Мечты и звуки (1840). Последние песни (1877)

Николай Некрасов

Главный редактор и хозяин журнала, Некрасов, посвящал ему те свободные часы, которые оставались у него после вечеров и ночей, проводимых за картами...» - написал в своих «Литературных воспоминаниях» Д.В. Григорович. И карты - это был еще не самый тяжкий грех автора хрестоматийных поэм «Кому на Руси жить хорошо», «Мороз, Красный нос», «Русские женщины», стихотворений «Дедушка Мазай и зайцы», «Поэт и гражданин»...

А.И. Герцен до конца жизни называл Некрасова «гадким негодяем» и «стервятником», обвиняя его в присвоении имения покойного Огарёва. И.С. Тургенев порвал с ним всякие отношения, обвинив в спекуляции чужими рукописями (купив у Тургенева «Записки охотника» за тысячу рублей, тут же перепродал их за две с половиной). Обличая в своих стихах медвежью охоту, Некрасов сгонял на нее целые деревни из своих имений (охотник он был такой же страстный, как и картежник).

Поэт и сам вполне отдавал себе отчет в своей «двойственности». Про себя Н.А. Некрасов в «Последних песнях» напишет:

Я дворянскому нашему роду
Блеска лирой своей не стяжал;
Я настолько же чуждым народу
Умираю, как жить начинал.

И тем не менее Н.Г. Чернышевский, из сибирской ссылки, прочитав «Последние песни» Н. А. Некрасова и зная о его неизлечимой болезни (рак желудка), писал А.Н. Пыпину: «Глубоко скорблю <...>, я убежден: его слава будет бессмертна, что вечна любовь России к нему, гениальнейшему и благороднейшему из всех русских поэтов.

Я рыдаю о нем».

Г.В. Плеханов, присутствовавший на похоронах Н.А. Некрасова, свидетельствовал: «Что касается взгляда на Некрасова как на величайшего из русских поэтов, то его разделяла вся наша радикальная интеллигенция. Когда Достоевский в своей речи у могилы Некрасова сказал, что он “должен прямо стоять вслед за Пушкиным и Лермонтовым”, то из некоторых групп присутствовавших на кладбище революционной молодежи закричали: “Он был выше их, да, выше”. Пишущий эти строки сам принадлежал к числу кричавших».

Николай Алексеевич Некрасов начал печататься в 1838 году. Его первый поэтический сборник «Мечты и звуки» (1840) не имел успеха и вызвал упреки в эпигонстве. О чем может писать 19-летний поэт? Конечно, о любви и смерти. Отсюда и названия стихотворений: «Ангел смерти», «Злой дух», «Покойница»... А вот из стихотворения «Красавица»:

Красавица! не пой веселых песен мне!
Они пленительны в устах прекрасной
                                                        девы,
Но больше я люблю печальные напевы:
Они манят к той дивной стороне,
Где жизнь сладка, от звуков тает
                                                   камень,
Где всё восторг, поэзия и пламень...

Ничего удивительного, что по совету В.А. Жуковского, которому Некрасов показал свои стихи, Николай Алексеевич скупил почти весь тираж и практически полностью его уничтожил. «Первый неудачный опыт Некрасова в поэзии - сборник стихов “Мечты и звуки” - надолго отвратил его от занятий поэтическим творчеством как таковым, - отмечал советский историк литературы Н.Н. Скатов. - Уже с начала сороковых годов Некрасов-писатель обращается, резко оттолкнувшись от собственного романтического опыта, как он проявился в “Мечтах и звуках”, к жизни, к нравам, к быту».

С 1841 Некрасов сотрудничает в «Литературной газете» и «Отечественных записках», где печатает стихи, повести, рассказы, критические статьи и рецензии. Кстати, одну из таких рецензий, на книгу Фаддея Булгарина «Очерки русских нравов, или Лицевая сторона и изнанка человеческого рода» («Отечественные записки», №3,1843), Н.А. Некрасов начинает безапелляционно: «Странное и плачевное зрелище представляет в настоящее время так называемая русская литература! Приглядевшись к ней хорошенько, нельзя не согласиться, что она с каждым днем падает более и более...» Тем не менее именно Некрасов фактически откроет для русской читающей публики такого поэта, как Фёдор Тютчев: «Только талантам сильным и самобытным дано затрагивать такие струны в человеческом сердце; вот почему мы нисколько не задумывались бы поставить г. Ф[ёдора] Т[ютчева] рядом с Лермонтовым». Любопытно, что статья Некрасова называлась «Русские второстепенные поэты» («Современник», №1, 1850).

Исключительную роль в личностном и творческом становлении Некрасова сыграло знакомство с В.Г. Белинским, состоявшееся, вероятно, в 1840-1841. Совместно с ним он выпустил легендарные теперь уже альманахи «Физиология Петербурга» (1845) и «Петербургский сборник» (1846). «Петербургский сборник» - самый крупный и, пожалуй, наиболее успешный издательский проект Н.А. Некрасова «досовременниковского» периода. Вскоре после выхода книги в свет В.Г. Белинский, один из авторов «Петербургского сборника», писал А.И. Герцену, также участвовавшему в издании: «Альманах Некрасова дерёт, да и только. Только три книги на Руси шли так страшно: “Мёртвые души”, “Тарантас” и “Петербургский сборник”». Понять читательский ажиотаж нетрудно: нечасто под одной обложкой собиралось такое созвездие литературных талантов. Поэзия и проза И.С. Тургенева, повесть В.Ф. Одоевского, поэма А.Н. Майкова, путевые заметки И.И. Панаева, очерк А.И. Герцена, статьи Г. Белинского и А.В. Никитенко, стихи Н.А. Некрасова - первые, принёсшие ему истинную славу: «В дороге», «Пьяница», а также вызвавшая неудовольствие властей «Колыбельная песня (подражание Лермонтову)»:

Будешь ты подъячий с виду
И подлец душой,
Провожать тебя я выйду -
И махну рукой!
В день привыкнешь ты картинно
Спину гнуть свою.
Спи, пострел, пока невинный!
Баюшки-баю.

Ф.В. Булгарин, регулярно составлявший для III Отделения «объектики» на собратьев-литераторов, писал тогда: «Некрасов - самый отчаянный коммунист. Стоит прочесть стихи его в “Санкт-Петербургском альманахе”, чтоб удостовериться в этом. Он страшно вопиет в пользу революции».

В «Последних песнях» Н.А. Некрасов как бы ответит на эту булгаринскую характеристику его творчества:

Мне борьба мешала быть поэтом,
Песни мне мешали быть бойцом.

Но это будет уже на самом закате такой странной и «двоящейся» жизни Некрасова... А в 1856 году выходит его сборник «Стихотворения», имевший оглушительный успех и неоднократно переизданный. Книгу открывало стихотворение «Поэт и гражданин». Этот мотив всплывет и в «Последних песнях» - в стихотворении «Уныние» Н.А. Некрасов будет настаивать: «Но мой судья - читатель-гражданин».

В 1847-1866 Н.А. Некрасов становится издателем и фактическим редактором журнала «Современник», собрав в нем лучшие литературные силы того времени. «Человек от природы несомненно умный, с сильно развитым эстетическим и критическим чутьем, он <в качестве редактора “Современника” ограничивался выбором подходящих сотрудников и предоставлял делу идти, как оно могло идти, не подражая тем малоопытным и неискусным кучерам, которые без толку дергают лошадей и мешают им бежать спокойно и ровно», - вспоминал Г.3. Елисеев, помогавший в издании «Последних песен».

Оставшиеся десять лет жизни поэта были связаны с журналом «Отечественные записки», который в 1870-е стал одним из основных проводников идей революционной демократии. В своих «Воспоминаниях» П.Д. Боборыкин так писал об этом периоде жизни Некрасова: «В десять лет (с начала 60-х годов, когда я стал его видеть в публике) он не особенно старел, и никто бы не мог ожидать, что он будет так мученически страдать. Но в нем и тогда вы сейчас же распознали человека, шедшего через разные болезни...

Голова у Некрасова была чрезвычайно типичная для настоящего русака из приволжских местностей...

Профессионально-писательского было в нем очень немного, но очень много бытового в говоре, в выражении умного, немного хмурого лица. И вместе с тем что-то очень петербургское 40-х годов, с его бородкой, манерой надевать pincenez, походкой, туалетом. Если Тургенев всегда смотрел барином, то и его когда-то приятель Некрасов не смотрел бывшим разночинцем, а скорее дворянским “дитятей”, который прошел через разные мытарства писательской карьеры».

Что правда, то правда - мытарств хватало. В основном они были связаны с жесточайшей цензурой. В 1866 году «Современник» оказался на грани закрытия. Пытаясь спасти свое детище, Некрасов на обеде в Английском клубе читает пафосную восторженную оду, посвященную графу, генералу М.Н. Муравьеву (прозванному в народе Вешателем, после подавления под его командованием польского восстания). Генерал, после покушения на царя, специально был призван из отставки с задачей - искоренить революционные настроения и движения в Петербурге. Очевидцы рассказывали, что Муравьев выслушал оду, даже не повернувшись к Некрасову. Вскоре «Современник» был закрыт. Текст оды не сохранился, но выступление Некрасова вызвало бурную отрицательную реакцию в революционных кругах России и среди русской эмиграции. Его обвинили в предательстве демократических идеалов... В «Последних песнях» Н.А. Некрасов подводит итог и этому эпизоду своей жизни:

Не торговал я лирой, но, бывало,
Когда грозил неумолимый рок,
У лиры звук неверный исторгала
Моя рука...

Прогрессирующая болезнь, о которой он узнал в 1875 году, цензурные препоны - все заставляло умирающего Некрасова на скорейшее издание «Последних песен». И он успел увидеть свой последний сборник стихов. Литературовед Г.В. Краснов в комментариях к академическому изданию «Последних песен» в 1974 году в серии «Литературные памятники» отмечал: «2 апреля 1877 г. книга “Последние песни” получила цензурное разрешение. <...> При издании “Последних песен” Некрасову удалось в поэме “Современники”, в стихотворении “Поэту (Памяти Шиллера)” восстановить несколько стихотворных строк, исключенных в свое время при публикации в “Отечественных записках” по цензурным причинам. <...> Однако и в книге Некрасову удалось восстановить далеко не все, изъятое по цензурным условиям. После издания книги Некрасов вписывал некоторые выпущенные строки в дарственные экземпляры своего сборника».

Известны три таких экземпляра с автографами поэта. Один из них, «содержащий некоторые пополнения строк, выброшенных или искаженных цензурою», хранился в архиве историка литературы и библиографа П.А. Ефремова. Еще один экземпляр, с дарственной надписью художнику И.Н. Крамскому, хранится в Государственной Третьяковской галерее. От третьего экземпляра, подаренного поэтом Ф.М. Достоевскому, сохранились отдельные страницы, где напечатано и стихотворение «Молебен», «с приписанными рукою Некрасова двумя недостающими строками». В 1970-е автограф находился в частном собрании.

По сути, «Последние песни» - именно песни, не слова, не стихи, не стансы - дневник самонаблюдений поэта, знающего о своей скорой кончине. Начинается он с «высокой ноты»:

Нет! не поможет мне аптека,
Ни мудрость опытных врачей:
Зачем же мучить человека?
О, небо! смерть пошли скорей!

Но завершается совсем в другой тональ ности:

Усни, страдалец терпеливый!
Свободной, гордой и счастливой
Увидишь родину свою, Баю-баю-баю-баю!

Николай Алексеевич Некрасов (1821-1878)

Мечты и звуки. Стихотворения Н.Н. - Санктпетербург. В типографии Егора Алипанова, 1840. - [2], 103 с. 24,6 х 15,5 см. На титульном листе наклеен Ex Libris: «Статист. Отдел. Совета Мин. Внут. Дел.». На форзаце - библиотечный ярлычок: «Общий № 643 / Отдел XIX № отд 33. / Шкаф... Полка». Владельческий полукожаный переплет эпохи, тиснение золотом названия на корешке. Чрезвычайная редкость.

Последние песни. Стихотворения Н. Некрасова. - Санктпетербург. В типографии А.А. Краевского, 1877. - 169, [2] с., 22 х 14,5 см. Владельческий коленкоровый переплет эпохи с тиснением золотом по верхней крышке и корешку имени автора и названия. Рамка бинтового тиснения с греческим орнаментом по верхней и .задней крышкам.