Русские анекдоты (1822 год); Новое собрание русских анекдотов (1829 год)

Сергей Глинка

В конце XVIII - первой половине XIX века сбор­ники исторических анекдотов, пользовавши­еся устойчивым спросом у читателей разных сословий, выходили с частотой периодических изданий. Они носили либо монографический характер, ограничиваясь обозрением деяний какого-либо императора, полководца или иной знаменитости, либо соединяли под одной обло­жкой героев разных эпох. К последней катего­рии относились и сборники С. Н. Глинки -пожалуй, самого ревностного и неутомимого из составителей российских анекдотических летописей. В течение многих лет Глинка изда­вал журнал «Русский вестник», наполняя его, главным образом, собственными очерками памятных событий древней и новой россий­ской истории, а затем те же самые материалы он печатал отдельными книгами, придавая им статус и форму исторических анекдотов.

Принадлежавшие перу Глинки «Русские анек­доты военные и гражданские, или Повествова­ние о народных добродетелях россиян древних и новых времён» выходили в 1811, 1820 и 1822 годах. С каждой новой публикацией сборник увеличивался в объёме: первое его издание состояло из двух частей, второе - из трёх, тре­тье - из пяти, к которому через семь лет приба­вилась шестая часть - «Новое собрание русских анекдотов». О «Русских анекдотах» 1820 года уже рассказывалось в третьем выпуске Библио-хроники. В настоящем томе представлено изда­ние 1822-1829 годов. Оно имеет посвящение Павлу Григорьевичу Щепочкину (1761-1834) как знак признательности за «постоянное доброже­лательство» к автору. Адресат посвящения являлся владельцем многочисленных земель, бумажной и полотняных фабрик, одна из кото­рых находилась в Полотняном заводе Калуж­ской губернии, рядом с фабрикой Гончаровых.

В предисловии к сборнику Глинка писал о том, что, помимо очерков собственного сочи­нения, основывавшихся на различных источ­никах, он поместил в книгу мемуарные и доку­ментальные свидетельства других лиц: «Не желая одному себе присвоить похвальное усер­дие к обнародованию отечественных доброде­телей, я сохраню имена всех тех, которые сооб­щили мне военные или гражданские анекдоты.

По возможности моей старался я соблюсти ясность и простоту слога в повествовании о добродетелях отечественных, ибо лучшим украшением служат сии самые добродетели. Для уравнения слога я часто обрабатывал при­сылаемые известия». Далее автор обозначал хронологические рамки каждой из частей: «Часть I. От времён князя Александра Невского до Петра I. Часть II. Анекдоты о Петре Великом и его современниках. Часть III. Анекдоты, отно­сящиеся к царствованию императрицы Екате­рины II. Часть IV. Анекдоты от 1797 до 1811 года. Часть V. Подвиги добродетели и славы русских в Отечественную и Заграничную войну».

Один из анекдотов - «Милосердие и снисхо­дительность Екатерины II, или Сельское угоще­ние» - запечатлел важнейшее событие в биогра­фии самого автора, а именно посещение Екате­риной II 4 июня 1781 года принадлежавшей родителям Глинки деревни Холм Духовщин-ского уезда Смоленской губернии. В деревне находилась почтовая станция, и царский поезд, следовавший из Белоруссии в Петербург, оста­новился там для перемены лошадей. Поселяне встретили государыню «цветами, зеленью и непритворным весельем». Порадовавшись благоустройству дороги, красиво обсаженной деревьями, наподобие аллеи, и благополучию своих подданных, Екатерина II пожелала награ­дить земского исправника, в должности кото­рого пребывал отец писателя Николай Ильич Глинка - в прошлом гвардейский офицер, герой Кагульской битвы, ординарец П. А. Румянцева. Однако находившиеся в свите императрицы П. А. Румянцев и А. Л. Нарышкин доложили ей, что земской исправник более всего хотел бы «принять и угостить её в семействе своём». Недалеко от станции был заранее устроен обширный шатёр, где собрались все предста­вители большой семьи Глинок, включая мало­летнего Сергея Николаевича. Навстречу госу­дарыне выехал верхом 104-летний прадед писателя Григорий Андреевич Глинка. Екате­рина была удивлена его долголетием и здоро­вьем, позволявшим в столь почтенном воз­расте ездить верхом и стрелять дичь. В анек­доте приведён фрагмент диалога Григория Андреевича и императрицы: «"Дай Боже и Тебе, матушка, такой крепости сил в мои лета!" -сказал прадед мой. - "Нет, старик! - возразила монархиня, - государи не живут так долго: у них много забот!"». В благодарность за приём и служебное радение земского исправника сыновья Н. И. Глинки Сергей и Николай были записаны в Сухопутный шляхетский корпус. В свою очередь Н. И. Глинка на том самом месте, где происходило угощение, воздвиг «каменный столп» в честь Екатерины II, однако этот памят­ник не пощадила война 1812 года. С. Н. Глинка, поместив на страницах сборника драгоценное семейное предание, сопроводил его гравиро­ванной картинкой и своим стихотворением «Праху моих родителей»:

Родители мои! Когда сыновний глас
Ещё подвигнуть может вас,
Коль с расторженьем уз земного пребыванья
Не рушится союз сердец,
От мест, где царствует всемирный наш Отец,
Внушив мои вещанья,
Прострите взор ко мне: клянусь терпеть,
                                                                  страдать,
Но век любить добро и вами жизнь питать.

Войнам России с наполеоновской Францией посвящены две последние части сборника. В чет­вёртой рассказывается о подвигах русских сол­дат и офицеров во время кампаний 1805, 1806 и 1807 годов. Глинка описывает эпизоды боёв при Ламбахе, Амштеттене, Фридланде, на острове Тенедос и др. Однако тогда боевые действия в Австрии, Пруссии и на островах Эгейского моря не принесли русской армии громких побед, а потому автор акцентирует внимание читателя на бесстрашии и самоотверженности отдельных русских воинов: «В сражении под Фридландом Шлиссельбургского полку рядовой Шишков тяжело был ранен в ногу ядром. Между тем полк ударил в штыки. Раздалось «ура!». Шишков, забыв боль, вынул ножик, своею рукой отделил ногу, висевшую ещё на нескольких жилах, и пополз за полком. В сию минуту снова повторили «ура!». Шишков приподнялся и закричал: "Ура! Сту­пайте, братцы!"». В преамбуле к одному из таких анекдотов Глинка сформулировал своё кредо повествователя: «Дух и свойства народные всего более изъявляются в обстоятельствах чрезвы­чайных. Незыблемый памятник народный заключается в предании его добродетелей».

События Отечественной войны 1812 года и Заграничных походов 1813-1815 годов описы­ваются в наиболее обширной пятой части изда­ния. Начинается она очерком «Московские про­исшествия 1812 года от 11 до 18 июля», пове­ствующим о приезде в древнюю столицу Александра I, о формировании московского ополчения, о сборе пожертвований на военные нужды. Этот анекдот заслуживает особого вни­мания и доверия, так как Глинка был в это время в Москве и непосредственно участвовал в собы­тиях, о которых затем написал. Вот как, напри­мер, рассказывается о появлении императора в Кремле утром 12 июля: «Вышел царь русский из палат предков своих, как Ангел Божий, явился народу на Красном крыльце. Раздался звон колокольный, воскликнули сотни тысяч голосов: "Да здравствует царь-государь!" Поле­тели шапки в воздух. С радостными возглаше­ниями "ура!" мешались слёзы и рыдания. Вос­торг, жалость, любовь к царю кроткому, гнев к врагу лютому волновали души и сердца. Тысячи людей русских, в слезах и рыдая, кри­чали от избытка душевного: "Веди нас, царь-государь! Умрём или истребим злодея!" С того времени, как Божии Помазанники воцарились над народами, с того самого времени никто из царей нигде и никогда не был так встречен и приветствуем, как встречен был наш царь, отец подданных и царь сердец!» Впоследствии этот фрагмент наравне с другими мемуарными источниками будет использован Л. Н. Толстым в романе «Война и мир» в знаменитой сцене давки, в которую угодил юный Петя Ростов: «Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось ещё куда-то вперёд. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и всё закричало: "Ура! урра! ура!" Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя. На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слёзы текли у неё из глаз. "Отец, ангел, батюшка!" - приговаривала она, отирая пальцем слёзы. " Ура!" - кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте, но потом опять бросилась вперёд. Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выка­тив глаза, бросился вперёд, работая локтями и крича "ура!", как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же кри­ками "ура!". "Так вот что такое государь!" - думал Петя... Несмотря на то, он всё так же отчаянно пробивался вперёд, и из-за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом. Но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно полу­чил в бок такой удар по рёбрам и так был при­давлен, что вдруг в глазах его всё помутилось и он потерял сознание. Когда он пришёл в себя, какое-то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потёртой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы. "Бар­чонка задавили! - говорил дьячок. - Что ж так!.. легче... задавили, задавили!"»

Среди материалов сборника «Русские анек­доты» - жизнеописания М. И. Кутузова, генера­лов И. К. Краснова и И. С. Дорохова, рассказы о подвигах бородинских героев П. И. Баграти­она, А. А. Тучкова, А. Н. Бахметева, о битве при Малоярославце, в которой прославился генерал Д. С. Дохтуров. Обращаясь к громким именам тех, чьи парадные портреты украсили галерею 1812 года в Зимнем дворце, Глинка в то же время старался сохранить для истории имена про­стых солдат и младших офицеров, таких как прапорщик Митавского полка Иван Сидоренко, рядовые Шлиссельбургского полка братья Звя­гины, гренадер Угличского мушкетёрского полка Егор Иванов. Своей храбростью и муже­ством они наравне с прославленными воена­чальниками заслужили память потомков.

Значительное место в сборнике занимают «воспоминания» о ратных делах крестьян, кото­рые самостоятельно объединялись в отряды, чтобы нападать на неприятеля, спасать от раз­грабления барские имения, хлебные запасы и церковную утварь. В поле зрения Глинки находились прежде всего окрестности Москвы: Богородский, Серпуховский, Верейский уезды. Вот, например, как описываются подвиги «земледельцев-воинов», живших в окрестностях Рузы: «По Рузской округе воины-поселяне, во имя Бога и Веры согласясь отстаивать свои пепелища, в каждом селении учредили коло­кола. При появлении неприятеля в том или дру­гом месте по звону колокольному поспешно сбирались по нескольку тысяч. Ополчась еди­нодушием и вооружась чем кто мог, отважно нападали на неприятельские отряды и из оных истребили более тысячи человек, кроме плен­ных, взятых казаками при помощи воинов-поселян. Наконец, октября 11 тысяча пятьсот русских воинов-поселян, пристав к казакам, способствовали к последнему изгнанию врагов из Рузской округи».

К описываемому экземпляру издания 1822 года присоединено «Новое собрание русских анекдотов, или Прибавление к пяти частям рус­ских анекдотов», выпущенное Глинкой в 1829 году. Тематика «Прибавления» разнообразна: черты из жизни Петра I и Екатерины II, юность М. В. Ломоносова, «отроческие лета» И. И. Дми­триева, «чувствования к памяти нежной матери» Н. М. Карамзина. Войне с Наполеоном посвящён здесь анекдот о юном графе А. П. Строганове, убитом в сражении при Краоне в 1814 году. Хотя история войн с Наполеоном оставила немало примеров гибели молодых ратников, смерть Строганова и его похороны на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры приоб­рели масштаб значительного общественного события. О нём много писали, В. А. Жуковский и Н. И. Гнедич откликнулись на него стихотвор­ными строками. Свою лепту в прославление юного героя внёс и Глинка: «Со дня боя Куль-мского, бессмертного в летописях славы, сын графа Павла Александровича Строганова нахо­дился в передовых войсках под начальством генерал-адъютанта И. В. Васильчикова. Вслед славы летел он за славою. Уже в очах юноши блистали те первые лучи славы, которые так же прелестны, как и первые лучи зари весенней, уже он воображал, с каким восторгом встретит его нежная мать в венке лавровом. Но что зна­чат и самые лучшие, и самые невинные надежды на этой земле, где от славы и смерти - один шаг, одно мгновенье?.. Юный Строганов пал в пределах Франции в сражении под Краоном, пал почти в очах отца своего. Он был един­ственный сын, единственная надежда семей­ства своего. Тело юного героя отыскано было уже 25 февраля после битвы Лаонской и пере­везено в северную столицу, где предано земле в Александровской обители, подле гроба его деда. Счастлив тот, кто и на скоротечном поприще жизни оставляет следы славы и добродетели».

Патетика текста скрывает детали происшед­шего, которые широко обсуждались тогда в рус­ском обществе. Девятнадцатилетний Александр Строганов присоединился к действующей армии в 1813 году. Битва при Краоне, где две русские дивизии под командованием М. С. Воронцова и П. А. Строганова успешно противостояли натиску 30 тысяч французов под предводитель­ством самого Наполеона, была едва ли не пер­вым серьёзным сражением, в котором участво­вал молодой офицер. Этот мартовский день 1814 года оказался для него роковым: неприя­тельское ядро снесло ему голову. Потрясённый П. А. Строганов с разрешения императора оста­вил армию, чтобы сопроводить тело сына в Петербург. Впоследствии эти события описал А. С. Пушкин. В черновых редакциях шестой главы «Евгения Онегина» есть строки:

В сраженье смелым быть похвально,
Но кто не смел в наш храбрый век?
Всё дерзко бьётся, лжёт нахально.
Герой, будь прежде человек!
Чувствительность бывала в моде
И в нашей северной природе.
Когда горящая картечь
Главу сорвёт у друга с плеч,
Плачь, воин, не стыдись, плачь вольно:
И Кесарь слёзы проливал,
Когда он друга смерть узнал...
...Но если жница роковая,
Окровавленная, слепая,
В огне, в дыму - в глазах отца
Сразит залётного птенца!
О страх! о горькое мгновенье!
О Строганов, когда твой сын
Упал, сражён, и ты один,
Забыл ты славу и сраженье,
И предал славе ты чужой
Успех, ободренный тобой.

Хотя Пушкин замышлял эти строфы как лирическое отступление, которое, впрочем, так и не вошло в окончательный текст романа, в них содержится гораздо больше историче­ской и человеческой правды, чем в двух страни­цах выспреннего текста претендующего на достоверность анекдота Глинки.

Жанр исторического анекдота предполагал не столько общий взгляд на те или иные собы­тия, сколько любопытные подробности, част­ности, детали, сопровождавшие эти события. В равной степени историческое лицо предста­вало в анекдотах не парадным портретом, но «домашним образом», с характерными для этого лица привычками и пристрастиями. Такого рода свидетельств в анекдотах Глинки почти нет. У него была другая, более масштабная задача: народное воспитание на примерах «под­вигов добродетели и славы». Этим и объясня­лось присущее его анекдотам навязчиво-утомительное назидание, столь раздражавшее его современников. Глинка хорошо знал чита­тельские отклики, в том числе негативные, на свои сборники анекдотов, но при этом неиз­менно полагал, что только выбранным им спо­собом можно и должно воспитывать граждан своего отечества.

Глинка Сергей Николаевич (1776-1847)

Русские анекдоты военные и гражданские, или Повествование о народных добродетелях Россиян древних и новых времён, изданные Сергеем Глинкою. [В 6 ч.] Москва: В Типографии Семёна Селивановского, 1822-1829. Ч. 1. От времён князя Александра Невского до Петра I. 1 л. шмуцтитул, 1 л. фронтиспис (гравированный портрет Александра Невского), 1 л. титульный, 1 л. посвящение Павлу Григорьевичу Щепочкину, [2], IV, [236] c., 12 л. иллюстраций. Ч. 2. Анекдоты о Петре Великом и его современниках. [2], II, 135, [1] с., 3 л. иллюстраций. Ч. 3. Анекдоты, относящиеся к царствованию императрицы Екатерины II. 1 л. фронтиспис (гравированный портрет Екатерины II), 1 л. титульный, [2], II, 260 c., 7 л. иллюстраций. Ч. 4. Анекдоты от 1797 до 1811 года. [4], II, 169, [1] c., 1 л. иллюстрация. Ч. 5. Подвиги добродетели и славы Русских в Отечественную и Заграничную войну. [2], IV, 312 c., 6 л. иллюстраций. [Ч. 6.] Новое собра­ние русских анекдотов, или Прибавление к пяти частям русских анекдотов, изданных Сергеем Глинкою. III, 243 с., 1 л. иллюстрация. Сборный комплект в трёх томах. Том первый (ч. 1 и 2) в цельнокожаном переплёте времени издания. На корешке золототиснёный орна­мент, ярлыки оранжевой и зелёной кожи с тиснёнными золотом заглавием и номерами частей. 22х12,5 см. На шмуцтитуле ч. 1 надпись «орешковыми» чернилами: «Голицына Георгиевский». (Вероятнее всего, надпись указывает на принадлежность книги к библиотеке, находившейся в московской усадьбе Голицыных в Георгиевском переулке, между Тверской и Большой Дмитровкой.) Цензурное разре­шение ч. 1, 2 от 24 октября 1821 года. Том второй (ч. 3 и 4) в цельнокожаном переплёте времени издания. На корешке золототиснёный орнамент, ярлыки малиновой и зелёной кожи с тиснёнными золотом заглавием и номерами частей. 21,5х12,5 см. На переднем фор­заце надпись «орешковыми» чернилами: «Русские анекдоты». На фронтисписе, титульном л. и в тексте штемпели: «Императорское общество для содействия русскому торговому мореходству». Цензурное разрешение ч. 3 от 1 декабря 1821 года, ч. 4 от 8 мая 1822 года. Императорское общество для содействия русскому торговому мореходству основано в Москве в 1873 году. Центральное прав­ление Общества находилось в Москве, его филиалы действовали в портовых городах страны. Членами Общества являлись военные и гражданские моряки, учёные, купцы, чиновники. Том третий (ч. 5 и 6) в цельнокожаном переплёте времени издания. На крышках орнаментальные рамки. На корешке тиснёные заглавие, номера частей и орнамент. Форзацы «мраморной» бумаги. 22х13 см. Цензурное разрешение ч. 5 от 3 августа 1822 года, ч. 6 от 14 января 1828 года. Полный комплект встречается редко.