О русских банях (1861 год)

Виссарион Знаменский

Бани на Руси известны с древнейших времен, и назывались они по-разному - мыльня, мовня или влазня. Описывая путешествие апостола Андрея Первозванного в северные земли, лето­писец Нестор упоминал, что апостол видел сла­вянские бани, удивлялся их устройству и гово­рил об этом в Риме. Также Нестор упоминал и о мытье в банях при княгине Ольге: древляне прибыли в Киев просить её руки для своего князя, за что и были сожжены заживо в банях. Во времена великих князей и царей, кроме обыкновенных бань, употребляемых каждую неделю, баню посещали обязательно перед свадьбой и на следующий день после. Вообще, у русских был обычай ходить в баню после совместно проведённой ночи. Это делали с утра и только после бани подходили к образам. Ино­гда мытье у князей и бояр продолжалось почти целый день, и в продолжение этого времени всегда играла музыка.

Естественно, что и иностранные путеше­ственники не могли обойти вниманием эту рус­скую традицию. Так, по словам Олеария (см. Библиохроника, Т. 2), русские считали Лжедми­трия чужестранцем потому, что «он не любил бань, которые в России так распространены, что нет ни одного города, ни одной деревни, в которой бы не было парных бань обществен­ных и частных». В Астрахани он нашёл парные, которые были разделены лишь фиктивно на две половины: мужскую и женскую. «Мужчины и женщины входили и выходили в одну и ту же дверь, и те из них, которые имели’ больше скромности, закрывались пучком ветвей, слу­живших им после для паренья; но другие были совершенно нагие, и женщины не стыдились в таком положении говорить с своими мужьями в присутствии других мужчин».

Потом все, как мужчины, так и женщины, рас­паренные и нагие бросались в холодную воду. Такой обычай можно было встретить не только в Московии, но и в Ливонии, где жители, «осо­бенно финляндцы привыкли... в самую холод­ную зиму бросаться на снег и тереть им тело, как мылом, потом возвращаться в баню, чтобы насладиться более умеренной теплотою. Эта перемена противуположных деятелей благо­приятствует их здоровью».

О целительных свойствах русской бани писал в 1778 году также португальский врач импера­триц Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны - Антонио Нуньес Рибейро Санчес, считавший русскую баню лекарством почти от всех болез­ней. Покинув Россию, он содействовал откры­тию парных русских бань во Франции, Герма­нии, Швейцарии, Англии. А во время войны с Наполеоном солдаты русской армии строили бани во всех освобождённых странах и учили «баниться» местное население.

Кроме обыкновенных бань, с XVIII века в Рос­сии существовали бани врачебные. Содержали их преимущественно иностранцы и называли такие учреждения бадерами. При подобных заведениях запрещалось держать «горячие вина, водки и всякий заповедный напиток; также беглых и подозрительных людей...». Самой попу­лярной лечебной баней в Петербурге до 1760 года была баня Лемана. В 1761 году на улице Малой Морской, в доме Квасова, открыл «бадерскую» баню француз Вандред: «для потения и разведения флюсов и других телесных при­падков, по докторской рекомендации». Бани Лемана и Вандреда посещали лишь богатые и знатные вельможи. В результате бадеры не сыскали особой популярности в России, хотя и были лечебными.

Народ же в Петербурге любил бывать в Бочковских банях, а также в Лештоковых. Боль­шинство парных снабжалось водой из Невы. К 1874 году в городе насчитывалось 312 бань, из которых 46 было торговых и 266 «нумерных», или семейных. Лучшей баней из «нумерных» со всеми удобствами была баня Воронина, в Фонарном переулке, в собственном доме Воро­нина. За одно посещение здесь оставляли от 50 копеек до 10 рублей. Но самые же дорогие номера для избранной публики находились в так называемых Пушкинских источниках - банях на Благовещенской улице у Николаев­ского моста. По роскоши убранства с ними могли соперничать, а в чём-то даже превосхо­дить, только парные в Царском Селе.

Своими банями славилась и Москва, самые старые бани в которой были построены у Каменного моста. Отсюда и произошло их название - каменные или каменновские. Топи­лись они ради экономии дров «по-черному». Ещё в конце позапрошлого века писатель В.А. Гиляровский писал: «Единственное место, которого не миновал ни один москвич, - это бани... Москва без бань - не Москва».

В 1808 году на Неглинной улице были открыты знаменитые публичные бани, назва­ние которых происходило от фамилии гру­зинского актёра екатерининских времён Силы Николаевича Сандунова (Сильво Зандукели). По одной из легенд, он построил их, продав бриллианты, подаренные Екатериной II его жене - певице Елизавете Урановой на свадьбу. В течение века бани неоднократно меняли владельцев, пока в 1869 году их не приобрёл купец-домовладелец Иван Григорьевич Фирса­нов. После его смерти в 1881 году бани перешли к его единственной дочери Вере Ивановне (её именем названа подмосковная Фирсановка). Это была образованнейшая женщина своего времени, слыла меценаткой и меломанкой, приятельствовала с Шаляпиным и поставила в своём имении Середниково памятник поэту Лермонтову. Добившись развода с первым мужем, за которого она вышла замуж по насто­янию властного родителя, Фирсанова вновь вышла замуж за офицера, сына начальника Петропавловской крепости Алексея Ганецкого. Большие доходы, получаемые Фирсановой и Ганецким с Сандуновских бань, не давали покоя не менее знаменитому московскому купцу и фабриканту Хлудову. Он решил построить в Театральном проезде 4-этажный торговый дом, получивший в народе название «Дом Хлудова», а во дворе бани, которые должны были превзойти по роскоши и ком­фортабельности Сандуны. Их торжественное открытие состоялось в 1881 году. Сегодня это Центральные бани, а в то время они называ­лись «Китайские» - по наименованию проезда, где их построили.

И вот на одном из пиршеств, куда была при­глашена вся московская знать, о Китайских банях говорили как о великолепном храме, а Сандуновские стали высмеивать. Тогда присут­ствовавший там Алексей Ганецкий заявил, что на месте старых Сандуновских бань он построит новые, каких ещё не было в Москве. Бани были открыты публике 14 февраля 1896 года. Воду бани брали по особому⁷ водопроводному каналу из Москва-реки, от Бабьегородской плотины, и из 700-футовой артезианской скважины. Электриче­ское освещение питалось от собственной элек­тростанции, причём вырабатываемый ею ток позаимствовали для освещения коронации Нико­лая II. Помимо гостиницы и ресторанов, в Санду- нах был даже «Зоологический магазин Ф. А. Ахил­леса». В бане работало до четырёхсот банщиков. Вскоре после открытия Ганецкий умудрился про­играть Сандуны в карты. Вера Ивановна не могла простить это супругу. Во время бракоразводного процесса Фирсанова откупила назад свои бани, в придачу также пассаж «Петровские линии», и вер­нула себе девичью фамилию. Ганецкий же после такого скандала уехал в Южную Африку на англо­бурскую войну.

От столиц стремилась не отстать и провинция. Почти в каждом из мало-мальски крупных горо­дов были свои «Сандуны». В Нижнем Новгороде славились Ковалихинские бани, построенные в 1868 году на берегу речки Ковалихи. По имени владельца они назывались банями Колокольцева, потом были переименованы по названию улицы. Это были самые старые бани не только в Нижнем Новгороде, но и во всём Поволжье. Ковалихин­ские бани посещали и составитель толкового словаря русского языка В. И. Даль, и писатели П.И. Мельников-Печерский, А.М. Горький, а также приезжавший к нему Ф.И. Шаляпин.

Баню в России любили всегда и посвящали ей не только литературные произведения, а даже и научные труды. Так, надворный совет­ник, уездный врач Орловской губернии, док­тор медицины Виссарион Николаевич Знамен­ский защитил диссертацию «О русских банях в гигиеническом отношении». В 1861 году его научный труд был опубликован отдельным изданием, который и представлен в Библио­хронике.

Знаменский Виссарион Николаевич (1834-1869)

О русских банях в гигиеническом отношении: Диссертация, написанная на степень доктора медицины Виссарионом Знаменским, орди­натором-практикантом С.-Петербургской больницы чернорабочих. С.-Петербург: Типография И. Маркова и К., 1861.93, [3]с. Составной переплёт эпохи: кожаные уголки и корешок с золотым тиснением, коленкор. На обороте титульного листа дарственная надпись: «Любезному другу Владимиру Ивановичу Дьяконову от автора. 12 мая 1861.» 22,5x14,5 см.