Походные записки артиллериста, с 1812 по 1816 год (1835 год)

[Илья Радожицкий]

"Видя птичек, которые, гоняясь одни за другими, прятались в кустарник, говорил я сам себе: “Природа дышит любовью и рассыпает свои дары для наслаждения человеку, а он к чему стремится? К истреблению себе подобных, к разрушению общественного благосостоя­ния...” Неизвестная грусть давила моё сердце, мой дух отделился от враждебного мира людей и носился в прелестной области фантазий. Воображение рисовало мне очаровательный сад: я слышал звук арфы и нежный голос певицы, вдали на берегу видел разных нимф, играющих цветами, и весёлый хохот их разносился эхом. Но что это? - Увы! это были артельщики с гре­мящими котлами, шедшие черпать воду для своей кашицы!» - эти поэтичные и одновре­менно ироничные строки можно было бы ис­пользовать в качестве эпиграфа к заниматель­ным, обстоятельным и исполненным живого остроумия воспоминаниям о войне 1812-1815 годов, вышедшим из-под пера И. Т. Радожицкого, офицера-артиллериста и учёного-ботаника.

Четырёхтомные воспоминания Ильи Тимо­феевича были изданы в Санкт-Петербурге в 1835 году. В авторском предисловии к изда­нию говорилось: «Немало писали о войне Напо­леона в продолжение последних четырёх годов его политического бытия в Европе. Но есть ли хотя одна история беспристрастная, чуждая лести важным современникам и без жёлчи вра­гам Отечества? Ни россиянин, ни германец ещё не могут воздать должной справедливости воинственному гению Наполеона, потому что исцелённые недавно раны ещё напоминают о страданиях. Самим французам нельзя верить: они увлекаются пристрастием, так же как и рус­ские, а потому истинной истории тех событий, кажется, ещё не пришло время явиться, доколе не изгладятся с лица земли важные современ­ники, заграждающие уста истине, и только в кабинетах их остаётся тайна истории. Между тем пусть в счастливый час являются записки участников. Каждый из нас смотрел на проис­шествия своими глазами и мог заметить то, что другой упустил из вида. Последующие сочини­тели извлекут из сих материалов лучшее для составления целого, более истинного, нежели все свежие истории недавних событий. По мере отдаления времени возвышается цена минув­шему. Долго я воздерживался издавать свои “Походные записки”, не проверив достаточно того, что замечал в походе наскоро, и не довольно осмотревшись в кругу общего дей­ствия. Частному офицеру нельзя распростра­няться далее своего гарнизона, а потому я и касался только предметов, смежных с дей­ствием того сильного вихря, в котором сам составлял хотя малейшую пылинку, но также содействовал общему усилию для сокрушения страшного врага Европы: может быть, направ­ленное мною ядро сломило шею не одному исполнителю замыслов великого завоевателя».

Свои записки Радожицкий разделил на четыре части: о войне в России, о походе в Гер­манию, о кампании во Франции и о пребыва­нии в Европе с весны 1815-го по начало 1816 года. Его воспоминания были тепло встречены публикой и критикой. Книга эта имелась в библиотеке А. С. Пушкина, с которым Илья Тимофеевич дважды встречался на Кавказе: у Н. Н. Раевского-младшего и на обеде, данном И. Ф. Паскевичем в честь взятия Арзрума. Суще­ствует предположение, что Пушкин сам соби­рался писать на неё рецензию, однако заметка об этом издании, появившаяся в первом томе «Современника» за 1836 год в отделе «Новые книги», принадлежала не ему, а Н. В. Гоголю. В ней говорилось: «Когда возвратились наши войска из славного путешествия в Париж, каж­дый офицер принёс запас воспоминаний. Их рассказы все без исключения были занима­тельны; всё наблюдаемо было свежими и любо­пытными чувствами новичка; даже постой рус­ского офицера на немецкой квартире составлял уже роман. Доныне, если бывший в Париже офицер, уже ветеран, уже во фраке, уже с про­седью на голове, станет рассказывать о прошедших походах, то около него собирается любо­пытный кружок. Но ни один из наших офицеров до сих пор не вздумал записать свои рассказы в той истине и простоте, в какой они изливаются изустно. То, что случалося с ними, как с людьми частными, почитают они слишком неважным и очень ошибаются. Их простые рассказы ино­гда вносят такую черту в историю, какой нигде не дороешься. Возьмите, например, эту книгу: она не отличается блестящим слогом и замаш­ками опытного писателя; но всё в ней живо и везде слышен очевидец. Её прочтут и те, кото­рые читают только для развлечения, и те, кото­рые из книг извлекают новое богатство для ума».

До выхода отдельного четырёхтомного изда­ния воспоминания И. Т. Радожицкого были частично опубликованы в книжках журнала «Отечественные записки» за 1823, 1824 и 1826 годы, а также в «Московском телеграфе» за 1831 год.

Об авторе «Походных записок» известно, что он воспитывался в Императорском Военно­сиротском доме (впоследствии преобразован­ном в Павловский кадетский корпус). По окон­чании курса был произведён в подпоручики и отправлен в Херсонский артиллерийский гар­низон, а затем переведён во 2-ю полевую артил­лерийскую бригаду. Войну 1812 года встретил уже в чине поручика и первое своё боевое кре­щение получил в бою при Островно, где был ранен и за который получил орден Святой Анны 4-й степени. «Наша рота в этом сражении потер­пела значительный урон, - писал о том дне Радожицкий. - Канониров было перебито чело­век до 60 и выброшено до 30 лошадей. У четы­рёх пушек подбиты лафеты и колёса. Один офи­цер взят в плен, и трое ранено. Она выдержала две кавалерийские атаки и неприятельский перекрёстный огонь из нескольких батарей». Некоторое время Илья Тимофеевич служил под началом А. С. Фигнера, и его рассказы о своём бесстрашном и несколько эксцентричном командире неизменно фигурируют в жизне­описаниях знаменитого партизана.

Радожицкий участвовал в Бородинской битве, был контужен. Своему ранению он посвятил две фразы: «Что-то пролетело мимо левого виска и сшибло меня с лошади. Я упал без чувств на землю и четверть часа лежал как мёртвый». Очнувшись, Радожицкий вновь присоединился к сражавшимся. Находясь у деревни Горки, он стал свидетелем падения батареи Раевского: «Кавалерия наша мешалась с неприятельской в жестокой сече: стрелялись, рубились и кололи друг друга со всех сторон. Уже французы подошли под самый люнет, и пушки наши после окончательного залпа умолкли. Глухой крик давал знать, что неприятели ворвались на вал, и началась работа штыками. Французский гене­рал Коленкур первый ворвался с тыла на редут, и первый был убит, кирасиры же его, встречен­ные вне окопа нашею пехотою, были засыпаны пулями и прогнаны с большим уроном. Между тем пехота неприятельская лезла на вал со всех сторон и была опрокидываема штыками рус­ских в ров, который наполнялся трупами уби­тых, но свежие колонны заступали на место разбитых и с новою яростью лезли умирать. Наши с равным ожесточением встречали их, и сами падали вместе с врагами. Наконец фран­цузы с бешенством ворвались в люнет и кололи всех, кто им попадался, особенно потерпели артиллеристы, смертоносно действовавшие на батарее. Тогда курганный люнет остался в руках неприятелей. Это был последний трофей исто­щённых сил их. Груды тел лежали внутри и вне окопа. Почти все храбрые защитники его пали».

После Бородина были Малоярославец, Вязьма, Березина, Вильно... В 1813 году Радожицкий сра­жался при Бауцене, при городке Ауре, под Лейп­цигом. За участие в этих боях он был дважды награждён орденом Святого Владимира 4-й сте­пени. В 1814 году ему довелось участвовать в походе на Париж. «Записки артиллериста» живо передают атмосферу, царившую тогда в русских войсках: «Радостная мысль, что мы идём в Париж, оживляла войска и придавала им быстроты в шествии: усталых не было ... “Идём в Париж! - говорили генералы. - И Москва будет отмщена! Мы свергнем завоевателя с похищенного им престола! Мы освободим Францию от самовластного деспота!” ...«Идём в Париж! - говорили офицеры. - Там-то мы найдём радости и удовольствия. Пале-Рояль, держись!” ...“Идём в Париж, ребята! - говорили солдаты, размахивая руками. - Там кончится война, государь даст нам по рублю, по фунту мяса и по чарке вина! Станем на квартиры!”... “Направо, налево, раздайсь!” - кричали задние передним, что обыкновенно делалось, если проезжал через колонну по дороге кто-либо из генералов. Солдаты поспешно отсторонялись и видели посередине бегущего козла, который привык ходить с войсками. “Васька идёт в Париж! Направо, налево, раздайсь!” И общий хохот ускорял шествие».

Вскоре после вступления союзных армий в Париж Илью Тимофеевича произвели в штабс- капитаны. В 1815 году его командировали в Гродненскую губернию для составления карт, а затем во Францию. Поручения эти были исполнены столь успешно, что наградой явился перевод в свиту Его Императорского Величе­ства по квартирмейстерской части (впослед­ствии - Генеральный штаб), где он был произ­ведён в капитаны, а в1819 году- вподполковники. В 1820-х годах Радожицкий служил на Кавказе. В 1829 году участвовал в Турецкой войне. Из-за болезни был вынужден перейти на должность помощника командира Тульского оружейного завода. В 1835 году за отличие по службе произ­ведён в полковники, пожалован орденом Святого Георгия 4-го класса. Около 1850 года был произ­ведён в генерал-майоры и уволен в отставку.

Помимо военной службы, Радожицкий много и всерьёз занимался естественными науками. Начало этому увлечению было положено в 1812 году, когда отряд, в котором служил Илья Тимофеевич, отбил обоз у отступающих фран­цузов. В «Записках» об этом говорится так: « Я подъехал к одной опрокинутой фуре, из кото­рой высыпалось множество книг. Их никто не трогал - это была моя добыча. Наскоро пере­смотрев кой-какие, я наполнил ими оба передка единорожных лафетов. Книги большей частью были медицинские: мне достались сочинения Боннета, “Флора ботаническая” и ещё несколько физических». Со временем офицер-артиллерист сумел добиться признания как крупный специ­алист в области ботаники: он был принят в Московское общество любителей садоводства, Комитет акклиматизации животных и расте­ний, Императорское Московское общество испытателей природы. В научных кругах высо­кую оценку получило выпущенное им пятна­дцатитомное исследование «Всемирная флора» с атласом на 730 листах и с 1609-ю нарисован­ными самим автором растениями.

И всё же главным трудом Ильи Тимофеевича Радожицкого, без сомнения, являются его «Запи­ски артиллериста». Может быть, потому, что в них автор постарался максимально точно сле­довать поставленной перед собой задаче, кото­рую сформулировал следующим образом: «Част­ная жизнь людей всякого звания открывает современный характер, образ мыслей, степень просвещения и нравы народов. Это полезно для истории. Прошедши два раза вдоль Европы, я участвовал в знаменитых сражениях и видел различные народы. Я старался замечать воен­ные происшествия и вникать в нравы людей. Замечания мои передаю соотечественникам без всякого преувеличения хорошего и дурного. Мы все странники в здешнем мире. Замечая всё, нас окружающее, научаемся познавать людей и самих себя для приобретения опыта. Этой науки не преподают ни на каких кафедрах, а она необходима для счастия в жизни».

[Радожицкий Илья Тимофеевич (1784-1861)]

Походные записки артиллериста, с 1812 по 1816 год. Артиллерии подполковника И... Р... [В 4-х ч.] Москва: В типографии Лазаревых Института Восточных языков, 1835. Ч.1: 1812-й год. Война в России. [4], V, 296, V с. Ч.2: 1813-й год. Война в Германии. 348, IV с. Ч.3. 1814-й. Война во Франции. 354, V с. Ч.4: 1815 год и начало 1816-го. Вторичный поход во Францию. 375, IV c. В четырёх цельноко­жаных переплётах времени издания. На крышках золототиснёные рамки геометрического орнамента. На корешках красной кожи тиснённые золотом орнамент, заглавие и номера частей. Форзацы «мраморной» бумаги. Тройной обрез синего крапления. 21х12 см. На титульном л. первой ч. ярлык жёлтой бумаги с номером: «458». В ч.1 посвящение курскому вице-губернатору статскому советнику Ивану Осиповичу Холодовичу (1764-?). В тексте ч.1 и 2 читательские пометы простым карандашом, сделанные, судя по содержанию, неустановленным участником Отечественной войны 1812 года. В ч.1 на с. 138 рядом с описанием сражения 24 августа у стен Колоцкого монастыря накануне Бородинской битвы: «Об этом дне можно было добавить: оно было коротко, от 4-х часов пополудни до ночи, но убийственно, обращик Бородинского генерального пред вторичной удачной битвой». В ч.1 на с. 162: «Как не вспомнить было о важной потере во время Бородинской битвы? о раненом смертельно Багратионе?». В ч.1 на с. 188: «Тут также забыто важное обстоятельство: отъезд из армии Барклая из Пахры». В ч.1 на с. 210 (против слов: «Днём [Фигнер], переодевшись французом, поляком или итальянцем . ездил к неприятельским форпостам»): «Стало быть, Фигнер обрил бороду!» В ч.2 на с. 226 (против слов: «Эта победа приписыва­лась особенно отличной твёрдости российской гвардии под начальством графа Остермана-Толстого и благоразумным распоряжениям гланокомандующего Барклая-де-Толли»): «Ермолова». В ч.2 на с. 259 при описании первой встречи союзных войск с французами под Лейпцигом 4 октября 1813 года (против слов: «Уже французские кирасиры. погнали гвардейских уланов и гусаров»): «Драгун, а не гусаров, которые принеслись с левого фланга для удержания французов». Там же (против слов: «Лейб-гвардейским казачьим полком под начальством Орлова-Денисова»): «Не Орлова-Денисова, а полковника Ефремова, тогда только гусары прибыли».

Безусловная редкость и как издание, и как экземпляр.