Наполеон I в придворной и домашней жизни (1896 год)

Фредерик Массон

В 1926 году в Институт Франции, включающий в себя пять французских национальных акаде­мий, а также ряд академических архивов и библиотек, поступила богатая коллекция, состоявшая, в том числе, из 796 рукописей, более чем 1000 оригинальных рисунков, 30 тысяч гра­вюр, 2000 живописных полотен и предметов декоративно-прикладного искусства. В неё также входили книги, письма, отчёты, реляции, руко­писные мемуары, географические карты, теа­тральные программы, дипломы, пригласитель­ные билеты, вырезки из газет. И всё это так или иначе было связано с именем одного человека – императора Франции Наполеона I. Принадле­жало эта собрание Фредерику Массону – историку-бонапартисту, чьи труды на рубеже XIX и ХХ столетий пользовались широкой попу­лярностью не только во Франции, но и далеко за её пределами, включая Россию. Помимо наполе­оновской коллекции, учёный тогда же завещал Институту Франции весь свой личный архив.

Фредерик-Луи-Клод Массон родился в семье парижского адвоката. Ему было одиннадцать месяцев, когда во время февральской революции 1848 года погиб его отец. Мальчик получил обра­зование в одном из старейших колледжей Фран­ции – Сент-Барб, а затем в лицее Людовика Вели­кого. После окончания учёбы он некоторое время путешествовал по Европе, побывал в Гер­мании и Англии. С 1869 по 1874 год работал библиотекарем в Министерстве иностранных дел. В ту пору он увлекался историей диплома­тии и написал несколько книг на эту тему.

В 1874 году Массон стал членом муниципаль­ного совета в городке Аньер-сюр-Уаз, близ Парижа. Двенадцать лет спустя его избрали мэром города. Тогда он преимущественно зани­мался строительством школ, мостов и дорог. Массон наладил городское освещение, канализа­цию, усовершенствовал телефонную сеть. Однако в 1894 году рачительный мэр решил отказаться от политической и общественной деятельности с тем, чтобы полностью посвятить себя исследованиям, связанным с Наполеоном. В 1903 году он был избран во Французскую ака­демию, а несколько позже стал директором библиотеки Тьера, входящей в состав Института Франции. Сюда же впоследствии по завещанию были переданы его наполеоновская коллекция и личный архив.

Изменения в жизни Фредерика Массона прои­зошли сразу после его женитьбы на Маргарите Коттэн, дочери Франсуа-Огюстэна Коттэна – действительного статского советника Второй империи. Он стал секретарём «принца Наполе­она» – Жозефа- Шарля- Поля Бонапарта Наполе­она, племянника Наполеона I, второго сына его младшего брата Жерома. Благодаря своей новой должности Массон получил доступ к семейному архиву Бонапартов. На основе этих материалов им был написан ряд книг, рассказывавших не только о политической и военной, но также о личной жизни Наполеона. Однако, в отличие от большинства сочинений на эту же тему, напи­санных ранее, труды Массона базировались на солидном документальном фундаменте. Имея в своём распоряжении обширный штат секрета­рей и архивистов, он, как хорошо отлаженный конвейер, на протяжении трёх десятилетий один за другим выпускал в свет тома наполеоновских штудий, многие из которых становились бест­селлерами того времени. Среди них – «Наполеон и женщины» (1894), «Незнакомый Наполеон» (1895), «Жозефина де Богарне» (1763–1796; 1898), «Жозефина, императрица и королева» (1899), «Отвергнутая Жозефина» (1809–1814; 1901) «Наполеон и его семья» (1897–1907), «Импера­трица Мария-Луиза» (1902), «Наполеон и его сын» (1904), «Вокруг острова Эльба» (1908) и др. Эти книги были переведены почти на все европей­ские языки, включая русский. Одним из самых популярных наполеоновских сочинений Мас­сона стала вышедшая в 1894 году в Париже книга «Наполеон в домашней обстановке: день импера­тора во дворце Тюильри» («Napoleon chez lui: la journee de l'empereur aux Tuileries»). Два года спу­стя она появилась в России под названием «Напо­леон I в придворной и домашней жизни».

Санкт-Петербургское издание сочинения Фре­дерика Массона несколько отличается от париж­ского своим объёмом. Причины этого объяс­нены в предисловии издателя русского перевода С. Н. Кирилина: «На великие исторические лич­ности не смотрят более как на полубогов, соче­тавших в себе гениальность с добродетелью. Все понимают, что в своей частной жизни они могли иметь – и, конечно, имели – такие же слабости, как и всякий обыкновенный смертный, и были вознесены над другими или силою своего ума и дарований, или же (чаще всего) особыми обще­ственными течениями, подготовленными исто­рическими причинами. При этом главным дви­гателем таких лиц был нередко самый узкий эго­изм, согласованный ради успеха с требованиями и стремлением окружающей среды. Так смотрят теперь и на Наполеона I даже и в самой Франции, за исключением ничтожной по количеству и по качеству партии бонапартистов. В последнее время вышло особенно много сочинений о нём, французских и иностранных, в которых он изо­бражён в его частной жизни, в его отношениях к женщинам, к приближённым, к членам своей семьи. Этот интерес к личности Наполеона I проявился и среди русской публики, а потому мы и считаем уместным представить на её суд одно из таких сочинений. Хотя автор его, Фреде­рик Массон, открытый бонапартист, но, тем не менее, он отнёсся к своей задаче добросовестно и не скрыл слабостей своего кумира. Не мешает только предостеречь против его взгляда на поли­тическую роль Наполеона, в котором он видит героя, вознёсшего Францию вместе с собою на вершину славы, и силится принизить перед ним настоящее штатское правительство этой страны и материальный и умственный прогресс, кото­рым она обязана республиканским учрежде­ниям. По таким соображениям предисловие автора в переводе значительно сокращено: из него выпущена наибольшая его часть, заключа­ющая в себе риторическое восхваление лично­сти Наполеона I и изложение политических взглядов автора – смутных идей бонапартизма, потерявших под собою всякую почву и в самой Франции. Помещённый же в приложении спи­сок гардероба и домашних вещей императора, занимающий в подлиннике почти 100 страниц, вовсе не переведён, как представляющий инте­рес только для специалистов».

Однако главная мысль, которую Фредерик Массон хотел донести до своего читателя, в рус­ском варианте авторского предисловия всё же была оставлена: «Написать сразу портрет такого человека, как Наполеон, невозможно. Для этого мало одного этюда и одного холста. Чтобы пока­зать по истечении почти столетия этот колос­сальный образ с сохранением хотя бы некото­рого сходства, нужно проникнуться им, изучить его со всех сторон, при всяком освещении, не пренебрегая никакими материальными сред­ствами, способными ввести в изображение хотя частицу действительности. Необходимо фото­графически отметить каждую чёрточку, каждую морщинку и не отставать, пока портрет не вый­дет настолько схожим, насколько позволяют средства искусства и самая точная наблюдатель­ность… Я взял себе задачей подробно описать в этой книге привычки и правила жизни Напо­леона, точно нарисовать внутренность его каби­нета и проследить там за ним с утра до вечера, чтобы помочь людям составить себе о нём настолько точное понятие, насколько это воз­можно через сто лет… Мерить Наполеона одной меркой с каким-нибудь коммерсантом, который аккуратно ведёт свои книги и довольствуется небольшими барышами, сглаживать все крайно­сти его ума и характера, чтобы свести их на бур­жуазный идеал, – это значило бы ещё менее понимать его натуру, чем делают те, кто припи­сывает ему необычайные пороки, безмерное честолюбие и даже безмерные преступления».

Книга выстроена предельно просто и логично. Исчерпывающее представление о её содержании можно получить уже из названия глав: «Этикет», «Покои дворца. Охрана», «Туалет», «Выход», «Зав­трак», «Рабочий кабинет», «Работа», «Обед», «Вечер», «Воскресенье». Таким образом, на примере одного дня читателю предлагается подробный очерк повседневной жизни великого человека.

Вот как Массон описывает утро императора: «Способность Наполеона спать произвольно и не долее шести часов – подряд или с проме­жутками – подтверждается всеми приближён­ными к нему, равно как и способность перехо­дить от очень крепкого сна к полному пробужде­нию. Этими свойствами обладали многие из членов его семейства. Сразу проснувшись, Напо­леон некоторое время шутил со своим камерди­нером: “Отвори окна, – говорил он, – я хочу дышать воздухом, который Бог сотворил”. Несмо­тря на обычную свою зябкость, в комнатах Напо­леон любил свежий воздух и не терпел спёртого или дурного запаха… Единственные духи, кото­рые он любил, был запах дерева алоэ: вероятно, он приобрёл в Египте эту склонность, сохранив­шуюся у него до смерти... После проветривания комнаты император, быстро встав и одевшись в халат, принимал из рук своего личного секре­таря корреспонденцию. Он садился перед ками­ном и собственноручно вскрывал письма, из которых заслуживающие внимания откладывал в сторону, чтобы на досуге заняться ими. Дру­гими же постепенно забрасывал ковёр, что он называл “своим ответом”… После этого он спра­шивал имена лиц, ожидавших его, и называл тех, кого сам желал видеть. Болтая с своим камер-лакеем, император осведомлялся о городских толках, заставлял рассказывать себе разные истории, забавлялся мелкими происшествиями. Ему приходилось сообщать все городские сплетни, даже докладывать “о разговорах и ссо­рах между лакеями”. Продолжая болтать, он выпивал чашку чая или настоя из померанце­вого цвета, которую главный камер-лакей пода­вал ему на позолоченном подносе из его несес­сера. Оттуда же бралась и позолоченная чашка, согласно строгому приказанию императора не подавать ему никакой другой посуды. Он соб­ственноручно клал в напиток сахар, и если нахо­дил хотя малейший посторонний привкус, то немедленно отталкивал чашку. Это было един­ственной предосторожностью, которую он при­знавал против отравления. Обутый в красные или зелёные туфли, которые он носил всегда до полного износа, не позволяя чинить, он отправ­лялся в ванну… Тёплая ванна была некоторым образом страстью Наполеона. Он оставался в ней нередко по целому часу, постоянно открывая кран с горячей водой и доводя температуру до такой теплоты, что вся комната наполнялась туманом, и приходилось отворять дверь. Если приходили важные депеши, то личный секре­тарь читал их ему или же передавал ему содержа­ние… Выйдя из ванны, он надевал фуфайку, потом рубашку, подобную той, которая была на нём ночью… Затем он надевал свой комнатный костюм, состоявший летом из длинных брюк и длинного редингота или халата из белого пикейного канифаса, зимою – из бумазейных панталон и белого мультонового халата. На голове оставался мадрасовый платок, которым он подвязывал её на ночь, спуская концы на заты­лок. В таком костюме он подолгу работал со своим секретарём, диктуя ему, а также принимал по неотложным делам некоторых министров в комнате, находившейся за кабинетом… Для бри­тья ему требовалось не менее двух человек. Весьма немногие брились в то время сами, и потому всем казалось странным, когда импера­тор стал учиться бриться сам… Один камер-лакей подавал таз и мыло. Другой держал со стороны света большое зеркало из несессера. Император в фуфайке покрывал себе половину лица намы­ленной водой, разбрызгивая её во все стороны, затем вытирался, брал бритву с перламутровой, украшенной золотом ручкой, которую предва­рительно опускали в горячую воду, и начинал бриться сверху вниз, что вначале повело ко мно­гим случайностям, так как у цирюльников, кажется, взято за правило брить снизу вверх…

В то время как император кончал брить одну половину лица, все переходили на другое место: камер-лакей со своим зеркалом переходил справа налево или слева направо, смотря по тому, с какой стороны был свет, и операция про­должалась. Под конец император спрашивал у каждого, хорошо ли выбрита его борода. Весело шутя, он любил драть своих камер-лакеев за уши, если замечал, что какой-нибудь волосок ускользнул от его внимания… Покончив с боро­дою, император умывал руки миндальным тестом, а не то розовым или виндзорским мылом. Лицо он обмывал двумя нежнейшими губками, причём очень часто погружал голову в серебряную чашку, которую по размерам можно было принять за маленькую ванну… Умыв лицо и руки, Наполеон старательно чистил зубы буксо­вой зубочисткой, затем медленно тёр их щёт­кой, обмакнутой в зубную кашку, и завершал чистку коралловым порошком. После этого он выполаскивал рот смесью водки со свежей водой и чистил язык серебряным, вызолоченным или черепаховым скребком… Умывшись, Наполеон тщательно обстригал себе ногти, причём требо­вал, чтобы ножницы были очень остро отто­чены. У него были красивые руки, и, зная это, он старательно ухаживал за ними… Покончив с ногтями, Наполеон снимал фуфайку, и ему поли­

вали голову одеколоном, между тем как сам он растирал себе жёсткой щёткой грудь и руки. Затем камер-лакей той же щёткой растирал ему спину, плечи и всё тело, обильно поливая его одеколоном. Эти растирания, по словам Наполе­она, были им усвоены на востоке. Он не любил, чтобы его при этом щадили. “Три крепче! – гово­рил он камер-лакею. – Крепче! Скреби, как осла!”… После купания, мытья и растирания император одевался».

Труды Массона о Наполеоне отличались скру­пулёзностью, точностью в деталях, но прежде всего, и это было главным, обилием новых, ещё не публиковавшихся материалов. Массоновские исследования до сих пор занимают одно из пер­вых мест по уровню цитирования в современ­ной наполеонистике. Однако цитирование это выборное: на Массона чаще всего ссылаются, когда возникает необходимость привести тот или иной документ, введённый им в научный оборот. Его собственные выводы и обобщения, как правило, такого интереса у современных учёных не вызывают. Впрочем, об этом ещё в 1936 году в статье «О наполеоновской историо­графии» писал академик Е. В. Тарле: «В 1890-х и 1900-х выступил Фредерик Массон с много­численными томами о Наполеоне: о коронации Наполеона, о семье Наполеона, об армии Напо­леона, о дворе Наполеона и т. д. Эти детальные архивные исследования, написанные в духе обо­жания, осветили немало чисто фактических проблем, но какого-нибудь общего взгляда, какого-нибудь, пусть даже неправильного, одно­стороннего, но обобщающего, теоретического подхода спрашивать и ожидать от Массона не приходится».

Массон Фредерик-Луи-Клод (Masson Frederic-Louis-Claude; 1847–1923)

Наполеон I в придворной и домашней жизни. С 12-ю рисунками. Перевод с французского. Издание С. Н. Кирилина. Санкт-Петербург: Типо­литография А. Е. Ландау, 1896. 1 л. титул, 296 с., 12 л. иллюстраций. В полукожаном переплёте конца XIX века. Крышки оклеены «мрамор­ной» бумагой. На корешке с бинтами тиснённые золотом имя автора, заглавие: «Наполеон» и суперэкслибрис: «Н. Ч.». Форзацы белого муара. Красное шёлковое ляссе. Тройной «мраморированный» обрез.18х12,5 см. Цензурное разрешение от 7 февраля 1896 года. Судя по оформлению и суперэкслибрису, книга происходит из библиотеки Н. М. Чукмалдина.

Чукмалдин Николай Мартемьянович (1836–1901) – крупный тюменский и московский купец-промышленник, известный сибирский меценат и просветитель, писатель, путешественник. Разбогател на торговле шерстью и чаем. Обладал крупной коллекцией древних рукописных и старопечатных книг. Собрал значительную личную библиотеку. Имел коллекцию старинных икон, большую часть которых пожертво­вал храмам. На сегодняшний день основу музейного собрания Тюменского краеведческого музея составляют коллекция и библиотека Н. М. Чукмалдина.