Исторические письма о Франции в 1805 и 1806 годах (1807 год)

[Льюис Голдсмит]

 В майском номере журнала «Вестник Европы» за 1807 год была опубликована любопытная рецензия на только что поступившую в продажу книгу «Исторические письма о Франции в 1805 и 1806 годах»: «Романы "страшные" и "ужасные", кажется, уже выходят из моды. Воображение писателей утомилось, гоняясь в подземельях за колдунами, привидениями и разбойни­ками, и направило полёт свой в новую область. Наполеон Бонапарте и многочисленные род­ственники его - лица совершенно романиче­ские - открыли золотую руду для подвижни­ков словесности. Сочинители и переводчики благодаря любопытству читателей работают прилежно, и собрание исторических романов о Наполеоне ежедневно увеличивается. Обещая иногда упоминать о новых книгах, мы почи­таем за нужное сообщить нашим читателям о переводе "Исторических писем о Франции", в которых помещены истинно любопытные анекдоты о странном дворе Сен-Клудском и описаны свойства Наполеона, его сообщников и многих иностранных министров. Письма сии писаны одним, по-видимому, знатным францу­зом к какому-то англичанину. Может статься, что они и подложные. По крайней мере, то несомнительно, что в сочинителе сей книги находим человека, знающего политические дела, прилежного наблюдателя и весьма при­ятного рассказчика. Русский перевод во многих местах довольно удачен и почти везде хорош. Некоторые небрежности показывают, что господин переводчик не имел свободного вре­мени исправить их. Здесь говорится о переводе "Исторических писем", напечатанных в Москве в Сенатской типографии. Сказывают, что ещё печатаются в разных местах три издания сих писем».

Столь благожелательно представленная книга вышла в Москве в 1807 году как анонимное про­изведение. До этого, в 1806 году, она была -также без имени автора - напечатана в Лондоне на французском языке под названием «Lettres historiques sur l'etat de la France en 1805 et 1806, ou Anecdotes particulieres sur la nouvelle cour de Saint-Cloud» (London: Harris, 1806). При этом в заметках английского издателя отмечалось, что написал её некий Стюартон (Stewarton): «Настоящая работа содержит сведения о вели­ком Наполеоне, которые не могут быть най­дены ни в одной другой публикации, и допол­няет интересные материалы к тому, что о нём известно. Автор писем (которого, как говорят, зовут Стюартон и который был другом импера­трицы Жозефины в её счастливые, хотя и менее блестящие дни) даёт полный отчёт о жизни почти всех наполеоновских министров и гене­ралов, в дополнение к большому числу других персонажей, и описывает внутреннюю жизнь двора Наполеона... Произведение изобилует анекдотами о Наполеоне, Талейране, Фуше и множестве других, а также содержит пора­зительные сведения о таинственном исчезно­вении лиц, которым не повезло вызвать неудо­вольствие Наполеона».

Впоследствии большинство исследователей сошлось во мнении, что автором книги являлся не мифический Стюартон, а небезызвестный английский публицист и политик Льюис Голд-смит.

Голдсмит родился в Ричмонде, учился в Лон­доне. Став юристом, некоторое время работал нотариусом, но вскоре начал писать полити­ческие и сатирические памфлеты. Одним из первых его литературных опытов было редак­тирование книги Дж. Барлоу «Совет привиле­гированным сословиям в некоторых странах Европы» (1792; «Advice to the Privileged Orders in the Several States of Europe»). Затем последо­вали перевод вышедшего во Франции трак­тата «Французская революция в конце 1800 года» и публикация направленного против премьер-министра Великобритании Уильяма Питта памфлета «Преступления кабинета, или Обзор планов уничтожения свобод во Фран­ции и разделения её территории». Таким обра­зом, в начале своей литературной карьеры Льюис Голдсмит выступал как яростный защитник и проповедник идей Великой француз­ской революции. Поскольку подобные взгляды в Британии популярностью тогда не пользо­вались, книги Голдсмита не раскупались, а сам он попал под подозрение и, опасаясь судебного преследования, в 1803 году уехал в Париж, где познакомился с Талейраном, а затем и с Напо­леоном. Некоторое время Голдсмит работал на французское правительство и при поддержке первого консула организовал политический двухнедельный журнал на английском языке «The Argus, or London Reviewed in Paris* («Аргус, или Лондонский журнал в Париже»), печатав­ший критические материалы о деятельности британского правительства. Одновременно, по словам самого Голдсмита, он регулярно выпол­нял секретные поручения Наполеона. В част­ности, утверждал англичанин, ему доверили деликатную и важную миссию: предложить главе французской королевской семьи графу де Прованс, будущему королю Людовику XVIII, отказаться от претензий на корону Франции в обмен на польский трон. В случае неудачи переговоров Голдсмиту якобы надлежало похи­тить Людовика или убить его. Отказавшись выполнить поручение и, более того, придав заговор гласности, строптивый сын Альбиона потерял доверие Наполеона. В связи с этим французские власти стали вести с англича­нами переговоры о выдаче и обмене Голдсмита на французского политического заключён­ного, находившегося в британской тюрьме. И хотя до 1809 года Голдсмит продолжал жить в Париже и даже выполнял некоторые поручения Наполеона, его взгляды кардинально переме­нились. Он уже не считал, что Франция станет его новой родиной, и говорил: «У меня нет оте­чества... Англия будет моим убежищем... Только там надеюсь я насладиться спокойствием и сво­бодою без всякой помехи».

Как раз в этот период разочарования в преж­них идеалах Голдсмит пишет свой очередной, но на этот раз антифранцузский политический памфлет - «Исторические письма о Франции в 1805 и 1806 годах, содержащие в себе любопыт­ные и доныне неизвестные анекдоты о новом Сен-Клудском дворе», - и отправляет его в Англию. При этом он всё же пытается сохранить инкогнито и обращается к своему английскому корреспонденту с просьбой: «Милорд! Письма, которые я писал Вам, были предназначены для личного развлечения либеральной друга, а не для прочтения строгой публикой. Если бы я знал, что их содержание будет выходить за пре­делы Вашего кабинета и круга Ваших ближай­ших знакомых, некоторые из описаний были бы увеличены, а другие сжаты, анекдоты были бы более многочисленны, а мои собственные замечания уменьшены, некоторые портреты были бы убраны, другие добавлены, и всё было бы лучше закончено. Всё же, если мой скром­ный труд может сохранить верноподданных от обольщения предателей или предупредить законных государей и цивилизованное обще­ство о тревожных заговорах против них, я не буду думать о том, что потратил зря своё время, или бояться, что общество может разобла­чить меня как проанглийского автора. Прежде чем письма будут посланы в печать, я надеюсь, однако, что Вы осмотрительно удалите из них всё, что может открыть или указать источник, из которого Вы получили эту информацию».

Обещая обнародовать «неизвестные анек­доты Сен-Клудского дворца», Голдсмит таким образом заявлял о желании раскрыть тайны французского императора: ведь построенный в XVI веке флорентийскими банкирами Гонди дворцовый комплекс Сен-Клу являлся одной из главных резиденций Наполеона.

Действительно, правителю Франции в книге посвящено немало горьких и язвитель­ных строк. Голдсмит с негодованием говорит о незаконности нахождения Бонапарта у вла­сти: «Ежели счастье когда-нибудь оставит Напо­леона, то потомство всегда будет почитать его самым чрезвычайным человеком. Но современ­ники его стонут под бременем зол, навлекае­мых его честолюбием и жестокостью. Если бы он, как первый человек государства, ограничил себя доставлением счастья своим согражда­нам, если бы, сохранив продолжительный мир, восстановил порядок правления, оживил про­мышленность, привёл в цветущее состояние торговлю и, наконец, призвал на трон закон­ного государя, то кто бы мог с ним сравниться в истории Вселенной? Отказавшись от короны, он прославил бы себя навсегда, между тем как хищение есть вечное пятно, которого никакая степень возвышения загладить не может».

По мнению автора «Писем», аморальность поступков властителя страны пагубным обра­зом сказывается на его приближённых: «Невоз­можно, Милорд, чтоб путешественник не заме­тил развращения нравов при дворе. Его нимало не стараются скрывать. Порок является там во всей своей гнусности. Требования често­любивых, тщеславие чиновных, высокомерие любимцев и даже самая продажность совсем не покрываются никакою завесою. Одним сло­вом, тут нет ни малейшей прикрасы, которая бы могла продолжать ослепление, или, по край­ней мере, произвесть его. Здесь министр тре­бует всего за определение к месту, а камергер -за представительство. Принцесса хочет иметь перла такой-то цены и обещает своё покрови­тельство. Подарите придворной даме брилли­антовый перстень и надейтесь на её старание. Таким образом, цепь доверенности и бесславия продолжается до бесконечности. Секретарь, подписывающий Вашу бумагу, подьячий, пере­писывающий её, комиссар, принимающий её, и курьер, отдающий её Вам, - все имеют закон­ное право и должны получать награду за труды свои. Если Вы имеете какую-нибудь тяжбу, то непременно обязаны знать, сколько противная сторона дала денег и сколько Вы должны запла­тить, чтобы выиграть её. Если Вы жалуетесь на начальство, то осведомитесь прежде, за какую цену можете одержать верх. В уголовных пре­ступлениях можно спасти деньгами не только честь, но и жизнь свою».

При этом внешнее поведение император­ского окружения, говорится в памфлете, строго регламентировано и подчиняется пра­вилам, напоминающим армейские: «Этикет Сен-Клудского дворца очень странен, и взы­скания за нарушения оного также необыкно­венны. Начиная от императрицы до последней служанки и от императорского адъютанта до последнего пажа, - всё подвержено воинской дисциплине. Нерадение или ошибка наказы­ваются публичным или скрытым арестом. В первых случаях виновные запираются в своих комнатах, а во втором заключаются в малень­ких покойцах, находящихся в тёмных коридо­рах Тюльерийского и Сен-Клудского дворцов подле кухни. Их стерегут днём и ночью часо­вые, отвечают за них и никого к ним не допу­скают». А далее приводится анекдот о том, что «тот самый день, в который госпожа Бонапарт признана властями Франции императрицею, был для неё самый печальный: едва только кон­чилась церемония и аудиенция, как она, обли­ваясь слезами, ушла в библиотеку, где муж рас­судил за благо запереть её». Причина наказания якобы была самой незначительной, но несчаст­ная женщина, по словам рассказчика, провела в заключении без еды шесть часов, пока стро­гий муж не отвлёкся от государственных дел и не вспомнил о забытой им пленнице.

Столь же категоричные оценки даны в «Исто­рических письмах» французским обывателям, прежде всего парижанам: «В Париже, в этой бездне разврата и роскоши, считается не более жителей, но делается больше злодейств и бес­порядков, нежели во всех других столицах Европы, вместе взятых. Вы с трудом этому пове­рите, потому что публичные бумаги во Фран­ции не более означают наказанных за воров­ство, за обманы и убийства, как и у Вас. Но Вам надобно знать, что нынешняя полиция желает сколько можно скрытнее производить в дей­ство всё, относящееся до её департамента, и весьма многого не доводит до сведения публики, чтобы лучше скрыть угнетение, тиранство и леность, неразрывную с развращением народа. Конечно, есть преступления и пороки неиз­бежные, имеющие начало своё в общем развра­щении нравов и никак не зависящие от образа правления. Однако ж гораздо важнейшие дела, как то: интриги, поддерживающие тиранию, похищения, разводы и проч. - никогда не вно­сятся в публичные бумаги без явного дозво­ления полиции, которая соглашается на это очень редко... При великом множестве шпио­нов на всех улицах видны толпы воров и раз­бойников. Некоторые полагают число шпио­нов в одном Париже до ста тысяч, и так по счёту выходит на каждые шесть человек по одному шпиону. Число ужасное, доказывающее верх разврата!..»

В 1809 году Голдсмит был выдан английскому правительству, формально осуждён за государ­ственную измену, но тут же освобождён. Вновь став нотариусом в Лондоне, он одновременно издавал две газеты - «Антигаллицийский мони-тёр» («Anti-Gallican Monitor») и «Антикорсикан­скую хронику» («Anti-Corsican Chronicle», впо­следствии известную как «British Monitor»), нападая в них на наследие той самой Великой революции, которой столь ревностно служил в молодые годы. В 1811 году он опубликовал книги «Тайная история Кабинета Бонапарта» («Secret History of the Cabinet of Bonaparte») и «Recueil des manifestes, или Сборник указов Наполеона Бонапарта» («Recueil des manifestes, or a Collection of the Decrees of Napoleon Bonaparte»), а в 1812-м - «Тайную историю дипломатии Бона­парта» («Secret History of Bonaparte's Diplomacy»). В 1815 году он издал «Обращение к правитель­ствам Европы о необходимости приведения Наполеона Бонапарта на публичное судебное разбирательство» («An Appeal to the Governments of Europe on the Necessity of Bringing Napoleon Bonaparte to a Public Trial»), предвосхитив идеи Нюрнбергского процесса и Гаагского трибу­нала. Только после смерти Наполеона Голдсмит вернулся во Францию, где получил пожизнен­ную пенсию от «не убитого им» Людовика XVIII.

Познавший превратности судьбы на соб­ственной шкуре, сначала обласканный, а потом гонимый французским императором, Голд­смит за 10 лет до краха Наполеона написал о нём слова, которые со временем стали звучать как пророческие: «Во Франции более, нежели в каком-либо другом государстве, уважают счастливого и обожают кумира, пока он имеет удачу. Этот народ не рассуждает, от мудрости ли зависит исполнение намерений или от слу­чая. Он смотрит на один успех и восхищается, будучи, однако же, готов освистать своего героя при первой неудаче...»

[Голдсмит Льюис (Goldsmith Lewis; 1763-1846)]

Исторические письма о Франции в 1805 и 1806 году, содержащие в себе любопытные и доныне неизвестные анекдоты о новом Сен-Клудском дворе, с верным описанием характеров не только всей фамилии г.<осподина> Бонапарта и особ, ныне его окружающих, но и самих посланников и иностранных министров, при дворе его находящихся. Сочинение, извлечённое из достоверных источников. Перевод с французского. Москва: В Сенатской типографии , 1807. 1 л. авантитул, 1 л. титул, 332 с. В цельнокожаном переплёте времени издания. На крышках золототиснёные рамки. На корешке тиснённый золотом орнамент, в верхней части ярлык красной кожи с золото-тиснёным заглавием. 17,5х11,2 см.