний, более и более распространяется... В кругу просвещённых и благовоспитанных людей мало таких, кои бы не читали сочинений Плутарха или, по крайней мере, не имели бы достаточного о них понятия... Семнадцать веков уже протекло после Плутарха. Нравы, образ правления, народные мнения, самая религия народов претерпели важные перемены, между тем как Плутарх, кажется, писал для нас. Древность оставила нам много других великолепных и удивления достойных памятников философии в сочинениях великих писателей, но ни одного из них нет столь близкого к образу мыслей наших времён, сколь близки творения мудреца Херонейского».
«Жизнеописания» Плутарха в переводе Дестуниса высоко ценились современниками. Можно с большой долей вероятности предположить, что именно их вспоминал Николенька Болконский в эпилоге «Войны и мира», представляя себя в шлеме, похожем на те, в каких изображались плутарховские герои на гравированных иллюстрациях к изданию 1814-1821 годов: «Николенька, только что проснувшись, в холодном поту, с широко раскрытыми глазами, сидел на своей постели и смотрел перед собой. Страшный сон разбудил его. Он видел во сне себя и Пьера в касках — таких, которые были нарисованы в издании Плутарха. Они с дядей Пьером шли впереди огромного войска. Войско это было составлено из белых косых линий, наполнявших воздух подобно тем паутинам, которые летают осенью. Впереди была слава, такая же, как и эти нити, но только несколько плотнее. Они — он и Пьер — неслись легко и радостно всё ближе и ближе к цели. Вдруг нити, которые двигали их, стали ослабевать, путаться. Стало тяжело... Николенька оглянулся на Пьера; но Пьера уже не было. Пьер был отец - князь Андрей, и отец не имел образа и формы, но он был, и, видя его, Николенька почувствовал слабость любви, он почувствовал себя бессильным, бескостным и жидким. Отец ласкал и жалел его... Он проснулся. "Отец, -думал он, - отец был со мною и ласкал меня. Он одобрял меня, он одобрял дядю Пьера. Муций Сцевола сжёг свою руку. Но отчего же и у меня в жизни не будет того же? Я знаю, они хотят, чтобы я учился. И я буду учиться.
Но когда-нибудь я перестану. И тогда я сделаю. Я только об одном прошу Бога: чтобы было со мною то, что было с людьми Плутарха, и я сделаю то же. Я сделаю лучше. Все узнают, все полюбят меня, все восхитятся мною". И вдруг Николенька почувствовал рыдания, захватившие его грудь, и заплакал».
Что касается Наполеона, то ему пришлось вспомнить Плутарха и его героев в самые горькие минуты своей жизни. В 1815 году, потерпев поражение в битве при Ватерлоо и решив сдаться своим заклятым врагам-англичанам, он в письме к принцу-регенту сравнил себя с Фемистоклом, бежавшим из Афин к былым противникам-персам. Поверженный император писал: «Я закончил своё политическое поприще. Я решаюсь, как Фемистокл, укрыться под кров английского народа. Прибегаю под защиту его законов, прося о ней Ваше Высочество, моего сильнейшего, постоянного и великодушнейшего врага».
Плутарх (Plutarchus; около 45 - около 127)
Плутарховы избранные жизнеописания славных мужей. С гравированными их портретами. Перевод с греческого подлинника. [В 2-х т.] В Санкт-Петербурге: В типографии Императорского театра, 1813. Т. 1. 1 л. титульный, 1 л. фронтиспис - иллюминованная акварелью гравюра «Плутарх, описывающий деяния славных мужей», [3], 431 с., 3 л. иллюстраций - иллюминованные акварелью гравированные портреты Плутарха, Алкивиада, Кориолана. T. 2. [3], 320 с., 3 л. иллюстраций - иллюминованные акварелью гравированные портреты Кимона, Лукулла, Аристида. В двух цельнокожаных переплётах времени издания, с золототиснёными орнаментом и заглавием на корешках. 21,4х12,7см. Цензурные разрешения: т. т. 1, 2 - от 28 февраля 1813 года. Иллюстрации - гравюры пунктиром. В небольшой части тиража, к которой относится описываемый экземпляр, крашены акварелью.
Плутарховы сравнительные жизнеописания славных мужей. Перевёл с греческого Спиридон Дестунис. С историческими и критическими примечаниями, с географическими картами и изображениями славных мужей. Печатано по Высочайшему повелению. [В 13 ч.] Санкт-Петербург, 1814-1821.
Ч. 1. В Императорской типографии, 1814. 1 л. титульный, 1 л. посвящение императору Александру I, [4], LXXVI, 360, [2] с., 4 л. иллюстраций - гравированные портреты Тезея, Ромула, Ликурга, Нумы Помпилия. Содержание: Тезей. Ромул. Ликург. Нума. Цензурное разрешение от 30 апреля 1812 года.
Ч. 2. В Типографии В. Плавильщикова, 1815. 1 л. титульный, [1], 342, [1] с., 3 л. иллюстраций - гравированные портреты Солона, Фемистокла и Камилла. Содержание: Солон. Публикола. Фемистокл. Камилл. Цензурное разрешение от 21 сентября 1814 года. Ч. 3. В Типографии В. Плавильщикова, 1815. 1 л. титульный, [1], 384 с., 1 л. иллюстрация - гравированный портрет Перикла. Содержание: Перикл. Фабий Максим. Алкивиад. Кориолан. Цензурное разрешение от 20 декабря 1814 года. Ч. 4. При Академии Наук, 1816. 1 л. титульный, [1], 406 с., 1 л. иллюстрация - гравированный портрет Марцелла. Содержание: Тимолеон. Павл Эмилий. Пелопид. Марцелл. Цензурное разрешение от 4 февраля 1816 года.
Ч. 5. При Академии Наук, 1817. 1 л. титульный, [1], 362 с., 1 л. иллюстрация - гравированный портрет Катона. Содержание: Аристид. Катон. Фелопемен. Тит Фламинин. Цензурное разрешение от 15 марта 1817 года.
Ч. 6. При Академии Наук, 1818. 1 л. титульный, [1], 456 е., 1 л. иллюстрация - гравированный портрет Пирра. Содержание: Пирр. Гай Марий. Лисандр. Сулла. Цензурное разрешение от 9 марта 1817 года.
Ч. 7. При Штабе Гвардейского корпуса, 1821. 1 л. титульный, 446, [1] е., 3 л. иллюстраций - гравированные портреты Митридата, Еврипида, Арсака Орода. Содержание: Кимон. Лукулл. Никиас. Марк Красс. Цензурное разрешение от 30 апреля 1818 года. Ч. 8. При Штабе Гвардейского корпуса, 1821. 1 л. титульный, [1], 483 е., 1 л. иллюстрация - гравированный портрет Помпея. Содержание: Серторий. Эвмен. Агессилай. Помпей. Цензурное разрешение от 18 мая 1818 года.
Ч. 9. При Штабе Гвардейского корпуса, 1820. 1 л. титульный, [1], 390 е., 1 л. иллюстрация - гравированный портрет Александра Македонского, 4 л. гравированных карт - Римская империя, Древняя Италия, Древняя Греция, Древняя Малая Азия. Содержание: Александр. Юлий Кесарь. Цензурное разрешение от 18 июля 1819 года.
Ч. 10. При Штабе Гвардейского корпуса, 1820. 1 л. титульный, [1], 371 е., 1 л. иллюстрация - гравированный портрет Птолемея Филадельфа. Содержание: Фокион. Катон-младший. Арат. Цензурное разрешение от 30 июля 1819 года.
Ч. 11. В типографии К. Шнора, 1820. 1 л. титульный, [1], 410 е., 2 л. иллюстраций - гравированные портреты Демосфена и Цицерона. Содержание: Демосфен. Цицерон. Агис. Клеомен. Тиверий Гракх. Гаий Гракх. Цензурное разрешение от 3 октября 1819 года.
Ч. 12. В типографии К. Шнора, 1820. 1 л. титульный, [1], 361, [1] е., 2 л. иллюстраций - гравированные портреты Димитрия и Антония. Содержание: Димитрий. Антоний. Артаксеркс, царь Персидский. Цензурное разрешение от 15 октября 1819 года.
Ч. 13. В типографии К. Шнора, 1820. 1 л.титульный, [1], 311, [1] е., 1 л. иллюстрация - гравированный портрет Отона. Содержание: Дион. Брут. Гальба. Отон. Цензурное разрешение от 23 октября 1819 года.
Комплект в 13 томах, в одинаковых цельнокожаных переплётах 20-х годов XIX века. На крышках переплётов золототиснёные орнаментальные рамки, на корешках тиснённые золотом орнаменты, ярлыки красной и чёрной кожи с золототиснёными заглавиями и номерами частей. Форзацы «мраморной» бумаги. Тройной «мраморированный» обрез. 21х12 см.
Два прекрасно сохранившихся комплекта лучшего на первую половину XIX столетия перевода «Жизнеописаний» Плутарха на русский язык.