Опыт теории партизанского действия (1821 год)

Денис Давыдов

Известно ироничное замечание Пушкина о Д. В. Давыдове: «Военные уверены, что он отлич­ный писатель, а писатели про него думают, что он отличный генерал». Впрочем, эти слова всё же следует считать дружеской шуткой: обычно поэт с неизменным уважением отзывался как о подвигах Давыдова на полях сражений, так и о его заслугах на литературном поприще. А одно из неоспоримых доказательств тому, что Денис Васильевич одинаково хорошо вла­дел и саблей, и пером, Пушкин, как и другие его современники, видел в книге «Опыт теории партизанского действия».

Денис Давыдов знал теорию и практику воен­ного искусства не понаслышке. Он вырос в семье профессионального военного: его отец, бригадир Василий Денисович Давыдов, служил под началом великого Суворова. В своей авто­биографии, написанной в третьем лице, Денис Васильевич рассказал об этом так: «Давыдов, как все дети, с младенчества своего оказал страсть к маршированию, метанию ружьём и проч. Страсть эта получила высшее направ­ление в 1793 году от нечаянного внимания к нему графа Александра Васильевича Суво­рова, который при осмотре Полтавского легко­конного полка, находившегося тогда под начальством родителя Давыдова, заметил рез­вого ребёнка и, благословив его, сказал: "Ты выиграешь три сражения!" Маленький повеса бросил псалтирь, замахал саблею, выколол глаз дядьке, проткнул шлык няне и отрубил хвост борзой собаке, думая тем исполнить пророче­ство великого человека. Розга обратила его к миру и к учению».

В 1801 году Давыдов стал эстандарт-юнкером привилегированного гвардейского Кавалер-гардского полка. Однако удачное начало воен­ной карьеры вскоре оказалось омрачено пере­водом с потерей чина на Украину, в раскварти­рованный там Белорусский гусарский полк. Причиной тому стало увлечение молодого человека поэзией и, в частности, жанром сати­рической басни. Много лет спустя, когда пере­живания из-за неожиданной опалы остались позади, Давыдов не без гусарской лихости изложил свою версию происшедшего: «Между тем он не оставлял и беседы с музами: он при­зывал их во время дежурств своих в казармы, в госпиталь и даже в эскадронную конюшню. Он часто на нарах солдатских, на столике боль­ного, на полу порожнего стойла, где избирал своё логовище, писывал сатиры и эпиграммы, коими начал ограниченное словесное поприще своё. В 1804 году судьба, управляющая людьми, или люди, направляющие её ударами, прину­дили повесу нашего выйти в Белорусский гусарский полк, расположенный тогда в Киев­ской губернии, в окрестностях Звенигородки.

Молодой гусарский ротмистр закрутил усы, покачнул кивер на ухо, затянулся, натянулся и пустился плясать мазурку до упаду». Именно там, в Малороссии, были написаны первые гусарские стихи и песни, которые вскоре сде­лают Давыдова знаменитым:

Стукнем чашу с чашей дружно!
Нынче пить ещё досужно;
Завтра трубы затрубят,
Завтра громы загремят.
Выпьем же и поклянёмся,
Что проклятью предаёмся,
Если мы когда-нибудь
Шаг уступим, побледнеем,
Пожалеем нашу грудь
И в несчастье оробеем;
Если мы когда дадим
Левый бок на фланкировке,
Или лошадь осадим,
Или миленькой плутовке
Даром сердце подарим!..

В 1806 году Давыдов, переведённый в Лейб-гусарский полк поручиком, возвратился в Петербург. С 1807 по 1812 год он как адъютант князя Петра Ивановича Багратиона сопрово­ждал его в Пруссии, Финляндии и Турции. От тех походов сохранился анекдот, записанный Пушкиным в «Table-Talk»: «Денис Давыдов явился однажды в авангард к князю Багратиону и ска­зал: "Главнокомандующий приказал доложить Вашему сиятельству, что неприятель у нас на носу, и просит Вас немедленно отступить". Багратион отвечал: "Неприятель у нас на носу? На чьём? Если на Вашем, так он близко, а коли на моём, так мы успеем ещё отобедать"». Благо­даря протекции Багратиона весной 1812 года Давыдов получил назначение в Ахтырский гусарский полк.

Пройдя с русской армией путь от западной границы до села Бородина - имения отца, в котором он рос, - за пять дней до сражения, которое сделало название родового гнезда Давыдовых известным всей Европе, Денис Васильевич обратился к князю Багратиону с просьбой о назначении командиром кавале­рийского отряда, имеющего целью действия в тылу противника. Впоследствии он под­робно рассказал о том, как это происходило: «Видя себя полезным Отечеству не более рядо­вого гусара, я решился просить себе отдель­ную команду, несмотря на слова, произноси­мые и превозносимые посредственностью: никуда не проситься и ни от чего не отказы­ваться. Напротив, я всегда уверен был, что в ремесле нашем тот только выполняет долг свой, который переступает за черту свою, не равняется духом, как плечами в шеренге с това­рищами, на всё напрашивается и ни от чего не отказывается. При сих мыслях я послал к князю Багратиону письмо следующего содер­жания: "Ваше сиятельство! Вам известно, что я, оставя место адъютанта Вашего, столь лестное для моего самолюбия, и вступя в гусарский полк, имел предметом партизанскую службу и по силам лет моих, и по опытности, и, если смею сказать, по отваге моей. Обстоятельства ведут меня по сие время в рядах моих товари­щей, где я своей воли не имею и, следовательно, не могу ни предпринять, ни исполнить ничего замечательного. Князь! Вы мой единственный благодетель! Позвольте мне предстать к Вам для объяснений моих намерений. Если они будут Вам угодны, употребите меня по жела­нию моему и будьте надёжны, что тот, кото­рый носил звание адъютанта Багратиона пять лет сряду, тот поддержит честь сию со всею ревностию, какой бедственное положение любезного нашего Отечества требует". Двад­цать первого августа князь позвал меня к себе. Представ к нему, я объяснил ему выгоды пар­тизанской войны при обстоятельствах того времени... Князь прервал нескромный полёт моего воображения. Он пожал мне руку и ска­зал: "Нынче же пойду к светлейшему и изложу ему твои мысли"».

Для начала Давыдову выделили 50 гусар и 80 казаков. Однако уже в самом начале пути отряд едва не погиб, попав в крестьянскую засаду. Денис Васильевич так объяснял причины слу­чившегося: «Сколько раз я спрашивал жителей по заключении между нами мира: "Отчего вы полагали нас французами?" Каждый раз отве­чали они мне: "Да вишь, родимый (показывая на гусарский мой ментик), это, бают, на их одёжу схожо". - "Да разве я не русским языком говорю?" - "Да ведь у них всякого сбора люди!" Тогда я на опыте узнал, что в Народной войне должно не только говорить языком черни, но приноравливаться к ней и в обычаях, и в одежде. Я надел мужичий кафтан, стал отпускать бороду, вместо ордена Святой Анны повесил образ Святого Николая и заговорил с ними языком народным».

Заручившись поддержкой местного населе­ния и увеличив за счёт крестьян свой отряд, Давыдов успешно действовал в тылу француз­ских войск. В списке его удачных партизан­ских рейдов можно найти и дерзкие налёты на небольшие гарнизоны противника, и уничто­жение отрядов фуражиров, и крупные воин­ские операции против регулярных частей Великой армии. Так, в Царёвом Займище он захватил 119 солдат и офицеров, 10 провиант­ских фур и фуру с патронами. При Вязьме его отряд заставил сложить оружие 370 солдат, 2 офицеров и отбил 200 русских пленных. Под Ляховом давыдовские партизаны участвовали в операции по уничтожению двухтысячного отряда генерала Ожеро. Наконец, уже в дека­бре, дойдя до Немана, где за полгода до того наполеоновская армия начинала свой поход на Россию, Давыдов занял губернский город Гродно. А. И. Михайловский-Данилевский, имев­ший в своём распоряжении материалы давы­довского архива, рассказывает о том, что в Гродно Денис Васильевич заставил местного ксёндза, более других прославлявшего Напо­леона, произнести речь, в которой тот вынуж­ден был проклинать французов, восхваляя при этом императора Александра I, князя М. И. Куту­зова и весь русский народ. За кампанию 1812 года Дениса Васильевича наградили орденом Святого Владимира 3-й степени и Святого Георгия 4-й степени.

В начале Заграничного похода отряд Давы­дова был приписан к корпусу генерала Ф. Ф Винцингероде. Лишённый привычной самостоя­тельности, вынужденный подчиняться чужой воле, Денис Васильевич с неохотой вспоминал о том времени: «Тут фортуна обращается к нему задом: Давыдов предстаёт пред лицом генерала Винцингероде и поступает под его начальство. С ним пресмыкается он чрез Польшу, Силезию и вступает в Саксонию. Не стало терпения! Давыдов рванулся вперёд и занял половину города Дрездена, защищаемого корпусом мар­шала Даву. За таковую дерзость он был лишён команды и сослан в Главную квартиру. Спра­ведливость царя-покровителя была щитом бес­покровного. Давыдов снова является на похи­щенное у него поприще, на коем продолжает действовать до берегов Рейна. Во Франции он командует в армии Блюхера Ахтырским гусар­ским полком. После Краонского сражения, в коем все генералы 2-й гусарской дивизии были убиты или ранены, он управляет двое суток всею дивизиею, а потом бригадою, состав­ленною из гусарских полков - того же Ахтыр-ского и Белорусского, с которыми он проходит через Париж. За отличие в сражении под Брие-ном (Ларотьер) он производится в генерал-майоры. 1814 года Давыдов возвращается из Парижа в Москву, где предаётся исключительно поэзии и сочиняет несколько элегий».

Однако уже через два года мирной жизни Денис Васильевич решил вновь обратиться к недавнему военному прошлому и приступил к работе над крупным сочинением о теории и практике партизанской войны. Современный историк русской книги пушкинского времени О. В. Аснина в статье ««"Опыт теории партизан­ского действия" Дениса Давыдова в библиотеке А. П. Ермолова» (опубликована в сборнике: Рукописи. Редкие издания. Архивы: Из фондов библиотеки Московского университета. Мос­ква, 1997) подробно описала историю созда­ния и публикации этого во многих отноше­ниях замечательного труда. Аснина рассказы­вает: «Работу над "Опытом о партизанах" - так первоначально называлось это исследование -Давыдов начал ещё в 1816 году и не оставлял на протяжении всей жизни. Он неоднократно об­ращался к друзьям и знакомым, прося их вы­сказывать свои замечания, и постоянно вно­сил изменения, касающиеся как содержания книги, так и её стиля. В начале 1819 года Давы­дов отослал рукопись "Опыта о партизанах" П. М. Волконскому для представления её импе­ратору, но не получил ответа, что его очень беспокоило. В одном из писем (от 18 мая 1819 года) он жаловался А. А. Закревскому: «Если такое будет поощренье нашей братьи, то мно­гого не узнают! К слову пришло, я уверяю тебя без малейшего хвастовства, что никто ещё не писал об употреблении лёгких войск, как я писал в известном тебе 'Опыте"...» Стараясь непременно довести свой труд до императора, Давыдов вновь писал П. М. Волконскому, пы­тался действовать через И. И. Дибича, А. А. За-кревского, И. В. Васильчикова, но, несмотря на все усилия, путешествие рукописи "Опыта" в недрах канцелярии Главного штаба продли­лось более двух лет... П. М. Волконский предпи­сал рассмотреть "Опыт" Военно-учёному ко­митету при Главном штабе. Позже, в начале 1822 года, Комитет обсудил труд Давыдова и вынес заключение, что "книга сия содержит в себе весьма много хорошего и для распро­странения сведений по части малой войны по­лезна. К тому ж сочинитель выдал не систему, на одном умозрении основанную, а написал то, что сам на опыте видел, находясь в числе партизанов, столько отличившихся в незаб­венную для России войну 1812 года". Тем вре­менем, не дождавшись императорского благо­воления, Давыдов начал хлопотать об издании своего труда. "Очень рад, что мне развязали руки, я его отдаю в печать и никому не под­ношу", - с обидой восклицал Давыдов о сочи­нении, которое "хотя не столь полезное, как рассуждение о выпушке на погонах и о цвете темляков, но так же непустое, как об нём вели­кие наши преобразователи думают!"... В конце концов книга появилась в Москве, в типогра­фии С. И. Селивановского, известной своими прекрасными изданиями научной и художе­ственной литературы».

О. В. Аснина установила, что не боявшийся ни сабли, ни пули Давыдов в случае с «Опытом тео­рии партизанского действия» повёл себя крайне осторожно. Выпустив книгу, он отправил несколько экземпляров близким друзьям, дождался их откликов и, узнав, что, по их мне­нию, некоторые его суждения, оценки и характе­ристики чересчур резки, приказал уничтожить весь тираж, внёс в текст необходимые исправле­ния и отпечатал «Опыт» заново. Промежуток между появлениями первого и второго изданий составил около семи месяцев: сохранились три или четыре экземпляра книги с цензурным раз­решением от 4 апреля 1821 года и хорошо извест­ные библиофилам томики «Опыта» с дозволе­нием цензуры от 31 октября того же года.

В середине января 1822 года газета «Русский инвалид» (№ 11) так оповестила своих читате­лей о появлении новой книги прославленного Дениса Давыдова: «Поздравляем соотечествен­ников своих и в особенности военных людей с сею классическою оригинальною россий­ской книгою! До сих пор Денис Васильевич Давыдов был нам известен как сочинитель военных песен, любовных и шуточных стихо­творений, как сметливый предводитель отряда удалых наездников. Теперь является он как тон­кий наблюдатель, постигший дело ратное, открывший в нём много доселе бывшего тай­ным, неопределённым, и как глубокомыслен­ный писатель, изложивший теорию партизан­ского действия если не учёнее и красноречивее славного тактика [Антуана-Анри] Жомини, то, по крайней мере, яснее и короче».

Касаясь роли партизанского движения в Оте­чественной войне, Давыдов писал: «Грозная эпоха 1812 года, ознаменованная столь чрезвы­чайными событиями, причинила в России изменение в главной части военного искус­ства... и партизанская война поступила в состав предначертаний общего действия армий. При вторжении в пределы России и по разобщении наших двух армий Наполеон пошёл прямым путём к Смоленску, стараясь воспрепятство­вать соединению оных. Когда же, невзирая на усилия его, армии наши соединились под Смо­ленском, тогда он следовал за нами до Москвы и по вступлении в неё дозволил князю Куту­зову, почти в глазах своих, совершить спаси­тельный переход к Тарутину. Занятием Тару­тина закрылись южные наши губернии, и сооб­щение неприятеля подверглось случайности пресечения. Тут начинается появление партизанов. Успокоясь на счёт партии, посланной из Бородина к Вязьме для испытания пользы набе­гов, светлейший только при Тарутине разделил на отряды большую часть казацкого войска и по разным направлениям двинул их на путь сообщения неприятеля. Время, проведённое на вещественное и нравственное усиление армии на сей позиции, не было потеряно партиза­нами: около шести недель кряду сообщение французов чрез Можайск, Вязьму и Смоленск преграждаемо было беспрерывными их набе­гами. Никогда с начала войны не было видимо в лагере нашем толикого числа пленных, как в течение сей эпохи. Казалось, что отважность и деятельность партизан умножалась по мере умножения предосторожности в неприятель­ских войсках, почти осаждённых партиями и вооружёнными поселянами. Фигнер рыскал между авангардом неприятеля и главной его армией, простирая кровавые свои поиски до застав столицы. Неутомимый Сеславин разил неприятеля со стороны Фоминского и был единственным известителем о движении фран­цузской армии к Малоярославцу, занятием которого избегала она от всех постигших её впоследствии несчастий. Кудашев наблюдал за движением неприятеля по Тульской дороге, опасной для нас относительно к покушению неприятельских партий на путь продоволь­ствия нашей армии и на Тульский оружейный завод. Он же преграждал путь подвозам пропи­тания в авангард неприятеля и нередко проры­вался до главной квартиры короля Неаполи­танского... Чернышёв, приведя в трепет гнездилище врагов наших - Варшаву, летел наперерез всего неприятельского основания от герцог­ства Варшавского к Полоцку с известием о дви­жении Дунайской армии к берегам Березины. Прочие партизаны истребляли транспорты и отряды неприятеля, наносили ему наичув­ствительнейшие удары, и все вместе, предше­ствуя французской армии и окружая её во время отступления от Москвы до берегов Немана, бились денно и нощно, преграждали пере­правы, заваливали теснины и беспрерывными тревогами похищали отдохновение, столь необходимое войску, изнемождённому голо­дом, стужей и усиленными переходами».

В своей книге Давыдов, основываясь на опыте партизан Отечественной войны, постарался разработать слаженный порядок действий «партий», определил необходимые качества начальников и характер их приказов при наступательных и оборонительных действиях. В заключение он отмечал: «Если тягости нашей армии не умножатся, если превосходный поря­док внутреннего управления линейной её части продолжится, если удвоят строгость, чтобы иррегулярные полки представляли более людей налицо, нежели при кашах и дежурствах, что почти удвоит число оного войска, если образуют из башкирских, кал­мыцких и татарских полков оборонительные партии и устроят внутреннюю оборону пути продовольствия, если, оставя при армии доста­точное число донских, черноморских и ураль­ских полков для содержания аванпостов её, прочие, разделяя на партии, употребят на сооб­щение неприятеля с означением каждому пар­тизану особой дистанции, тогда смею сказать, что на сообщение наше никакие покушения противных партий не могут быть действи­тельны, и мы с помощью многочисленности и подвижности нашей иррегулярной конницы в состоянии будем не только прикрывать тыл и перёд своей собственной армии, но наносить и без генеральных сражений решительнейшие удары неприятелю».

«Опыт теории партизанского действия» обра­тил на себя внимание современников. А. С. Пуш­кин посвятил ему стихотворение:

Недавно я в часы свободы
Устав наездника читал
И даже ясно понимал
Его искусные доводы;
Узнал я резкие черты
Неподражаемого слога;
Но перевёртывал листы
И — признаюсь — роптал на Бога.
Я думал: ветреный певец,
Не сотвори себе кумира,
Перебесилась наконец
Твоя проказливая лира,
И, сердцем охладев навек,
Ты, видно, стал в угоду мира
Благоразумный человек!
О горе, молвил я сквозь слёзы,
Кто дал Давыдову совет
Оставить лавр, оставить розы?
Как мог унизиться до прозы
Венчанный музою поэт,
Презрев и славу прежних лет,
И Бурцовой души угрозы!
И вдруг растрёпанную тень
Я вижу прямо пред собою:
Пьяна, как в самый смерти день,
Столбом усы, виски горою,
Жестокий ментик за спиною
И кивер-чудо набекрень.

Одобрительные отзывы на книгу Давыдов получил от многих участников Отечественной войны. Партизанское движение в России 1812 года вызывало неподдельный интерес в Европе. В частности, Вальтер Скотт во время работы над «Жизнью Бонапарта» обратился к Денису Васильевичу с просьбой: «Я очень хотел бы знать подробности партизанской войны, кото­рая велась с такой отчаянной смелостью и неу­томимой настойчивостью во время москов­ской кампании». В ответ Давыдов послал писа­телю экземпляр «Опыта теории партизанского действия».

Примечательно, что ставший классическим для русской словесности труд Давыдова с годами не потерял своей значимости с теоре­тической точки зрения. Так, в книге «Записки диверсанта», написанной известным партиза­ном Второй мировой войны Ильёй Григорье­вичем Стариновым (1900-2000), даётся высо­кая оценка давыдовскому определению поня­тия «партизанская война»: «Партизанская война состоит ни в весьма дробных, ни в первосте­пенных предприятях, ибо занимается не сожже­нием одного или двух амбаров, не сорванием пикетов и не нанесением прямых ударов глав­ным силам неприятеля. Она объемлет и пере­секает всё протяжение путей от тыла против­ной армии до того пространства земли, кото­рое определено на снабжение её войсками, пропитанием и зарядами. Через это, заграждая течение источника её сил и существования, она подвергает её ударам своей армии обесси­ленною, голодною, обезоруженною и лишён­ною спасительных уз подчинённости. Вот пар­тизанская война в полном смысле слова».

«Это определение, - писал И. Г. Старинов, -остаётся верным... и в современных войнах без применения средств массового поражения».

После низложения Наполеона Давыдову ещё не раз приходилось брать в руки оружие, однако теперь он сражался лишь в составе регулярной армии: в 1827 году участвовал в персидской кам­пании, в 1831-м подавлял польское восстание. После этого, числясь на службе, жил семей­ными заботами. За несколько лет до смерти он попытался подвести итоги прожитому и нари­совать свой портрет: «Кочуя и сражаясь три­дцать лет с людьми, посвятившими себя исклю­чительно военному ремеслу, он в то же время занимает не последнее место в словесности между людьми, посвятившими себя исключи­тельно словесности. Охваченный веком Напо­леона, изрыгавшим всесокрушительными собы­тиями, как Везувий лавою, он пел в пылу их. Мир и спокойствие - и о Давыдове нет слуха, его как бы нет на свете; но повеет войною - и он уже тут, торчит среди битв, как казачья пика. Снова мир - и Давыдов опять в степях своих, опять гражданин, семьянин, пахарь, ловчий, стихотворец, поклонник красоты во всех её отраслях - в юной деве ли, в произведениях художеств, в подвигах ли, военном или граж­данском, в словесности ли - везде слуга её, везде раб её, поэт её. Вот Давыдов!»

Давыдов Денис Васильевич (1784-1839)

Опыт теории партизанского действия. Сочинение Дениса Давыдова. Москва: В типографии С. Селивановского, 1821. 1 л. шмуцтитул, 1 л. титул, XVI, 217 с., [1] л. - «Замеченные опечатки», 5 л. чертежей. В цельнокожаном переплёте времени издания. На крышках золототиснёные геометрические рамки. На корешке золототиснёный растительный орнамент. В верхней части корешка ярлык красной кожи с тиснёнными золотом именем автора и заглавием. Золототиснёные подвёртки. Форзацы бумаги верже. 20х12 см. Экземпляр из исправленного автором тиража. Редкость.