«Памятная книжка» на 1837 год
Если бы заповедей было сто, их бы забыли через несколько лет.
Вашингтон Плэтт, «Информационная работа
стратегической разведки», М., 1957 г.
Смерть Александра Пушкина от раны, полученной на дуэли. Открытие первой железной дороги в России - Царскосельской. Раскрытие тайного общества «Вольность» - и где, в Перми! - ставившего целью уничтожение крепостного права. Даже только этого более чем достаточно, чтобы считать 1837 год нерядовым в череде новостей, запечатленных в памятных книжках.
26 января / 7 февраля Александр Пушкин отправил нидерландскому посланнику в Санкт- Петербурге барону Геккерену письмо с отказом от дома ему и его приемному сыну Дантесу. Это было непосредственно накануне дуэли.
27 января / 8 февраля состоялся поединок Пушкина с Дантесом в окрестностях Петербурга, за Комендантской дачей на Черной речке. Секундантом Пушкина был инженер-подполковник Данзас.
В тот же вечер по городу распространился слух о смерти Пушкина. Первые 56 строк стихотворения «Смерть Поэта» М.Ю. Лермонтов написал на следующий день. «Я был еще болен, - вспоминал он, - когда разнеслась по городу весть о несчастном поединке Пушкина. Некоторые из моих знакомых привезли ее и ко мне, обезображенную разными прибавлениями».
29 января / 10 февраля Данзас дал показания, касающиеся обстоятельств дуэли Пушкина, комиссии военного суда при Лейб-гвардии Конном полку.
29 января / 10 февраля в 2 часа 45 минут пополудни Пушкин умер.
Лермонтов не был лично знаком с Пушкиным, однако стихи Михаила Лермонтова за два дня распространились по всему Петербургу. Они переписывались в тысячах экземплярах, выучивались наизусть. «Нам говорили, что Василий Андреевич Жуковский относился об этих стихах с особенным удовольствием и признал в них не только зачатки, но и всё проявление могучего таланта, а прелесть и музыкальность версификации признаны были знатоками явлением замечательным, из ряду вон» (из «Дела о непозволительных стихах»).
7 / 19 февраля Лермонтов написал последние 16 строчек («А вы, надменные потомки...»). Друг поэта, губернский секретарь Н.П. Раевский рассказывал: «...вечером, возвратясь из гостей, я нашел у Лермонтова известное прибавление... Несколько времени это прибавление лежало без движения, потом по неосторожности объявлено о его существовании и дано для переписывания; чем более говорили Лермонтову и мне про него, что у него большой талант, тем охотнее давал я переписывать экземпляры».
В конце февраля А.Х. Бенкендорф доложил императору о сочинении, вступление к которому «дерзко, а конец - бесстыдное вольнодумство, более чем преступное». Лермонтова арестовали. Резолюция Николая I последовала незамедлительно: «Приятные стихи, нечего сказать; я послал Веймарна в Царское Село осмотреть бумаги Лермантова и, буде обнаружатся еще другие подозрительные, наложить на них арест. Пока что я велел старшему медику гвардейского корпуса посетить этого молодого человека и удостовериться, не помешан ли он; а затем мы поступим с ним согласно закону».
Заметим, что для царя Николая I такая мера - освидетельствование оппонентов на предмет психического здоровья, - по-видимому, была делом обычным. Русский историк, публицист, ученый, занимавшийся исследованием русских родословных, князь Петр Владимирович Долгоруков в своей книге «Правда о России, высказанная князем Петром Долгоруковым», напечатанной на русском языке в Париже в 1861 году, отмечал: «Николай не мог понять, чтобы человек, отыскивающий в России свои законные права, не был сумасшедшим!..» Вот и еще одно подтверждение мнению, высказанному «республиканцем-князем», как называли Долгорукова.
В 1837 году был снят надзор полицейского лекаря за Чаадаевым, и в этом же году он окончил статью «Апология сумасшедшего» - ответ на упреки в недостаточности патриотизма. «Я не научился любить свою родину с закрытыми глазами, с преклоненной головой, с запертыми устами. Я нахожу, что человек может быть полезен своей стране только в том случае, если ясно видит ее; я думаю, что время слепых влюбленностей прошло, что теперь мы прежде всего обязаны родине истиной... У меня есть глубокое убеждение, что мы призваны решить большую часть проблем социального порядка, завершить большую часть идей, возникших в старых обществах, ответить на важнейшие вопросы, какие занимают человечество». В России статья была опубликована только в 1906 г.
30 октября / 11 ноября газета «Ведомости» писала: «Была суббота, горожане стекались к старой полковой церкви Введения у Семеновского плаца. Они знали, что открывается необычная железная дорога и “стальной конь, везущий сразу много-много карет” впервые отправится в путь. Однако не всем удалось увидеть первый поезд. К самой станции, возведенной совсем недавно, простолюдинов не пускали. Ровно в 12 часов 30 минут крохотный локомотив дал пронзительный свисток, и восемь вагонов с благородной публикой отправились по маршруту Петербург - Царское Село».
Ради справедливости надо отметить, что при открытии первой железной дороги в России, Царскосельской, паровозы разгоняли состав куда как резво. «Шестьдесят верст в час; страшно подумать... Между тем вы сидите спокойно, вы не замечаете этой быстроты, ужасающей воображение; только ветер свистит, только конь пышет огненною пеною, оставляя за собой белое облако пара. Какая же сила несет все эти огромные экипажи с быстротою ветра в пустыне; какая сила уничтожает пространство, поглощает время? Эта сила - ум человеческий...» - восторгалась на следующий день газета «Санкт-Петербургские ведомости».
Торжественное открытие Царскосельской железной дороги состоялось в присутствии всех министров и дипломатического корпуса. Это была первая железная дорога общественного пользования в России и шестая в мире (протяженностью 27 км). Через 35 минут поезд подошел к платформе станции Царское Село. Здесь в двух больших залах приехавших ожидали накрытые столы, состоялся торжественный банкет. По поводу открытия дороги в Александринском театре даже давали водевиль «Поездка в Царское Село», в котором главную роль играл паровоз. В первые годы проехать на поезде стоило - первым и вторым классом - 2,5 и 1,8 рубля, третьего и четвертого - 80 и 40 копеек.
Так в России начиналась эпоха железнодорожного строительства. Впрочем, не только железнодорожного, но и государственного строительства.
В этом году началась реализация реформы местного управления государственными крестьянами, приведшая в итоге к «картофельным бунтам». Руководил реформой государственной деревни, коснувшейся 8,1 миллиона душ мужского пола, все тот же авторитетный граф Павел Дмитриевич Киселев, возглавивший Пятое отделение Собственной Его Императорского Величества Канцелярии и вновь созданное Министерство государственных имуществ. В рамках новаций в 1838-1841 гг. в великорусских, западных и прибалтийских губерниях заработала четырехступенчатая система управления (губерния, округ, волость, сельское общество). Часть крестьян переселили в малонаселенные губернии. В деревне появились врачи (!), ветеринары и «образцовые» фермы, практиковавшие передовые приемы земледелия. Во всех губерниях в 1837 году начали печататься «Губернские ведомости». Они состояли из двух частей: официальной (постановления и предписания властей и казенные объявления) и неофициальной (сведения о происшествиях, явлениях природы, торговле, древностях и пр., частные объявления). Уже в следующем году газеты выпускались в 42 губерниях (просуществовали до 1917).
Между этими совершенно не связанными, казалось бы, процессами - железнодорожного и государственного строительства - судьбе было угодно установить и еще одну прихотливую связь. Дело в том, что каким-то чудом до наших дней сохранилась действующая модель паровоза, сделанная Ефимом и Мироном Черепановыми в 1837 году для промышленной выставки в Санкт-Петербурге. Отец и сын Черепановы были крепостными и работали на тагильских заводах семейства Демидовых. И тут завязывается еще один любопытный исторический узелок.
В этом году, по заказу хозяина уральских металлургических заводов князя Сан-Донато (Анатолия Демидова), женатого, кстати, на племяннице Наполеона, французский инженер Лепле начал исследовать возможность добычи угля в Донецком месторождении. В начале добыча составляла всего 15 тысяч тонн в 1839 г., но уже в 1871 она составила 250 тысяч, а в 1913 - 25 млн тонн.
Среди других новостей отечественной науки следует отметить окончание выхода «Ручной математической энциклопедии» в 13 томах астронома, математика и механика Д.М. Перевощикова (существует любопытная статистика: с 1846 по 1924 годы Дмитрий Матвеевич был самым долголетним из российских академиков - он умер в 1880 году, 92-х лет от роду). В этом же году началась публикация труда Н.И. Пирогова «Хирургическая анатомия артериальных стволов и фасций». Закончилась постройка обсерватории Казанского университета, инициированная Н.И. Лобачевским, в этом же году начались первые наблюдения.
Но вот в полном смысле глобальным изобретением этого года, несомненно, следует признать создание американским художником (sic!) Сэмюэлом Морзе электромагнитного телеграфного аппарата (аппарат Морзе). В качестве необходимой опции к нему Морзе в этом же году разработал телеграфный код (код Морзе). «Поёт морзянка за стеной весёлым дискантом.» - песенка 1960 года советских авторов М. Фрадкина и М. Пляцковского как бы официально подтверждает общекультурный статус кода Морзе.
Но этому году, видимо, судьбой предназначено было закончиться событием таким же неординарным, каким он и начался.
31 декабря 1837 / 12 января 1838 года в Российской империи, впервые, в Пермской губернии было раскрыто тайное революционное общество «Вольность» из шести человек, ставившее целью уничтожение власти помещиков над крестьянами. Мотивировка у основателя тайного общества, 20-летнего крепостного Петра Ивановича Поносова, была такая: «Иго рабства в России от времени становится несноснее, и должно полагать, что на будущее время оно будет еще несноснейшим. Из опытов видно, что причина величия государства есть свобода граждан, но в России иго рабства в большой силе, следственно, она никогда не взойдет на степень величия. Поэтому для блага России и потомства ничего больше не остается делать, как собрать благомыслящих граждан в одно общество, которое бы всячески старалось о ниспровержении власти присвоивших ее несправедливо и о ускорении свободы. Для сего-то, благородные сограждане, ниспровергнем со-единенными силами невольничество, восстановим свободу и чрез то заслужим благодарность потомства!» Всех шестерых отправили в арестантские роты в Финляндии, в штрафбат, по- современному говоря.
Завершая обзор событий уходившего года, можно вспомнить слова Владимира Набокова (сказанные, естественно, значительно позже) о том, что текстура человеческой жизни есть только «развитие и повторение тайных тем в явной судьбе» (предисловие к «Другим берегам»).
«Памятная книжка на 1837 год» (как и все прочие памятные книжки), увы, не способна постичь ни «тайного», ни «явного». Другое дело, что этого не могли постичь и большинство персонажей этого года. За исключением, наверное, Пушкина и Лермонтова - как будто предвидевшим темы и схемы собственного существования:
«Блажен, кто праздник жизни рано
Оставил, не допив до дна
Бокала полного вина,
Кто не дочел ее романа
И вдруг умел расстаться с ним...»
(А.С. Пушкин, «Евгений Онегин»)
Памятная книжка на 1837 год включает великолепные гравюры: Гоберта «Московская в Петербурге застава», «Зимний Дворец со стороны Адмиралтейства», «Дворец на Елагином острову», «Дворец и фонтан Самсон в Петергофе», «Вид моря со стороны Петергофа к Кронштадту», «Собор всех учебных заведений». В конце книжки помещены пожарные сигналы в С.-Петербурге и четыре гравированные рисунка с кратким месяцесловом. На титульном листе круглый штамп фиолетовыми чернилами «Из книг М. Дв.».
Памятная книжка на 1837 год. С.-Петербург: В военной типографии, [1836]. [2], [1 тит. л. в орнамент. рамке], [4 с.: огл.], [2 с.: шмуц. (текст в орнамент. рамке)], 123, [1], [2 с.: шмуц. (текст в орнамент. рамке)], 125-302, [2] с., 10 л. ил.; 11,7х8.
Тройной золотой обрез. Владельческий цельнокожаный переплет с золотым тиснением орнамента на крышках и по корешку.