«Памятная книжка» на 1843 год
Да неужели же, князь, вы почитаете нас до такой степени дураками,
что мы и сами не понимаем до какой степени наше дело не юридическое,
что если разбирать юридически, то мы и одного целкового с вас
не имеем права требовать по закону?
Федор Достоевский, «Идиот», Т. I, Ч. II, СПб., 1874 г.
В этом году 25 километров регулярной телеграфной линии соединили Петербург и Царское Село - первые в мире километры телеграфной связи. В результате финансовой реформы в России в употреблении оказались золотая и серебряная монета и равноценные им бумажные деньги - самое настоящее экономическое чудо. И в этом же году, в Париже, выходит одна из самых известных книг о России - записки маркиза Астольфа де Кюстина «Россия в 1839 году».
Год ознаменовался одной из первых в России попыток развернуть философскую концепцию развития науки.
В журнале «Отечественные записки» А.И. Герцен опубликовал (за подписью «Ис-р») цикл статей «Дилетантизм в науке». Предназначались они тем, кто делает первые научные шаги. «Мы живем на рубеже двух миров - оттого особая тягость, затруднительность жизни для мыслящих людей. Старые убеждения, все прошедшее миросозерцание потрясены - но они дороги сердцу. Новые убеждения, многообъемлющие и великие, не успели еще принести плода... Множество людей осталось без прошедших убеждений и без настоящих. Другие механически спутали долю того и другого и погрузились в печальные сумерки. Люди внешние предаются в таком случае ежедневной суете; люди созерцательные - страдают..»
Пока неофиты от философии пребывали в сумерках, суете и страданиях, Российская империя продолжала осваивать, обживать свои пространства.
20 апреля Министерство государственных имуществ подписало указ об организации переселения в связи с освоением Сибири, регламентировавший переселение государственных крестьян европейских губерний за Урал. Переселенцам выдавалась безвозвратная ссуда деньгами, земледельческими орудиями и скотом, предоставлялась восьмилетняя льгота от податей и повинностей, с них снимали недоимки по прежнему местожительству. Они получали земельные наделы по 15 десятин на душу, пособия и освобождались от рекрутской повинности на три очередных призыва. До 1855 г. в Сибирь переселилось 90,6 тысяч крестьян. Кстати, в этом же году безземельные дворяне потеряли возможность покупать крепостных.
Внутреннему экономическому развитию способствовала и свобода речного пароходства, введенная в этом году. К середине века насчитывалось 300 пароходов, а в 1895 г. - 2539. При этом коммерческое морское судоходство по Черному морю началось лишь в 1856 г., а на Волге труд бурлаков использовался и после 1860-х гг.
Но одновременно началось освоение совсем других способов сообщения, систем коммуникации - принципиально других и по принципу действия, и по интенсивности.
В 1843 г. 25 километров регулярной телеграфной линии соединили Петербург и Царское Село. Еще в 1836 г. вокруг здания Адмиралтейства дипломат и изобретатель П.Л. Шиллинг (1786-1837) организовал экспериментальную линию; в 1841 г. Зимний дворец соединили с Генеральным штабом, а в 1842 г. - с Главным управлением путей сообщений и публичных зданий. (Кстати, Шиллинг был собирателем китайских и тибетских рукописей, а также организатором одной из ранних русских литографий при Министерстве иностранных дел.)
Еще одно кстати: это ведь Шиллингу посвятил Пушкин свои известные строки (предположительно, написаны в 1829 г., впервые опубликованы в 1884 г):
«О, сколько нам открытий чудных
Готовят просвещенья дух,
И опыт, сын ошибок трудных,
И гений, парадоксов друг,
И случай, бог изобретатель».
Жаль, Александр Сергеевич не успел закончить этот отрывок. А было бы занятно узнать, с чем Пушкин собирался зарифмовать «изобретатель».
Зато в России удалось закончить другой, не менее важный проект, на этот раз - государственного значения.
20 мая / 1 июня обнародован был Манифест «О замене ассигнаций и других денежных знаков кредитными билетами». Подготовленный по инициативе графа Е.Ф. Канкрина, он заменял денежные знаки, которые активно выпускались для покрытия дефицита, возникшего во время войны с Наполеоном и континентальной блокады, и в результате обесценились. К этому времени государство смогло скопить достаточно золота и серебра. В 1839 г. мерою денег стал серебряный рубль и был установлен курс ассигнаций (350 рублей ассигнациями за 100 рублей серебром). В результате с 1843 г. в употреблении оказались золотая и серебряная монета и равноценные им бумажные деньги. Таким образом, удалось привести в порядок денежное обращение в России.
Загадку русского чуда, - не только экономического, как в случае финансовой реформы Канкрина, - многие пытались решить. Одна из самых известных, - не говорим, что удачных! - попыток такого рода сделана человеком со стороны, внешним наблюдателем, так сказать.
В 1843 году, в Париже, опубликованы были путевые записки маркиза Астольфа де Кю- стина «Россия в 1839 году» (фр. La Russie en, 1839). Четырехтомный труд объемом 1200 страниц и стоимостью 30 франков был распродан за восемь недель. В этом же году книгу перевели и издали в Германии и Англии. С 1843 по 1855 гг. в Европе и США продано 200 тысяч экземпляров! Бестселлер! Много метких замечаний и наблюдений, хотя вроде бы, никаких сверхоткровений. Ну вот, скажем: «Если сегодня Россия - одно из любопытнейших государств в мире, то причина тому в соединении крайнего варварства, усугубляемого порабощенным состоянием Церкви, и утонченной цивилизованности, заимствованной эклектическим правительством у чужеземных держав. Чтобы узнать, каким образом из столкновения столь разных стихий может родиться покой или неподвижность, надобно последовать за путешественником в самое сердце этой диковинной страны».
Тем не менее в России книгу запретили. Русская аристократия пользовалась оригинальными изданиями, привезенными контрабандой. Лишь в 1891 г. отрывки опубликовал журнал «Русская старина», в 1910 г. появился пересказ, в 1931 г. - сокращенное, прошедшее цензуру издание, и только в 1996 г. вышел полный перевод на русский язык.
В предисловии ко второму французскому изданию А. де Кюстин писал, отвечая на критику: «Если рассказанные мною факты ложны, пусть их опровергнут; если выводы, которые я из них делаю, ошибочны, пусть их исправят: нет ничего проще; но если книга моя правдива, мне, надеюсь, позволительно утешать себя мыслью, что я достиг своей цели, состоявшей в том, чтобы, указав на болезнь, побудить умных людей пуститься на поиски лекарства». Наивное дитя юной буржуазной демократии! Ему явно не хватило философского осмысления проблемы. Чего было в избытке у другого нашего персонажа.
11 ноября впервые опубликована сказка Ганса Христиана Андерсена «Гадкий утенок». Сюжет банален: был у мамы-утки выводок птенцов, все утята как утята, но один - гадкий, потому что не отвечал стандартам внешности. А оказалось просто, что он существо другого вида - лебедь. Но это выяснилось только, когда он подрос. А ведь чуть было не совершил акт суицида, решив замерзнуть зимой у озера... Современники сказочника говорили, что это история жизни самого Андерсена. Но история эта богата контекстами. Известный российский мультипликатор Гарри Бардин сделал из нее анимационный фильм о ксенофобии вообще в современном обществе.
История - это во многом наука интерпретации прошлого. Абсолютная объективность тут вряд ли достижима.
15 / 27 ноября в газете «Московские ведомости» появился отклик А.И. Герцена на начало публичных лекций по истории средних веков Т.Н. Грановского. «Нового в нашем литературно-ученом мире немного, - писал Герцен. - Предвижу вашу улыбку при этом слове. “В Москве не ленятся, в Москве отдыхают перед трудом”. Так и нет. Правда, в Москве говорят больше, нежели пишут, думают больше, нежели работают, в Москве иногда лучше любят ничего не делать, нежели делать ничего. Правда и то, что иной раз сквозь видимую апатию прорывается вдруг какое-нибудь явление прекрасное и глубоко знаменательное, труд разумный и отчетливый, не механический продукт фабрично-искусственной деятельности, а деяние поэтическое и свободное. К таким явлениям отношу я публичный курс истории средних веков г. Грановского.»
Лекции, по мнению Герцена, содержали «постоянный, глубокий протест против существующего порядка в России». Сам Грановский признавался: «Я надеюсь <...> высказать моим слушателям en masse такие вещи, которые я не решился бы сказать каждому поодиночке. Вообще хочу полемизировать, ругаться и оскорблять. Елагин сказал мне недавно, что у меня много врагов <...> источник вражды в противуположности мнений. Постараюсь оправдать и заслужить вражду моих “врагов”».
Между прочим, из такого подхода и рождается наиболее ценный, стереоскопический, если можно так сказать, взгляд на историю. То есть важно мнение не только друзей и поклонников, но и оппонентов и врагов. А «Памятная книжка на 1843 год» позаботится о том, чтобы подбросить исходного материала для дискуссий.
Памятная книжка украшена гравюрами Гоберта: «Город Москва», «Крестьянская изба», «Город Саратов», «Переправа Государя Императора чрез Дунай», «Петр I-й на Пахте», «Императорский Зимний Дворец», «Здание Департамента Правительствующего Сената в Москве», «Киево-Печерская Обитель», «Бакчисарайский фонтан», «Новый Аничков мост», «Зимний дорожный экипаж», «Шведская могила под Полтавою», «Иордан на Неве», «Русский лагерь при Шумле» и четырьмя гравированными рисунками с кратким месяцесловом.
Памятная книжка на 1843 год. С.-Петербург: В военной типографии, 1842. [2], [1 грав. тит. л.], [4 с.: огл.], [2 с.: шмуц. (текст в орнамент. рамке)], 123, [1], [2 с.: шмуц. (текст в орнамент. рамке)], 125-375, [1], 18 л. ил. [2] с.; 11х7,2.
Обе изд. наборные обл. сохранены. Владельческий цельнокожаный переплет с золотым тиснением орнамента на крышкам и по корешку.