Для всех, кто интересовался в прошлом шахматами или интересуется ими сегодня, и для тех, кто ими не интересовался никогда, имя Корчной - не пустой звук. Оно овеяно легендой, часто звучащей в связке «Карпов - Корчной». Только вот уже сегодня историю соединения этих двух имен в подробностях знают немногие...
Легендарный шахматист Корчной начал свой путь, как и многие дети послевоенной эпохи, в шахматном кружке Дворца пионеров в Ленинграде, в котором пережил блокаду. Быстро стал чемпионом СССР среди школьников. Ему было 16 лет. А к 25-ти годам получил звание гроссмейстера и через четыре года, в 1960-м, впервые выиграл турнир на звание чемпиона СССР. Этот титул он выиграет еще трижды - в 1962, в 1964, в 1970. Но звание чемпиона мира не завоюет никогда, войдет в историю как претендент на это звание с 1960-х годов. Мировая история шахмат признала его сильнейшим шахматистом на планете среди тех, кто так и не стал чемпионом мира.
Соперниками Корчного были сильнейшие шахматисты своего времени - Штейн, Спасский, Петросян, Карпов... После поражения в матче за шахматную корону с Анатолием Карповым в 1974 году Корчной позволил себе в интервью югославским СМИ нелицеприятно отозваться о своем сопернике. Реакция шахматного советского руководства была жесткой. Вот как эту ситуацию описывает сам Корчной в книге «Антишахматы»:«...будучи на самом верху привилегированной шахматной элиты, я неоднократно, задолго до матча с Карповым, да и во время его доказывал, что мне чужды “советские нормы поведения”. Руководство решило использовать момент моей спортивной неудачи, чтобы наказать меня. Наказать примерно, в острастку другим. Наказать так, чтоб лишить практической шахматной силы и заодно раз и навсегда убрать из группы “привилегированных”!
Так и сделали. Меня лишили возможности играть в международных турнирах в 1975 году, сократили зарплату, которая поступает всем гроссмейстерам из спортивных организаций. А главное, против меня восстановили так называемое “общественное мнение”, со всеми вытекающими из этого в Советском Союзе последствиями...»
К этому моменту Анатолий Карпов - член ЦК ВЛКСМ, любимец партии и народа, обласканный властью...
А вскоре все началось разыгрываться по известному сценарию: Тигран Петросян опубликовал в газете «Советский спорт» статью «По поводу одного интервью Корчного». Затем в прессе появились и письма трудящихся с общим заголовком: «Неспортивно, гроссмейстер!». Теперь все выезды Корчного за рубеж были окутаны тайной, интригами, борьбой за право играть. «Я понял не хуже спортивных руководителей, что все эти акции угрожают моему дальнейшему существованию как шахматиста, и в декабре 1974 года принял решение любым путем покинуть Советский Союз, - пишет Корчной. - Этот замысел я осуществил в июле 1976 года. После турнира ИБМ я остался в Голландии и попросил у голландского правительства политического убежища... Превосходство советской шахматной школы - это предмет гордости всей страны! Ведь это один из рычагов проникновения советских во все уголки земного шара! Сколько уже раз случалось, когда советские гроссмейстеры прокладывали путь своим дипломатам (а потом и “советникам” и оружию) в те или иные страны.
Да, с их точки зрения мой отъезд был серьезнейшим ударом, и чтобы локализовать его последствия, советские власти сделали немало.
Началось с заявления ТАСС. Меня объявили предателем советского народа, заявили о моем болезненном тщеславии и жажде наживы. Через месяц, в начале сентября 1976 года было опубликовано заявление шахматной федерации СССР, подписанное 31 советским гроссмейстером. Там говорилось то же самое, только в более резких выражениях, и выражалось желание федерации СССР изгнать меня из официальных соревнований ФИДЕ (то есть из кандидатских матчей!). Письмо с этим предложением было послано на конгресс ФИДЕ».
На страницах своей книги «Антишахматы» Корчной напишет, что на самом деле еще в 1966 году на турнире в Германии ему предложили не возвращаться в СССР, но тогда он отклонил это предложение, не понимая, зачем и как это возможно. Об этом впоследствии сожалел, признаваясь, что «потерял 11 лет человеческой жизни».
Многие записали Корчного в ряды армии диссидентов, его имя было вычеркнуто из шахматных рейтингов, книги по шахматной игре с его именем убирались на полки спецхранения. Но сам Виктор Корчной никогда не считал себя диссидентом, а просто хотел честной борьбы в шахматах, хотел оставаться свободным человеком в спорте, отстаивать свои шахматные права, не хотел и не мог подчиняться законам авторитарного государства. Упомянутое письмо советских гроссмейстеров с обвинениями в адрес Корчного начиналось хлесткой фразой: «Ничего, кроме чувства возмущения и презрения, не вызывает у нас подлый поступок шахматиста Корчного, предавшего Родину...» Подписи под этим письмом не поставили Борис Спасский, Михаил Ботвинник, Давид Бронштейн и Борис Гулько.
Советская сторона пыталась добиться всеми методами пожизненной дисквалификации гроссмейстера. Корчному отказывали под разными предлогами в участии в турнирах; советские гроссмейстеры отказывались играть на тех турнирах, где он был заявлен, ставили организаторов перед выбором: либо не позволять Корчному выступать, либо советская делегация бойкотирует турнир.
Но самый подлый удар власти нанесли шахматисту, подвергнув репрессиям его сына: исключили из института и за отказ служить в армии он был арестован и два с половиной года провел в заключении. Вышло и специальное сообщение ТАСС: «Состоялся суд над сыном известного своим скандальным поведением гроссмейстера Корчного». Попытки Виктора Львовича добиться освобождения сына и разрешения на выезд семье с помощью писем Л.И. Брежневу или обращений к «интеллигенции СССР» были безуспешными. Семья получила возможность выехать и восстановиться лишь через 6 лет после отъезда Корчного.
Автор предисловия к книге «Антишахматы» Владимир Буковский отмечает: «Корчной - не только “отщепенец”, “перебежчик”, “изменник Родины”, имя которого запрещено произносить в СССР, но еще и человек, осмеливающийся добиваться своих человеческих прав. Уже до начала игры его, так сказать, лишили нескольких фигур. Его семья держится заложниками в Советском Союзе, сын - в тюрьме. О каком-либо “юридическом равенстве сторон” и говорить смешно. Даже символической защиты Швейцарского флага он лишен под нажимом “советской стороны”. Ни одна страна мира не защищает его интересов. “Свободный мир” будет рад, если Корчному удастся освободить его от советского владычества (в шахматах хотя бы), но сам для этого ничего сделать не рискнет».
Виктор Львович всегда оставался самим собой, иногда, кажется, не понимая ситуации или не вникая в ее суть, возможно - по наивности и искренности души. Целое поколение диссидентов вспоминали интервью, когда Корчному и Карпову задали один и тот же вопрос: «Ваша любимая книга?» Карпов, без тени размышления, ответил: “Как закалялась сталь”, а Корчной, задумавшись, произнес: “По ком звонит колокол” Хемингуэя».
В шахматной среде знали так и не спетую публично Владимиром Высоцким песню об опальном Корчном, хотя все распевали его шахматную песню про Бобби Фишера. Но текст ходил по рукам:
И вот сидят они: один - герой народа,
Что пьет кефир в критический момент,
Другой - злодей без имени и рода,
С презрительною кличкой «претендент».
В Багио (Филиппины) в июле 1978 года сошлись за шахматной доской, с одной стороны - символ советской системы, а с другой - «предатель» Родины, Карпов и Корчной. В «Антишахматах» Корчной так описывает предысторию этого матча: «Когда началась подготовка к этому матчу?
Знакомый с фактами человек ответит примерно так:
“Чемпион мира начал подготовку вскоре после окончания турнира в Тилбурге (Голландия) в ноябре 1977 года. Затем в связи с матчем Спасский - Корчной, командировкой тренера Фурмана в Белград и последовавшей его тяжелой болезнью имел перерыв. Для тренировки он сыграл в турнире в Бугойно, а вскоре после него вместе с тренерами Талем и Васюковым отправился на Кавказ, где продолжил подготовку, заодно приспосабливаясь к высокогорному климату. Попутно он вступил в контакты с рядом советских гроссмейстеров, кто мог бы обеспечить его нужной теоретической и психологической информацией, привлек к работе В. Ульмана (ГДР) как специалиста по французской защите, изучил обстоятельный доклад бывшего тренера Корчного В. Осноса, возобновил работу с Зухарем, уточняя детали своего сотрудничества с психологом по ходу матча...
Что касается Корчного, то он несколько запоздал с приготовлениями к матчу. Лишь в начале мая в Англии он начал работать со своими помощниками Кином и Стином”.
Все это так, да не так!
Куда правильнее сказать, что подготовка - психологическая, шахматная, политическая - началась вскоре после окончания предыдущего матча с Карповым. Напомню - игрался он в Москве в сентябре-ноябре 1974 года и закончился с результатом 3:2 при 19-ти ничьих в пользу Карпова».
Этот турнир был чисто политическим, страна застыла в ожидании: кто кого? К телевизорам прильнули даже те, кто ничего не смыслил в шахматах! Вопрос о поражении Карпова чиновниками от спорта даже не рассматривался, победа Карпова должна была состояться любой ценой. Анатолия Карпова к матчу готовили лучшие советские гроссмейстеры, многие их них - бывшие друзья Корчного.
Опять же, В. Буковский отмечает: «Новая книга Корчного рассказывает не столько о матче на первенство мира по шахматам, сколько о плачевном состоянии современного нам мира, по крайней мере на три четверти уже зависимого от СССР. Удивительно ли это? Понятия “честной игры” просто не может существовать в СССР, где все является политикой - будь то искусство или спорт. Всякое достижение - это доказательство преимуществ социализма. Всякое поражение - это удар по престижу. А человек, пытающийся отстоять свою независимость в любой сфере, в любом вопросе - неминуемо объявляется врагом всего государства. Вся мощь Советского Союза, весь его аппарат немедленно мобилизуется на борьбу с таким отчаянным смельчаком. И с самого начала ему предстоит неравная борьба одиночки против системы. Любые средства будут оправданы, лишь бы задавить сопротивляющегося. Где уж там “честная игра”».
Не только СССР, весь мир, затаив дыхание, следил за поединком в Багио. Болеть за Корчного безмолвно у телевизора, сидя в советской квартире, уже было протестом против системы.
Игра велась до шести побед. Политика политикой, но Карпов играл лучше Корчного и выигрывал. Однако в какой-то момент счет сравнялся - 5:5. Положение было близким к катастрофе. Говорят, что Карпова выручил тогдашний президент Шахматной федерации СССР космонавт Виталий Севастьянов, который всячески старался отвлечь советского претендента разговорами и поездками. Очевидцы констатируют факт, что Севастьянов без конца говорил о Корчном только в негативном оттенке, сравнивая его с другими отщепенцами - Солженицыным, Ростроповичем, Бродским, Неизвестным, тем самым поднимая боевой дух усталого Карпова.
Опять же, на страницах книги «Антишахматы» Корчной расскажет, что в 1990 году он начал с Талем разговор в довольно резкой манере в одном из ресторанов о поведении советских болельщиков на своих матчах с Карповым. И Таль вдруг произнес короткую и емкую фразу: «Там, в Багио, мы все боялись за Вас - если бы Вы выиграли матч, Вас бы уничтожили физически. Для этого все было подготовлено». Почувствовал ли это Корчной тогда в Багио или поведение советской команды, в которой было много сотрудников КГБ, дало ему повод для осторожности, или действительно понял, что тогдашний президент ФИДЕ Кампоманес, сотрудничавший с КГБ, был готов ко всему?
Возвращение Карпова из Багио на родину после победы над изменником Родины было сродни по масштабу встрече Юрия Гагарина из космоса. По всем каналам Карпов рапортовал Родине о победе и благодарил лично генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева... Владимир Высоцкий в неспетой песне этот финал опишет так:
На Филиппинах бархатный сезон.
Поклонники ушли на джонках в море.
Очухался маленько чемпион,
Про все, что надо, высказался он
И укатил с почетом в санаторий.
Но публикация книги «Антишахматы» могла и не состояться. «Эта книга была готова давно, но я не спешил ее издавать, - пишет Корчной в «Послесловии». - В феврале 1980 года я послал письмо А. Карпову. Я известил его, что написал книгу о нашем с ним матче. Я уверил его, что издание этой книги ни в коем случае не принесет ему позитивного паблисити. Я предложил - в случае, если моя семья в ближайшее время будет отпущена из Советского Союза, не публиковать ее.
Одновременно я послал письмо члену Политбюро ЦК КПСС, одному из 14 правителей громадной страны К. Черненко. Я вырвал из книги пять страниц - наименее содержательных в шахматном отношении, но политически самых острых, и приложил их к письму. Товар лицом! Я информировал Кремль, что собираюсь опубликовать эту книгу не менее чем на 9 языках общим тиражом около 500 тысяч экземпляров.
Существует знаменитая, лицемерная по форме и содержанию, фраза Ленина: “В теперешней России каждая кухарка должна учиться управлять государством!” Людям, ворочающим судьбами сотен миллионов людей, для которых полмиллиона - сущий пустяк, я пояснил, что мои книги читают чаще не кухаркины дети, а люди, управляющие государствами. <...>
Мое обращение к советским не имело прямых последствий. Парень, неумолимый и недоступный резонам, - А. Карпов мне не ответил, как это принято у них, у советских. С письмом в Кремль я имел частичный успех. “Человек с ружьем” подписал “уведомление о вручении”. Член Политбюро не удостоил меня ответом. Но похоже, что мое письмо в Кремль не пропало. Оно изучается, оценивается бюрократами с Красной площади. Взвешиваются “за” и “против”. Жандарму мира есть о чем подумать...
История и почитатели шахмат всего мира никогда не простят вам Вашей бессердечности. Она будет пятном как на Вашей репутации, так и на престиже ФИДЕ, и никакие благие помыслы не смоют его».
В 1990 году Виктор Корчной был реабилитирован и восстановлен в советском гражданстве. Ему предлагали вернуться, но он отказался. И до конца своих дней оставался предан шахматам. Шахматное мировое сообщество признавало Корчного старейшим играющим гроссмейстером в мире до самой смерти. Он умер в 85 лет в Швейцарии.
Виктор Львович Корчной (1931-2016)
Антишахматы / London, Overseas Publications Interchage Ltd, 1981. — 123 с на русском языке. Отпечатано во Франции. Предисловие Владимира Буковского (Vladimir Bukovsky). Дизайн обложки Ивана Стейгера (Ivan Steiger). 17,9 х 11,5 см. Издательская обложка.