Письма Устина Ульяныча Веникова к Силе Андреевичу Богатырёву и ответ Силы Андреича Богатырёва Устину Ульяновичу Веникову (1808 год)

[Фёдор Ростопчин]

Помещик села Зажитова Ефремовского уезда Тульской губернии Сила Андреевич Богатырёв стал широко известен публике в 1807 году, когда он, «отставной подполковник, изранен­ный на войнах, три выбора предводитель дво­рянский и кавалер Георгиевский и Владимир­ский, отправился ... по случаю милиции (т. е. опол­чения, созданного специальным манифестом императора Александра I от 30 ноября 1806 года «О составлении и образовании повсемест­ных временных ополчений, или милиции». -Сост.), в Тулу для закупки ружей и, узнав о победе под Прейсиш-Эйлау, проехал в Москву для разведывания о двух сыновьях, брате и пле­мяннике, кои служат на войне». Оказавшись в Кремле, отстояв обедню в Успенском соборе, Сила Андреевич вышел из храма, «сел на Крас­ном крыльце для отдохновения и, преисполнен быв великими происшествиями, славою Рос­сии и своими замечаниями, положа локти на колена, поддерживая седую голову, стал думать вслух».

Вскоре эти «Мысли вслух на Красном крыльце» вышли отдельной книжкой и наде­лали немало шума. А говорил Сила Андреевич вот что: «Господи, помилуй!.. Долго ли нам быть обезьянами? Не пора ли опомниться, приняться за ум, сотворить молитву и, плюнув, сказать французу: "Сгинь ты, дьявольское наваждение! Ступай в ад или восвояси, всё равно, - только не будь на Руси"... Уж ли Бог Русь на то создал, чтоб она кормила, поила и богатила всю дрянь заморскую, а ей, кормилице, и спасибо никто не скажет?.. Боже мой! Да как же предки наши жили без французского языка, а служили верой и правдой государю и Отечеству, не жалели крови своей, оставляли детям в наследство имя честное и помнили заповеди Господни и при­сягу свою? За то им слава и Царство Небесное!.. Господи, помилуй! Да что за народ эти фран­цузы! Копейки не стоит! Смотреть не на что, говорить не о чем... Вить что, проклятые, наде­лали в эти двадцать лет! Всё истребили, пожгли и разорили. Сперва стали умствовать, потом спорить, браниться, драться. Ничего на месте не оставили, закон попрали, начальство уни­чтожили, храмы осквернили, царя казнили, да какого царя! - отца. Головы рубили, как капу­сту. Думали, что это будто равенство и сво­бода, а никто не смел рта разинуть, носу пока­зать. А там явился Бонапарт: ушёл из Египта, шикнул, и всё замолчало. Погнал сенат взашей, забрал всё в руки, запряг и военных, и свет­ских, и духовных и стал погонять по всем по трём. Сперва стали роптать, потом шептать, там головой качать, а наконец кричать: "Шабаш, республика!" Давай Бонапарта короновать... Вот он и стал глава французская, и опять стало свободно и равно всем, то есть: плакать и крях­теть. А он, как угорелая кошка, и пошёл метаться из угла в угол и до сих пор в чаду. Чему дивить: жарко натопили, да скоро закрыли. Револю­ция - пожар, Франция - головешки, а Бона­парте - кочерга. Вот оттого-то и выкинуло из трубы. Он и пошёл драть. Италию разграбил, двух королей на острова отправил, цесарцев обдул, пруссаков донага раздел и разул, а всё мало! Весь мир захотел покорить. Что за Алек­сандр Македонский? Мужичишка в рекруты не годится: ни кожи, ни рожи, ни виденья. Раз уда­рить - так след простынет и дух вон. А он-таки лезет вперёд на русских. Ну, милости просим! Лишь перешёл за Вислу, и стали бубнового короля катать: под Пултуском по щеке, стал покашливать. Под Эйлау по другой, и свету Божьего невзвидел. Слава тебе, Российское победоносное христианское воинство! Честь государю нашему и матушке России!.. Радуйся, царство русское! Всемирный враг пред тобою уклоняется, богатырской твоей силой истре­бляется! Он пришёл, как свирепый лев, хотел всё пожрать, теперь бежит, как голодный волк, только озирается и зубами пощёлкивает. Не щади зверя лютого, тебе слава и венец, ему срам и конец. Ура, русские! вы одни молодцы. Победа пред вами, Бог с вами, Россия за вами"».

В связи с тем, что первое издание «Мыслей» было опубликовано А. С. Шишковым без согла­сия автора, Сила Андреевич напечатал «Письмо к одному приятелю в Москве», где негодовал на нескромных свидетелей его размышлений и вновь восхвалял славные победы русских: «Получая от скуки московские газеты, увидел, что я напечатан и расхвален без спросу. Господь ведает по какой причине. Не мудрено, что меня кой-кто в Москве знает, потому что многие честные люди по милости своей не оставляют, а как подслушали, что у меня в голове бродило, то это, право, диковина. Видно, много праздно-шатающих, или уши длинней старинного стали, или я и заправду такие речи говорил. Пусть мои речи толкуют, да своих не примеши­вай. А я, мой друг, по отпуске сего письма жив и здоров. Ездил нарочно в Калугу смотреть пленных французов. Как гусей, стадами гонят. Насмешили проклятые: оборваны, как нищие... Все обросли бородами, да и не диво, с каторги! рады, что в полон попались. Уж тут не до цукерброду. Так ржаной хлеб уписывают, что за ушми пищит. А нахальство всё есть. Один увидел меня в мундире, говорит: «Бон жур, капитен!» Уж я так ему спустил, не захотел рук марать.. А милиционные наши так и валяются со смеху. Спрашивают, где остальные? Хотят до тех добраться. Один крикнул французу на ухо: «Ура!», а он и оземь, только ножками подрягивает. Хорош воин!.. Только боюсь, чтоб пленных-то не разобрали по домам в учители. Вот уж будет беда».

Как известно, в битве при Прейсиш-Эйлау, которую каждая из сторон объявила своей победой, были пленены две тысяи французов. Вероятнее всего, на них и ездил смотреть достопочтеннейший Сила Андреевич. А вскоре с ним приключился и вовсе непредвиденный случай: его вывели в пьесе, поставленной одним московским театром. Причём действие спектакля «Вести, или Убитый живой» проис­ходило в доме Богатырёва в тот день, когда он и его жена Наталья Семёновна ожидали жениха досадно, что покойная публика не очень ласково меня приняла... Да я ж не хочу быть в числе тех людей, коих все любят. Они или ничто, или всё. А я по своей натуре иных почи­таю, иных уважаю, других презираю и ничего не скрываю. Не советую тебе советовать мне перемениться. Я не червяк, бабочкой быть не могу, а ныне хотя век и баснословный, но и сам чёрт не превратит меня из русского в иноземца. Ну, что за беда? Побранят да перестанут. А я опять за перо. Бумага у нас своя, сажи много, гусей многое множество, а странностей своих и иностранных тьма...»

Приятели хотели было поместить свои письма в патриотический журнал «Русский вестник» (о нём см. настоя­щий выпуск Библиохроники), но издававший его С. Н. Глинка решил, что тон посланий слишком резок, и отказал в просьбе. Тогда Сила Андреевич и Устин Ульянович задумали опу­бликовать их на собствен­ные средства отдельной книжкой для раздачи дру­зьям. Сказано - сделано. Брошюра на полтора десятка страниц была отпечатана малым тира­жом в известной москов­ской типографии С. И. Селивановского. Многочислен­ная родня и соседи двух старинных друзей полу­чили причитавшиеся им экземпляры.

На этом можно было бы закончить рассказ об отстав­ном подполковнике Силе Бо­гатырёве и его московском знакомом Устине Веникове. Но есть обстоятельство, о ко­тором знает всякий, интересующийся историей России первой четверти XIX века: под двумя этими именами скрывался один человек - граф Фёдор Васильевич Ростопчин.

Получив домашнее образование, Ростопчин ещё ребёнком был зачислен в Преображенский полк. Прапорщик в девятнадцать лет, он совер­шил путешествие по Европе, слушал лекции в Лейпцигском университете. По возвращении в Россию принял участие в турецкой кампании под началом А. В. Суворова. Штурмовал Очаков. Перейдя в придворную службу, обратил на себя внимание Екатерины II и в то же время оказался приближен к наследнику престола. После воца­рения Павла совершил блестящую и стремитель­ную карьеру. Занимал ряд влиятельных должностей. Одно время фактически воз­главлял Коллегию иностран­ных дел. Возглавлял Почто­вый департамент. После убийства императора был отправлен в отставку. Жил в своём имении. Преобразо­вал его на английский манер. Часть своего досуга посвя­щал литературе. Написал несколько произведений, направленных против фран­цузов, в том числе принес­шие ему широкую извест­ность «Мысли вслух на Крас­ном крыльце». Отчасти благодаря репутации патри­ота и галлофоба в 1812 году получил назначение воен­ным генерал-губернатором Москвы. В знаменитых ростопчинских «афишах» (о них см. настоящий выпуск Биб-лиохроники) слышен слог Силы Андреевича Богаты­рёва.

[Ростопчин Фёдор Васильевич (1763-1826)]

Письма Устина Ульяныча Веникова к Силе Андреевичу Богатырёву и Ответ Силы Андреича Богатырёва Устину Ульяновичу Веникову.

Москва: В типографии С. Селивановского, 1808. 1 л. гравированный фронтиспис, 1 л. титульный, 1 л. шмуцтитул, с. 1-4, 1 л. шмуц­титул, с. 9-15. (Судя по тому, что книга, вопреки заглавию, содержит не «письма», а одно письмо Устина Веникова, а также по отсутствию во всех известных экземплярах с. 5-8, можно предположить, что автор уничтожил часть текста уже после выхода тиража из типографии.) В цельнокожаном переплёте конца ХХ века, имитирующем переплёты начала XIX века. На крышках геометрические рамки. В центре верхней крышки геральдический рисунок. В верхней части корешка с бинтами ярлык коричневой кожи с заглавием: «Письма Веникова Богатырёву». Золототиснёная подвёртка. Печатные издательские обложки сохранены. 20,5х11,5 см. На передней печатной обложке владельческая надпись «орешковыми» чернилами: «Павла Болотова». На титульном л. и в центре штемпельный экслибрис: «Библиотека Московского биржевого комитета». Редчайшее издание, сохранившее издательские обложки. Болотов Павел Андреевич (1771-1850) - коллежский асессор, служил в Тульской палате уголовного суда. Сын знаменитого писа­теля, мемуариста, философа, учёного Андрея Тимофеевича Болотова (1738-1833). Среди неизданных сочинений А. Т. Болотова -«Современные известия о первой французской войне 1805-1810 годов» в 15 частях и «Описание последней французской войны с 1811 по 1815 год» в 30 частях.

Московский Биржевой комитет - постоянный выборный орган при Московской бирже. Создан в 1837 году для управления делами биржи. Размещался в Китай-городе, на прилегавшей к Ильинке Биржевой площади.