Ю.П. Любимов родился в Ярославле. У него, внука зажиточного купца, сына успешного предпринимателя времен новой экономической политики (НЭП) и страстного театрала, биография была вполне пролетарская. По крайней мере, в начале...

Заметив, что его сын частенько что-то представляет, стоя перед зеркалом, отец, Петр Захарович, показал совсем еще маленького Юру тогдашнему корифею Художественного театра Александру Вишневскому. Вердикт был нейтральный: «Ребенок толковый». Не более того. Но отец был доволен. «Судя по всему, талантом лицедея бог тебя обделил, а смекалка пригодится, - заявил он. - Пока учись, а там, глядишь, советская власть развалится, будешь помогать мне по торговой части».

«Отца забирали два раза, - вспоминал Юрий Петрович. - Не по политике, а за деньги. Денег хотели и называли ему суммы, которых у него не было... Несколько раз вызывали на допросы, били, требуя показать, где прячет золото и другие ценности. Отец долго упирался, тогда его посадили в камеру на полгода, таскали на допросы, снова били... Потом и маму, Анну Александровну, взяли, чтобы легче было вымогать у отца золото и валюту... Позже мамину сестру, нашу тетю... И мы, дети, остались одни. Мне было девять лет, сестре Наташке - 5, а брату Давиду около 14. Книги продавали, вещи кое-какие. Нас могли забрать в приют, растащить по детдомам. К счастью, этого не случилось...»

Окончил семилетку. Путь в десятилетку, внуку лишенца и сыну бывшего «буржуя» был закрыт. Тут-то и начал Юра Любимов зарабатывать себе пролетарскую биографию - поступил в фабрично-заводское училище, ФЗУ, на Таганке, где готовили электромонтеров. Приходилось не только осваивать электротехнику, но и отстаивать свою независимость.

Однажды местная шпана избила его так, что, когда Юра добрался домой, мама упала в обморок. Потом он позаимствовал у приятеля финку и монтекристо - мелкокалиберный пистолет - и твердо решил резать и стрелять, если еще раз нападут.

«При встрече обидчики пошли на мировую, - пишет Сушко. - Один из них даже по плечу его похлопал. Ладно, мол, корешок, промашка вышла, с другим перепутали. Реакция строптивого фабзайчонка была молниеносной.

“Я с левой руки как дал ему! Он говорит: “Ну, теперь точно пришибем” Тогда я вытащил финку и монтекристо. Если руку на меня, говорю, поднимете, я отстреляюсь и буду резать всех, кто приблизится. С тех пор никто не трогал”.

Рассказывая об этом эпизоде, Юрий Петрович делал неожиданный вывод: “Может, вот тогда, когда меня били, я и стал режиссером. Кто знает”».

Театр его манил неодолимо. Однажды увидел объявление о наборе в школу при МХАТ-2. На вступительных экзаменах, вместо традиционных басен Крылова и стихотворений Пушкина, читал... речь Юрия Карловича Олеши на I Съезде советских писателей. Ближе к завершению экзаменационная комиссия корчилась от смеха! Его приняли, но очень скоро МХАТ-2 был разогнан по указанию Сталина «как театр чуждый и ненужный советскому народу». Любимову посоветовали попробоваться в училище при Вахтанговском театре. Так Ю.П. Любимов стал вахтанговцем. Когда он уже заканчивал училище, его призвали в армию.

Вчерашний студент театрального училища угодил в железнодорожные конвойные войска. А потом началась финская война. «Меня учили штыковому бою, - вспоминал Любимов, - я мог отбиваться. На себе ощутил, как примерзает каска к волосам, потому что наши безмозгло подготовились к этой войне, поморозили черт знает сколько человек. А финны были экипированы с иголочки, прекрасно обучены, сидели “кукушками” на деревьях и защищали свою землю. На кой черт мы туда полезли? Угробили полмиллиона. Кто мы после этого?»

Но сильнее всего поразила новобранца на той войне вовсе не линия Маннергейма.

«У финских крестьян были такие чистые, оборудованные ящиками с песком сортиры, что на их фоне мы выглядели, извините, полными говнюками и засранцами, - признавался он. - И погреба-холодильники, столь же добротные, как в Финляндии, я видел лишь в детстве у своего деда».

Но именно в этот момент всесильный шеф Наркомата внутренних дел Л.П. Берия решил создать, в пику знаменитому армейскому ансамблю песни и пляски Александрова, свой коллектив. Николай Эрдман, попавший туда, позже вспоминал: «Нет, это только в нашей стране могло быть. Кому пришло бы в голову, даже в фашистской Германии, создать ансамбль песни и пляски гестапо? Да никому! А у нас - пришло!»

Главным режиссером ансамбля НКВД был назначен сценарист и кинорежиссер Сергей Юткевич (1904-1985). Именно по его рекомендации Юрий Любимов и оказался в ансамбле. Во время Великой Отечественной войны Берия лично контролировал маршруты поездок ансамбля: блокадный Ленинград, Малая земля под Новороссийском, Сталинград, Одесса, Киев. А 6 ноября 1941 года ансамбль выступал перед верховным главнокомандующим, товарищем Сталиным, на станции метро «Маяковская».

Демобилизовался Ю.П. Любимов в 1946 году и вернулся в Вахтанговский театр. В 1952 году Любимов становится лауреатом Сталинской премии II степени за роль Тятина в спектакле «Егор Булычев и другие». Юрий Петрович вспоминал, что в список кандидатов на премию его внесли художники Кукрыниксы - текста мало, зато характер создан выразительный.

Артистическая карьера у молодого актера - на взлете! Но уже тогда Любимов явно почувствовал тягу к педагогической деятельности, к режиссуре. Созрел, что называется. Он начинает преподавать актерское мастерство.

Сушко отмечает: «В <Щукинском> училище Любимов много внимания уделял пластике, ритму, однако некоторым студентам казалось, что это идет в ущерб психологической школе Станиславского. Находились даже такие, которые строчили в партком письма, обвиняли педагога в разрушении традиций реализма». Еще бы! «Ведь Станиславский, - рассуждал Любимов, - мягко выражаясь, чудило. Он так любил учить. А когда решил это подтвердить учебниками - их же никто дочитать не может! У него прекрасная книга “Моя жизнь в искусстве”, а дальше - ну какая может быть система в искусстве?! Только обучение ремеслу - ну как сольфеджио или ритмические этюды... Система-то выглядит так, как будто это самоучитель игры на скрипке. Актер тоже играет на себе. Но по самоучителю вы скрипачом никогда не будете. Так и тут. Система - это метод режиссера, прекрасного мастера. А дальше никакой системы в искусстве быть не может. Все строится на индивидуальности... А ведь системы этой не может быть. Ее нет. Есть метод работы замечательного человека».

В 1957 году ему попала в руки пьеса Бертольда Брехта «Добрый человек из Сезуана». И он решает поставить ее со своими студентами. Потом Юрий Петрович заметит: «Посреди застывшего соцреализма, обритого, как голова заключенного, вдруг появилась совершенно иная эстетика. Мы начали общаться со зрителем как с соучастником событий». Зонги к пьесе перевел поэт Борис Слуцкий. Тексты получились сильными, неожиданными и непривычными:

Шагают бараны вряд,
Бьют барабаны, -
Кожу для них дают
Сами бараны.

Ректор училища, профессор Б.Е. Захава сразу насторожился: «Никакие двусмысленности, призванные возбуждать ассоциации с нашей советской действительностью, в этом спектакле совершенно неуместны. <...> Поэтому вынужден, пользуясь правами ректора, категорически потребовать от Вас изъять из спектакля эти песенки». Однако студенческий дипломный спектакль уже стал к тому времени легендой в Москве. Залы, где его играли, буквально ломились от публики. «Я привела на спектакль Петра Леонидовича Капицу с семьей, с которой давно была знакома, - вспоминала профессор ГИТИСа Солнцева. - Мы все хохотали, аплодировали на этом раскрепощенном, со студенческим озорством спектакле. А когда выходили, Петр Леонидович сказал: “О, это режиссер такого масштаба, как Товстоногов. Надо сделать ему театр в Дубне”». Идея, что называется, носилась в воздухе.

18 февраля 1964 года Ю.П. Любимов был утвержден в должности главного режиссера Московского театра драмы и комедии, что располагался на Таганке. Театр, надо прямо сказать, был захудалый, зритель в него не ходил, долги были гигантские... Первое, что сделал Любимов - добился переименования: теперь это был «Театр на Таганке». Провел чистку старого актерского состава и привел с собой своих учеников из Щукинского училища - Зинаиду Славину, Аллу Демидову, Игоря Петрова, Бориса Хмельникого, Анатолия Васильева. Чуть позже пришел сам показываться в новый театр и Владимир Высоцкий.

«Каким он пришел? - вспоминал Юрий Петрович. - Смешным. Таким же хриплым, в кепочке. Кепочку снял вежливо. С гитарой. В пиджачишке-букле. Без всякого фасона, не такой, как говорили, - стильный молодой человек, нет. Пришел очень просто. Парень очень крепкий, сыграл что-то. Сыграл, и не поймешь, собственно, брать или не брать. А потом я говорю: “У вас гитара? Может, вы хотите что-то исполнить?” - “Хочу” - “Ну, пожалуйста” Он спел. Я говорю: “Еще хотите исполнить?” Он еще спел. Я говорю: “И что же вы исполняете?” - “Ну, - говорит, - свое!” - “Свое?” Я его сразу взял». Премьера «Доброго человека из Сезуана» в «Театре на Таганке» состоялась 23 апреля 1964 года. Зал был переполнен...

Книга Ю.М. Сушко композиционно построена, как набор очерков об истории создания спектаклей в «Театре на Таганке». То есть судьба Ю.П. Любимова - через судьбу его постановок. Отсюда понятно и название книги - «Прощение Таганки». Увы, надо сказать, что судьба у всех без исключения работ мастера была очень непростой.

На обсуждении спектакля «Павшие и живые», по произведениям поэтов-фронтовиков, начальник Главного управления культуры Мосгорисполкома Б.Е. Родионов заявил: «Как всегда, работа этого театра - поиск. Но пафос обличения культа личности высокий, а вот фашизма - нет. И почему театр остановился на именах именно этих поэтов, а не других? Почему Пастернак, а не, скажем, Муса Джалиль?»...

После спектакля «Жизнь Галилея» помощник секретаря ЦК КПСС Демичева Иван Фролов был откровенно огорчен: «Разве вы, товарищ Любимов, не замечаете, как жизнь в нашей стране меняется к лучшему? Странно, очень странно». Особенно будущему академику-философу, члену Политбюро ЦК КПСС и главному редактору газеты «Правда» не понравилась сцена, в которой хор весело распевал: «Солнце всходит и заходит, ничего не происходит!»

В 1974 году Любимов сделал попытку возобновить давно задуманный, но так и не разрешенный спектакль «Живой» по пьесе Бориса Можаева. Секретарь ЦК КПСС Михаил Демичев публично клеймил Юрия Петровича: «Это - закоренелый антисоветчик, матерый подрывник основ марксистско-ленинских норм, народник жалкий!»

Уровень «рецензентов» спектаклей театра Любимова зашкаливал; причем и в прямом, и в переносном смысле. Возможно, наиболее обще сформулировал суть претензий председатель Комитета Госбезопасности СССР Ю.В. Андропов в секретной записке в ЦК КПСС. Записка касалась спектакля по произведениям Евгения Евтушенко «Под кожей статуи Свободы», показанного в 1972 году. «По мнению ряда источников, - писал председатель КГБ, - в спектакле явно заметны двусмысленность в трактовке социальных проблем и смещение идейной направленности в сторону пропаганды “общечеловеческих” ценностей».

«Его нередко называли самосожженцем за то, что он дразнил гусей и лез на рожон. “Мне много раз предлагали покаяться, - говорил Любимов. - С угрозами. Но на меня будто столбняк нападал. Да и сознаваться-то было, собственно, не в чем”».

Однажды, в начале 1970-х, на очередную «беседу» Любимова приглашает первый секретарь Московского горкома КПСС В.В. Гришин. Нудное нравоучение затягивалось. «В конце концов, - вспоминал Юрий Петрович, - мне надоело, и я решил схулиганить. Когда хозяин кабинета в очередной раз погрузился в изучение свидетельств моих прегрешений, я в полной тишине отчетливо прошептал: “Товарищ Гришин, вы мудак!” Тот даже в кресле подпрыгнул: “Что?! вы сказали?” Я придал лицу максимально невинное выражение: “Сейчас? Ничего. Молчу в ожидании руководящих замечаний” Гришин недоверчиво покосился на помощника, который истуканом стоял его спиной и вел протокол, делая какие-то записи в тетрадке. Верный долдон покраснел, словно вареный рак, но отрицательно покачал головой. Дескать, ничего не слышал. У хозяина кабинета явно испортилось настроение, он свернул разговор и отпустил меня, хотя все могло закончиться плачевно».

В 1975 году Любимова приглашают в Италию, в «Ла Скала» для постановки оперы «Под жарким солнцем любви». А затем все чаще и чаще, и «Театр на Таганке», и персонально Любимов приглашаются на фестивали и для постановок за рубеж: Югославия, Болгария, Венгрия, Германия, Израиль, Швеция, Франция, Италия, Америка... В 1984 году, находясь в Англии в связи с лондонской премьерой «Преступления и наказания», Ю.П. Любимов дает интервью газете «The Times». Интервью выходит под названием «Крест, который несет Любимов». И в Лондоне его настигает «Указ Президиума Верховного Совета СССР» от 11 июля 1984 г., подписанный председателем Президиума Верховного Совета СССР К. Черненко: «Учитывая, что Любимов Ю.П. систематически занимается враждебной Союзу ССР деятельностью, наносит своим поведением ущерб престижу СССР, Президиум Верховного Совета СССР постановляет <...> лишить гражданства СССР Любимова Юрия Петровича, 1917 года рождения, уроженца гор. Ярославля, проживающего в Италии».

«Позже, подводя итоги своей “загранкомандировки”, Юрий Петрович, как обычно, насмешничал: “Грех жаловаться. Я раньше даже поднимал рюмочку за Черненко, потому что он дал мне возможность познакомиться с другой системой. Конечно, некоторые думали, что я там погибну под забором. Но я совершенно спокойно выжил”». Любимов гордился тем, что почти за семь лет своей «загранкомандировки» он успел сделать больше, чем в СССР за двадцать. 23 мая 1989 года Президиум Верховного Совета СССР вернул Ю.П. Любимову советское гражданство.

Любимов возвращается на Таганку. Но уже изменились и времена, и люди. Один из ведущих актеров любимовской Таганки Николай Губенко в лицо мастеру заявит: «Мы вас очень любили... раньше. А теперь, извините, ненавидим!» «Позже, - пишет Сушко, - из его уст раздался и вовсе черносотенный митинговый клич: “Мы не отдадим русский театр какому-то израильтянину!”» «Артист, - повторял Любимов, - это главный вредитель в театре!.. С таким адским трудом удается сказать хоть что-то свое... А артисты в два счета готовы все разбазарить».

В итоге группа актеров под руководством Губенко создала театр «Содружество актёров Таганки» и разместилась в новом здании «Театра на Таганке». Любимов вместе с оставшимися актёрами и сотрудниками театра создал новую команду и продолжил работу в старом здании «Театра на Таганке».

Окончательно расставаясь с родной Таганкой, Юрий Петрович обещал посвятить свой новый спектакль «Бесы» ее актерам. Премьера состоялась на подмостках Театра имени Вахтангова в марте 2012 года.

«Мне ведь от воспоминаний жарко», - признавался Любимов. Я искал форму, в которую лучше всего облечь свои воспоминания. «Поначалу он хотел назвать свои воспоминания “Тетрадь, обосранная голубями”. Просто так. Когда писал, птички не раз так и делали. Но потом Юрий Петрович выбрал название поскромнее: “Рассказы старого трепача. Я. Мы. Они”. <...> Любимов не лукавил, когда говорил: “Если я чего-нибудь стою как режиссер, то театр должен умереть вместе со мной. Театр не может жить дольше своего режиссера!”»

Юрий Петрович Любимов скончался 5 октября 2014 года, во сне, на 98-м году жизни...