Литературные картины России (1837 год)
Генрих Иосиф Кёниг
Известны слова Козьмы Пруткова: «Если на клетке слона увидишь надпись «буйвол», не верь глазам своим». Афоризм директора Пробирной палатки вполне применим к книге «Литературные картины России», вышедшей в 1837 году в Штуттгарте. Несмотря на то, что на титульном листе значилось имя немецкого писателя и критика Г. Кёнига, ни для кого не являлось секретом, что фактическим автором этого обстоятельного труда являлся русский литератор Н.А. Мельгунов (1804-1867).
Воспитанник Благородного пансиона при Главном педагогическом институте в Петербурге (где учился вместе с М.И. Глинкой, С.А. Соболевским и младшим братом А.С. Пушкина - Львом), «архивный юноша» - переводчик Архива Министерства иностранных дел в Москве, Николай Александрович Мельгу нов был близок к московским «любомудрам», сотрудничал в журналах «Московский вестник» и «Московский наблюдатель», приобрёл известность как композитор и музыкальный критик.
Весной 1835 года Мельгунов уехал на длительное лечение в Германию. Прекрасно образованный, общительный путешественник из России вскоре стал вхож в круг немецких писателей, философов, художников, музыкантов. Один из них писал о нём: «Умный, незаурядный русский, очень русский, но такой, какими хотела бы их видеть Германия». Именно в это время страдавший заболеванием глаз Мель гунов, как он сам признавался в письме другу, «затеял книгу о русской литературе и сымпровизировал её, диктуя Кёнигу». Позднее он расскажет об этом более подробно: «В начале 1837 года я жил по болезни в Ганау, небольшом городке близ Франкфурта-на-Майне. В числе навещавших меня знакомых был и г-н Кёниг, известный немецкий литератор. Смерть Пушкина, случившаяся в то время, сильно настроила немцев на литературу русскую. Г-н Кёниг желал узнать некоторые подробности о жизни и сочинениях Пушкина. Но любопытство г-на Кёнига не ограничивалось одним Пушкиным. Он желал иметь и о других писателях русских сведения того же рода, предполагая издать ряд портретов в виде галереи русской словесности. Я согласился и на это требование, надеясь извлечь из литературных бесед с г-ном Кёни-гом не одно для себя развлечение, но и пользу для словесности нашей: в Германии, как и в остальной Европе, русская литература - сущая terra incognita».
Польза от замысла Мельгунова оказалась немалая: надиктованная им книга, как отмечают современные литературоведы, «явилась первой попыткой представить западному читателю общий обзор русской литературы, её истории и современного состояния», она была переведена с немецкого на французский, чешский и голландский языки, привлекла внимание европейцев к русской культуре.
«Литературные картины» включают сорок два портрета духовных и светских писателей России. Феофан Прокопович, Ломоносов, Державин, Новиков, Хемницер, Крылов, Фонвизин, Жуковский, Баратынский, Хомяков, Языков - действительно, европейский читатель впервые получал в своё распоряжение столь полную панораму российской словесности.
Но если для иноязычной аудитории наибольший интерес должен был представлять обзор произведений того или иного литератора, сегодня наше внимание привлекают запротоколированные Кёнигом словесные «зарисовки», сделанные Мельгуновым «с натуры», на основании впечатлений от личного общения с собратьями по перу. Например, вот каким запомнился ему Грибоедов: «Остроумие его было неистощимо; но он имел нечто важнее остроумия - он имел душу. Всё высказывалось им от сердца. Его беседа часто принимала меланхолический характер; увлечённый живым воспоминанием, в высшей степени живописно изображал он те страны и нравы, которые видел и наблюдал; и всё это с воодушевлением и увлекательным красноречием. Иногда среди разговора, вдруг предавшись лирическому настроению духа, он садился к клавишам и в фантастических аккордах, грустных переливах звуков и роскошных фантазиях выражал свои думы. Тогда с прекрасного, умного лица его исчезала тонкая ироничная улыбка и переходила в спокойное выражение меланхолии. Нерасположение к обществу оставалось в нём до смерти».
Не менее выразителен портрет Пушкина, которого Мельгунов наблюдал ещё во время посещений поэтом брата в пансионе. Их знакомство возобновилось летом 1826 года и продолжалось вплоть до отъезда Мельгунова в Германию. «Пушкин был невысокого роста и наружности непривлекательной. Курчавые волосы, впрочем, более каштанового цвета, чем совершенно чёрного, широкий нос и живые мышиные глаза напоминали о его арапском происхождении. Движения его были быстры и страстны. Говорил также живо и отрывисто. Был остроумен, блестящ, без особенной глубины; склад ума его был более французский, чем немецкий. Слог его краток и точен, чуждается всего излишнего, всего, что служит к его украшению. Он редко прибегает к метафорам, но где их употребит, там они необходимы и метки. В слове, всегда метком, и заключается его искусство. Везде чувствуешь, что мысли и нельзя было иначе выразить; в выражении его ничего нельзя изменить».
Совершенно естественно, что особенно пристрастно книга была встречена в России. Но если одни видели в ней «систематическое и большею частью верное понятие о нашей литературе», то другие утверждали, что «Литературные картины» - пасквиль и клевета. К последним относились Ф.В. Булгарин и Н.И. Греч, прочитавшие о себе, что они «приобрели благосклонность публики» не столько талантом, сколько «своим счастьем и ловким шарлатанством». Обиженный Булгарин обратился в Цензурный комитет с просьбой о запрещении книги, а в письме к шефу жандармов А.Х. Бенкендорфу сетовал на ситуацию, при которой «Литературные картины» допущены к продаже в России, а Мельгунов, «суфлёр Кёнига, невредим!»
Отвечая своим оппонентам, Мельгунов опубликовал брошюру «История одной книги» (Москва, 1839), где заявлял, что «Литературные картины» принесли пользу России, популяризируя её литературу в Европе. В качестве одного из доказательств он привёл письмо преподавателя Московского университета О.М. Бодянского. Находившийся в Германии «для усовершенствования в истории и литературе», Бодянский сообщал о положительных рецензиях «во всех лучших немецких журналах» на «книгу, продиктованную г-ном Мельгуновым г-ну Кёнигу».
Этот сам по себе незначительный факт для нас имеет особое значение, ведь экземпляр первого издания «Литературных картин России», представляемый Библиохроникой, происходит из личной библиотеки Бодянского, о чём свидетельствует владельческая надпись, выполненная «орешковыми» чернилами на переднем форзаце.
У этой книги есть и другая примечательная особенность: помещённый в ней портрет Пушкина - первое изображение великого русского поэта, опубликованное за границей.
Кёниг Генрих Иосиф (Koenig Heinrich Joseph; 1790-1969)
Literarische Bilder aus Russland. Herausgegeben von H. Koenig. Mit den Bildnissen von Dershawin und Puschkin. Stuttgart und Tubingen: I.G. Gotta' sche Buchhandlung, 1837. <Литературные картины России. Составлены Г. Кёнигом. С портретами Державина и Пушкина. Штуттгарт и Тюбинген: Издательский дом И.Г. Гота, 1837.> XII, 355 с., 1 л. иллюстрация - гравированный портрет А.С. Пушкина, фронтиспис - гравированный портрет Г.Р. Державина. В полукожаном переплёте 40-х годов XIX в. с тиснением золотом на корешке заглавия. Крышки переплёта оклеены «мраморной» бумагой. 17,5x10 см. На переднем форзаце надпись «орешковыми» чернилами: «О. Бодянского. 26.V. 40.». Выше теми же чернилами: «2 тлр.» - «2 талера». Ниже - ярлык с надписью синими чернилами: «Автограф Осипа Бодянского». На свободном л. переднего форзаца надпись чёрными чернилами: «Из книг Сергея Биммана. 1915. 28. IX. Москва». Ниже штемпельный экслибрис фиолетовыми чернилами: «Сергей Семёнович Бимман. Студент-юрист Императорского Московского университета». Ниже надпись синими чернилами: «Вл. Нейштадт. 1928». На заднем форзаце надпись карандашом: «Здесь первый портрет Пушкина, появившийся за границей».
Бодянский Осип Максимович (1808-1877) - профессор кафедры славяноведения Московского университета, секретарь Общества истории и древностей, автор воспоминаний о посещении А.С. Пушкиным Московского университета.
Нейштадт Владимир Ильич (1898-1958) - литературовед, поэт, переводчик, библиофил. (О его библиотеке см.: Глезер Л.А. Записки букиниста. М., 1989. С. 168.)