АЛЕКСЕЙ ВЕНГЕРОВ: «Книги - мой способ не стать дырой»

Книгу, о которой пойдет речь, в России купить не­льзя ни за какие деньги. Да и в Германии прода­ется она только в одном книжном магазине. Пока «Библиохронику» Алек­сея и Сергея Венгеровых, изданную тиражом всего 500 экземпляров, можно, в основном, только полу­чить в подарок как своего рода премию за успехи на трудовом и библиофиль­ском поприще.

Кто этой премии достоин, реша­ет лично Венгеров-старший, педагог с огромным стажем и опытом. Так, од­ному высокопоставленно­му московскому чиновни­ку, пытавшемуся напро­ситься на подарок, он отказал, поскольку счел, что тот со своей работой не справляется.

Но вы, уважаемые читате­ли «7+7я», оказались в числе избранных: в следующих вы­пусках журнал начнет знако­мить вас с уникальным проек­том отца и сына Венгеровых. Замечу при этом не без гор­дости, что порядковый номер экземпляра «Библиохроник», подаренного нашей редакции, - 71 и что «7+7я» - единствен­ное издание, которому авторы разрешили публиковать главы из своей книги.

Но сначала об истории со­здания сборника, который на­зывается «В некотором царс­тве... Библиохроника 1550 -1975 гг.». Кстати, книга эта уже очень высоко оценена специ­алистами. Венгеровы удосто­ились за её создание звания лауреатов российского На­ционального конкурса «Кни­га года-2004» в номинации «Humanitus». Рассказать о проекте и о себе самом я поп­росила его автора, известного в России и Западной Европе собирателя редких книг, про­фессора, доктора, академика Российской академии естест­венных наук Алексея Анато­льевича Венгерова.

Наш разговор состоялся в Берлине - втором после Мос­квы городе мира, который Венгеров-старший считает «сво­им» и время от времени удос­таивает проживанием. Встре­ча проходила по давно извес­тной нам обоим схеме. Снача­ла Алексей Анатольевич креп­ко отчитал меня за все прома­хи и недостатки, что тоже яв­ляется своего рода «почетной грамотой» (людей, которых Венгеров считает безнадеж­ными, он никогда не ругает), а потом строго сказал, указывая на магнитофон: «Ладно. Давай включай свою адскую машин­ку. Потом доругаю...» И я, вол­нуясь как первокурсница на эк­замене, нажала кнопку...

- Алексей Анатольевич, с одной стороны, вы - ученый, «технарь», инженер-электро­механик. А с другой - извест­ный культуролог, автор книг о Москве, организатор круп­ных международных проек­тов и выставок, президент Московского регионального общественного фонда «Мы и XX век». Скажите, а с чего на­чались оба ваших увлечения -наукой и культурологией?

-  Я полагаю, с рождения. С моей бабушки, для которой медицина была смыслом жиз­ни. С моей мамы, свободно го­ворившей на пяти языках и не представлявшей себе дома без семейной библиотеки. С книг моего деда по материн­ской линии, которые в раннем детстве, конечно, производили на меня только бытовое впе­чатление, но все-таки отрази­лись на формировании моего мировоззрения.

-  А кем был ваш дед?

- Медиком. Хирургом. Они с бабушкой учились в универ­ситетах Берна и Лозанны. Ба­бушка была микропедиатром, лечила детей в возрасте до полугода. Они вернулись в Россию из Швейцарии в нача­ле 10-х годов прошлого века. В Первую мировую дед вое­вал, служил полковым вра­чом в брусиловской армии. А потом они оба жили и работа­ли на Украине.

- И что - с такой «подмо­ченной», с точки зрения ком­мунистов, биографией они не пострадали в годы ста­линизма?

- Не пострадали. Дело в том, что дед ушел из жиз­ни еще до начала этой кро­вавой вакханалии. По каким причинам - семейные леген­ды умалчивают. Мне известно только, что в 1929 году он вер­нулся из Ленинграда со всесо­юзного съезда хирургов и че­рез несколько дней скончался при невыясненных обстоятель­ствах. Ему было тогда всего 44 года. А бабушка была велико­лепным специалистом в своей области, прекрасным диагнос­том и, по всей видимости, ле­чила наследников тех людей, которые её потом оберегали.

- Благополучная семья, типичная «интеллигент­ская» квартира... Мне кажет­ся, я могу представить себе некоторые картины вашего детства. А каким оно было на самом деле? Каковы ваши самые яркие детские воспо­минания?

- Прежде всего, это длин­ный, казавшийся мне беско­нечным коридор в бараке мет­ростроевцев, где мы года четы­ре жили с родителями. Из Ук­раины, за несколько месяцев до моего рождения, отец, мо­лодой инженер, уехал по ком­сомольскому призыву в Моск­ву - строить метро. С метропо­литеном связано и второе яр­кое впечатление - торжествен­ное открытие в 1935 году стан­ции «Библиотека имени Лени­на», которое я наблюдал, сидя на плечах у папы. Ну а третье -это кусок масла весом в полки­ло, присланный во время вой­ны бабушкой. Мне удалось до прихода мамы с работы съесть его весь целиком, не закусы­вая хлебом. Тяжелые последс­твия этой оргии не замедлили сказаться. Мне тогда было лет десять. Но я никогда не забу­ду, как ел это масло столовой ложкой.

-А первое яркое впечат­ление, связанное с книгами?

- Оно ужасно и таковым останется до конца моих дней! Это чтение бабушкой мне, пя­тилетнему - на ночь! - гоголев­ского «Вия». Страшное сви­ное рыло, влезавшее у Нико­лай Васильевича в окно, снит­ся мне до сих пор в самых кош­марных снах. Не менее ужас­ное впечатление произвела на меня тогда и картинка к «Тара­су Бульбе», на которой огром­ный, свирепый Тарас направ­лял ружье на своего красиво­го сына Андрия. К счастью, эта иллюстрация не сказалась на моем отношении к собственно­му папе. Но, видимо, только по­тому, что папа был иной, неже­ли Тарас, комплекции - высо­кий и стройный.

- Однако, как я понимаю, все-таки именно бабушка по­ложила начало вашему увле­чению книгами...

- Это скорее заслуга моей мамы, Софьи Александровны Коломиец-Венгеровой. Дол­жен сказать, что всем, чего я добился в жизни, я обязан ей. Поэтому маме посвящены все мои книги, в том числе и «Библиохроника» - главный труд моей жизни.

- Если папа был метрос­троевцем, то и она, видимо, «боевой дивчиной» в духе сво­ей эпохи?

- Нет, мама не была ком­сомолкой в красной косыночке. Она была дочерью своих роди­телей и увлекалась всем, чем положено увлекаться интелли­гентной девушке: театром, ис­кусством, литературой. Она не представляла жизни семьи без чтения вслух русской класси­ки. И всегда заботилась о том, чтобы в доме при любых, даже очень стесненных, обстоятель­ствах были книги.

- И какие книжки вы люби­ли в детстве больше всего?

- Сказки Гауфа с велико­лепными иллюстрациями. Ро­маны Майн Рида и Фенимора Купера, которые мама читала вслух очень выразительно...

- Эти книги, видимо, были еще мамиными?

- Да, и среди них совер­шенно удивительное малень­кого формата десятитомное суворинское издание Пушки­на, подаренное ей на 13-ле­тие. Как всякая нормальная девочка, она изрисовала его вдоль и поперек выкройками платьев и сарафанов, кото­рые ей нравились. По счастью, это издание хранится у меня в доме. Надо сказать, что мама сумела сохранить часть сво­ей детской библиотеки, про­нести её через войну, испыта­ния, через коммуналку, в кото­рой мы жили более 30 лет... И тем самым привить мне и бра­ту трепетное отношение к кни­ге. Это благодаря маме книга для меня значит больше, чем просто книга.

- Но, несмотря на почти запойное, как я понимаю, чте­ние, «книжным мальчиком» вы все-таки не были...

- Да, как все мальчишки, я бегал и играл во дворе. Одно время моим очень серьезным увлечением был футбол. А по­том на смену ему пришел мо­тоспорт, которому я отдал 12 лет. В общем, жил, как все мои сверстники.

- А когда началось коллек­ционирование книг?

- Прежде всего хочу за­метить, что коллекционером я себя не считаю. Я - соби­ратель. В чем разница?.. Я, образно выражаясь, посети­тель в зоопарке, которому ин­тересно всё: и скорпион, и но­сорог, и бегемот. А коллекцио­нер может увлекаться каким-то одним видом букашек и за ред­кую особь без сожаления от­дать и слона и носорога. Иног­да такое коллекционирование превращается в уродство, в го­товность бездумно жертвовать ради предмета своей страсти интересами семьи и детей. А на мой взгляд, любое собрание должно создаваться в память о наших предках ради детей. По­нимаешь разницу?

- Понимаю. Так когда же, поправлюсь, собирание ред­ких книг увлекло вас беспово­ротно?

- Довольно поздно, примерно в конце семидеся­тых. И началось это с наших долгих вечерних разговоров с мамой о смысле существова­ния (она больше всего на свете боялась, что жизнь её сыновей сведется, как она выражалась, «к функционированию прямой кишки»), с осознания себя как части исторического процесса, своего рода звена в непрерыв­ной цепочке времен. Если че­ловек не может найти себя в этой цепи, он становится ды­рой во времени. А мне быть пустым местом не хотелось уже лет с двадцати. И способ самореализации в этом плане оказался для меня наиболее приемлемым через книгу.

Если же говорить о книж­ках, подтолкнувших меня к со­зданию библиотеки, то их две. Первая была издана в конце XVIII века и, хотя очень хоро­шо сохранилась, интерес пред­ставляла только тем, что на одном из её форзацев я нашел надпись: «Намедни мамень­ка купила щенка за 5 копеек». Надпись была сделана от руки, орешковыми чернилами в тог­дашней орфографии. И когда я её прочел, то вдруг ощутил эту самую маменьку и её сына моими соседями по лестнич­ной площадке.

Второй такой книгой ока­зался гоголевский «Ревизор», его первое издание 1836 года. На форзаце этой книги также оказалась надпись. Она сооб­щала, что книга подарена кня­зем Куракиным графу Вельегорскому. Нашел я эту книгу в одном магазине, где антиквар­ный отдел соседствовал с от­делом новых книг. Купив анти­кварного «Ревизора», которо­го, может быть, держал в руках сам Гоголь, я подошел к пол­кам новых изданий и тут же приобрел «Ревизора» совре­менного. Дома я положил эти книжки рядом. И понял, что чи­таются-то они совершенно по-разному!..

Именно с этого момента я, можно сказать, и почувс­твовал под пальцами тот узе­лок, за который могу зацепить­ся, который не даст мне стать «дырой во времени». Понял, что этого не случится, если я сумею когда-нибудь сделать книгу хроникального порядка, рассказывающую через исто­рию книгопечатания об исто­рии России. С тех пор каждая такая книга, прошедшая через руки многих поколений, стала представлять для меня особый интерес.

- Как уживались в вашей жизни наука, преподавание и увлечение историей куль­туры?

- Они просто не мешали друг другу. Дело в том, что мне в жизни интересно все. Видимо, поэтому большинс­тво проектов, за которые я брался, мне удавалось реа­лизовать. Помогало и то, что я в некотором роде негатив­ная личность. Когда я закон­чил дело, оно перестает меня интересовать, и я начинаю ис­кать что-то новое. Кроме того, я считаю, что любой успех (о чем я всегда говорил моим сту­дентам) состоит из трех основ­ных компонентов, данных нам природой. Это голова, ноги и «пятая точка», то есть усидчи­вость, которую я лично став­лю очень высоко. Но главное, жизнь меня убедила, что вре­мени не хватает только лентя­ям. Нужно уметь его распре­делять. Успевает же, напри­мер, великий артист Сергей Юрский играть на сцене и вы­ращивать у себя на даче ред­кие цветы!..

- Собирая вашу библи­отеку, предпочтение каким книгам вы отдаете?

- Прежде всего меня инте­ресуют книги, несшие в Россию просвещение. Зная о сущест­вовании, скажем, знаменитой «Арифметики» Магницкого из­дания 1703 года - той самой, по которой учился Ломоносов, - я не мог не поставить себе цель получить её для своей библиотеки. Или «Уложение» царя Алексея Михайловича, по которому Россия жила поч­ти 300 лет...

- Как же, несмотря на все исторические перипетии, эти книги смогли дожить до на­ших дней?

- А вот это - настоящий феномен, не известный, по­жалуй, ни одной другой стра­не мира! Заслуга эта целиком принадлежит нашей интелли­генции, которая, даже замер­зая и умирая от голода, все-таки не бросала в «буржуйку» книги. Потому «Библиохроника» - это прежде всего памят­ник российской интеллигенции, о чем мы с Сергеем и говорим в предисловии к нашей книге.

- Как попадают книги в вашу библиотеку?

- Этот процесс трудно поддается описанию. На са­мом деле тезис из известной песенки «кто ищет, тот всегда найдет» отчасти правильный - при постановке ясных це­лей. Но когда имеешь дело со сферой, условно говоря, почти случайной, эта формула начи­нает вредить. Поэтому самый правильный принцип - ниче­го не искать, тогда все прихо­дит само собой. По каким та­ким законам природы - я не знаю, не могу этого сформу­лировать. Но когда вы начис­то забываете, что вожделен­но ищете какую-то книжку, она вдруг появляется у вас на го­ризонте. То ли раздается ка­кой-то звонок, и вам предла­гают её купить. То ли вы на­ходите её в каком-нибудь ма­газине. Или едете за рубеж и совершенно случайно обнару­живаете её в какой-нибудь ан­тикварной лавке.

- А какие книги в библи­отеке являются предметом вашей особой гордости?

Их у меня порядочно. Но одна действительно заставля­ет меня ехидно потирать руки. Это громадный фолиант «Ро­довая история курфюрстов Ангальт-Цербских» с 200 гравю­рами. Книгу эту издали в Гер­мании в 1758 году в честь при­бытия императора России Петра III за своей невестой, Софьей Ангальт-Цербской, будущей императрицей Ека­териной II. И в этой книге по­мещен единственный прижиз­ненный портрет Екатерины Ве­ликой! Приобрел я её здесь, в Германии, - немецкие коллек­ционеры почему-то не обрати­ли на неё внимания. А я, естес­твенно, купил с огромным удо­вольствием и отвез в Россию. И потом, когда меня пригласи­ли на открытие музея императ­рицы у неё на родине и я уви­дел, что у них этой книжки нет, я, разумеется преисполнился особой гордости.

- А были в вашей прак­тике собирателя драмати­ческие моменты?

- Конечно, были. Один из них царапает меня по сердцу до сих пор...

Началась эта история в 1945 году, когда мой папа во­шел на территорию Герма­нии вместе с армией, в кото­рой воевал. И здесь у одно­го немецкого мастера он за­казал мне в подарок печать «Из книг Алексея Венгерова». Он прислал её мне, 12-летнему мальчишке, вместе с письмом, в котором нака­зывал не забывать ставить на каждой моей книге этот знак. А у меня в ту пору были любимым чтивом два скром­ных томика - «Граф Монте-Кристо» сойкинского издания. Они были внешне невзрачны­ми, даже не имели иллюстра­ций, и мама уже отдавала их в переплет, но я очень доро­жил этими книжками и потому с особым удовольствием пос­тавил на них свою печать. А потом наступил 1949 год, ког­да у нас очень сильно ухуд­шилось материальное поло­жение. И мама с моего разре­шения продала эти книги.

Прошло примерно 45 лет. И вот однажды, зайдя в один из букинистических магази­нов на Старом Арбате, я их увидел! Посмотрел: точно - мои, с печатью «Из книг Венгерова»! Никаких материаль­ных затруднений я тогда не испытывал, да и стоили книж­ки всего рублей тридцать, ка­жется. Но случилось так, что у меня с собой просто не оказа­лось денег. Я попросил про­давца отложить книги на пол­часа, чтобы я успел добежать до приятеля, одолжить у него денег. Но когда вернулся, кни­жек моих уже не было. С тех пор я их больше никогда не ви­дел. Я, конечно, сам во всем виноват. Надо было все объ­яснить продавцу, рассказать, что эти книжки для меня зна­чат, позвонить, наконец, и поп­росить, чтобы деньги мне при­несли в магазин... А я этого не сделал. И признаюсь, что это один из самых трагических мо­ментов за всю историю моего собирательства...

- И все же, Алексей Ана­тольевич, вам здорово повез­ло в жизни. Вы сумели втя­нуть в орбиту своего увлече­ния сына. А такое случается не часто...

- В этом смысле я дейс­твительно очень счастливый человек. Это было непросто - интерес к книге сформиро­вался у Сергея только годам к 30, чему очень содействовала моя супруга. Но теперь я спо­коен. Я знаю, что мою библи­отеку не постигнет участь со­тен ей подобных, с которы­ми безжалостно расправил­ся двадцатый век и продол­жает расправляться двад­цать первый.

- Насколько мне извест­но, термин «библиохроника» введен именно вами. Какой смысл вы вложили в него?

- Архитектура, музыка, живопись внятно заявляют о себе, своем времени, своих создателях. А книга, особен­но редкая, например, какой-нибудь календарь или учеб­ник, могут о той же эпохе, её нравах и людях рассказать го­раздо больше. Но «говорить» они начинают, только когда их кто-то открывает. Однако в силу понятных обстоятельств редкие книги доступны лишь немногим. Эту лакуну, то есть пустоту, и призваны заполнить библиохроники - хорошо ил­люстрированные сборники, содержащие небольшие ста­тьи, кратко передающие со­держание редких книг, рас­сказывающие об истории их создания, авторах, а иногда и о судьбах их владельцев. Такие статьи уже сами по себе очень увлекательное чтение. Но главное - библиохроники могут стать бесценным про­светительским материалом. Историю в учебниках можно перекроить до неузнаваемос­ти, как это уже было с исто­рией государства Российско­го. Но книги, принадлежащие эпохе, все равно поведают о своем времени правду. А уж какие делать из этого выводы - воля читателя.

- Но если вы придаете этому проекту такое боль­шое значение, отчего же не издали «В некотором царс­тве...» массовым тиражом?

- Дело это не простое. Оно требует серьезных уси­лий большого коллектива и значительных средств. Но мы с Сережей сейчас как раз тем и занимаемся, что ищем воз­можность реализации и даль­нейшего развития нашего проекта. И надеемся, это нам вскоре удастся.

Вера Бурлуцкая, корреспондент журнала "7+7я"
Интервью было опубликовано в журнале №7, 01.11.2004г.