Мужики и Моя жизнь (1899 год)

Антон Чехов

«Лакей при московской гостинице «Славянский Базар» Николай Чикильдеев заболел. У него онемели ноги и изменилась походка, так что однажды, идя по коридору, он споткнулся и упал вместе с подносом, на котором была вет­чина с горошком. Пришлось оставить место. Какие были деньги, свои и женины, он проле­чил, кормиться было уже не на что, стало скучно без дела, и он решил, что, должно быть, надо ехать к себе домой, в деревню»...

Над повестью «Мужики» Чехов работал в под­московном Мелихове. 17 марта 1897 года чис­товая рукопись была отправлена в редакцию «Русской мысли» и в апрельском номере жур­нала увидела свет. Среди множества откликов на появление повести одним из заслуживаю­щих внимания является обстоятельное доне­сение цензора С.И. Соколова Московскому цен­зурному комитету: «В ... статье А. П. Чехова „Мужики" ... мрачными красками описывается положение крестьян, проживающих в дерев­нях. В течение лета они, не зная отдыха, рабо­тают с утра до поздней ночи со своими семьями, а между тем хлеба не заготовляют для своих семей и на половину года. Питаясь поэтому впроголодь, они, тем не менее, почти все поголовно пьянствуют. На пьянство они не жалеют ничего, даже одежды своей. Пьяные, они зверски обращаются со своими жёнами и, уродуя их всячески, всегда считают себя без­наказанными. И без того беспомощных, их особенно тяготят подати, которые всею тяже­стью ложатся на семейства крестьян. В чём же кроются причины такого печального положе­ния крестьян, или вернее, их семейств? В неве­жестве. В Бога большая часть мужиков, будто, не верит и к религии относится слепо. Крес­тьяне жаждут света и знания, но не могут сами по себе найти его, потому что грамоте из них редкие обучены. Мужики грубы, нечестны, грязны, нетрезвы, живут не согласно... Но всем этим порокам мужика есть оправдание в тяж­ком труде его, в скудных урожаях, в беспомощ­ности его».

Несмотря на незначительные осложнения с цензурой в том же году «Мужики» были напе­чатаны отдельным изданием, а вскоре вошли в сборник вместе с другой чеховской пове­стью - «Моя жизнь», осенью 1896 года уже публиковавшейся в «Ежемесячных литератур­ных приложениях к "Ниве"», но в связи с гото­вящимся переизданием значительно допол­ненной. Исповедь сына городского архитек­тора, решившего зарабатывать на жизнь физическим трудом и ставшего маляром, зву­чала как приговор прозябанию сотен и тысяч российских провинциальных городов и месте­чек: «Я не понимал, для чего и чем живут все эти шестьдесят пять тысяч людей. Что такое наш город и что он делает - я не знал. Большая Дворянская и ещё две улицы почище жили на готовые капиталы и на жалованье, получаемое чиновниками из казны; но чем жили осталь­ные восемь улиц, которые тянулись парал­лельно версты на три и исчезали за холмом, -это для меня было всегда непостижимою загадкой. И как жили эти люди, стыдно ска­зать! Ни сада, ни театра, ни порядочного орке­стра; городская и клубная библиотеки посеща­лись только евреями-подростками, так что журналы и новые книги по месяцам лежали неразрезанными; богатые и интеллигентные спали в душных, тесных спальнях, на деревян­ных кроватях с клопами, детей держали в отвра­тительно грязных помещениях, называемых детскими, а слуги, даже старые и почтенные, спали в кухне на полу и укрывались лохмо­тьями. Ели невкусно, пили нездоровую воду. В думе, у губернатора, у архиерея, всюду в домах много лет говорили о том, что у нас в городе нет хорошей и дешёвой воды и что необхо­димо занять у казны двести тысяч на водопро­вод; очень богатые люди, которых у нас в городе можно было насчитать десятка три и которые, случалось, проигрывали в карты целые имения, тоже пили дурную воду и всю жизнь говорили с азартом о займе - и я не понимал этого; мне казалось, было бы проще взять и выложить эти двести тысяч из своего кармана. Во всём городе я не знал ни одного честного человека. ... Гимназисты, чтобы пере­ходить из класса в класс, поступали на хлеба к своим учителям, и эти брали с них большие деньги; жена воинского начальника во время набора брала с рекрутов и даже позволяла уго­щать себя и раз в церкви никак не могла под­няться с колен, так как была пьяна; во время набора брали и врачи, а городовой врач и вете­ринар обложили налогом мясные лавки и трак­тиры; в уездном училище торговали свиде­тельствами, дававшими льготу по третьему разряду; благочинные брали с подчинённых причтов и церковных старост; в городской, мещанской, во врачебной и во всех прочих управах каждому просителю кричали вослед: «Благодарить надо!» - и проситель возвра­щался, чтобы дать 30-40 копеек. А те, которые взяток не брали, как, например, чины судеб­ного ведомства, были надменны, пода­вали два пальца, отличались холодно­стью и узостью суждений, играли много в карты, много пили, женились на бога­тых и, несомненно, имели на среду вред­ное, развращающее влияние. Лишь от одних девушек веяло нравственною чистотой; у большинства из них были высокие стремления, честные, чистые души; но они не понимали жизни и верили, что взятки даются из уважения к душевным качествам, и, выйдя замуж, скоро старились, опускались и безна­дёжно тонули в тине пошлого, мещан­ского существования».

И «Мужики», и «Моя жизнь» сразу же по выходе становились предметом ожесто­чённой полемики. При этом если одни гово­рили о тенденциозности и пессимизме писателя, другие, напротив, благодарили его за честность и беспристрастность. Объединение повестей под одной обло­жкой породило новую волну читатель­ского интереса. Литератор А. И. Богдано­вич писал тогда: «Критики, накинувшиеся на г.<осподина> Чехова за сугубо мрачный взгляд его на деревню, могут утешиться, так как взгляды автора на город, выражен­ные в „Моей жизни", ещё безотраднее». Сборник стал для Чехова этапным. За два года он переиздавался семь раз.

В Библиохронике представлено предпослед­нее, шестое, его переиздание с дарственной надписью автора известному зоологу профес­сору Московского университета Василию Николаевичу Львову (1859-1907). Вероятнее всего, их знакомство началось ещё в студенче­скую пору, т. к. оба они в одни и те же годы учи­лись в Московском университете на родствен­ных факультетах: Львов — на естественном отделении физико-математического, Чехов — на медицинском. Оставленный при универси­тете, Львов защитил магистерскую и доктор­скую диссертации, возглавлял эмбриологичес­кую лабораторию. О его общении с Чеховым свидетельствуют несколько записок, писем, а также две идентичные дарственные надписи на чеховских книгах: одна, датируемая апре­лем 1901 года, — на сборнике рассказов, вышед­шем в 1888 году, вторая — на описываемом экземпляре.

Чехов Антон Павлович (1860-1904)

Мужики и Моя жизнь. Издание шестое. Санкт-Петербург: Издание А. С. Суворина, 1899. Цензурное разрешение от 26 октября 1898 г. 253, [1] с. В полукожаном переплёте времени издания. На корешке тиснёные имя автора, название и в нижней части корешка суперэкслибрис: «Н. Р.» (Николай Рогожин). 17,5х12,5 см. На титульном л. дарственная надпись чёрными чернилами: «Василию Николаевичу Львову на добрую память и в знак глубокого уважения от автора Антона Чехова. 900, V, 5». Книга из библиотеки Николая Павловича Рогожина (? - не ранее 1908) - московского купца, предпринимателя, коллекционера-нумизмата и библиофила (подробнее о нём см. № 78 настоящего издания).