«Мраморный дворец 17 января 1881

Мой дорогой Саша,

Пройдёт ещё несколько месяцев, и год траура будет окончен, сердечного траура по нашей нежной, дорогой и столь люби­мой Марии, нашей Государыне, о которой мы все больше и больше скорбим. Счита­ется, что время залечивает раны, но, увы, я этого не нахожу. Её семья, её многочис­ленная семья, тысячи подданных грустят по ней вместе с нами, и эта грусть лишь возрастает. А ты? Мой дорогой и люби­мый Саша, ты её уже заменил! Помнишь, когда я это узнала, я была потрясена этим событием, которое наступило так скоро после кончины нашей дорогой усопшей. Моя огромная привязанность к тебе заставила меня тогда добавить: “Я тебя понимаю, потому что люблю”. Сегодня я повторяю тебе эти слова, но не могу не добавить к ним несколько замечаний, которые мо­жет высказать лишь истинно преданное и дружеское сердце.

Женившись вновь, ты поступил как джентльмен, но джентльмен взял вверх над Государем. Нужно было на этом остановиться и не идти дальше.

Мудрость, осторожность, твой престиж требовали этого. Россия — твоя супруга. Твои подданные — твои дети. А я в их числе и бесконечно упрекала бы себя, если бы про­молчала, как те, что не осме­ливаются, или не могут, или боятся сказать тебе правду. Я, твоя подданная и одно­временно твоя сестра, твой самый искренний и преданный друг, не боюсь обратиться к сердцу брата, дружба с ко­торым меня связывает уже 33 года, обратиться к сердцу честного человека и Христи­анина, к праведному сердцу Помазанника Божьего и, на­конец, к сердцу Главы Право­славной Церкви.

Нет, я не буду больше молчать, даже если это вы­зовет твоё недовольство и мне придётся окончить дни свои вдали от тебя, ибо я знаю, что ты можешь изгнать меня из своей се­мьи и своей страны. Это нисколько ме­ня не останавливает, я слишком нежно тебя люблю, чтобы молчать, и сейчас выполняю свой священный долг: совесть велит мне говорить. Дорогой, горячо любимый брат, остановись. Ты ис­правил человеческую ошибку, ты дал Княгине и её детям имя¹ — этого доста­точно. Останься тем, кто ты есть — нашим Императором. Сохрани в тайне свою женитьбу, (совершённую слиш­ком быстро после смерти Государы­ни), чтобы не волновать массы. Пусть она останется секретом между Богом и тобой — в самом тесном кругу, чтобы не ранить и не оскорбить то, что оста­ётся таким трепетным прошлым. Послушай меня, бескорыстного друга, лишённого задних мыслей, твою сестру, которая тебя так истинно и так неж­но любит — ты же это знаешь, и сам мне об этом говорил. Да, дорогой Са­ша, я люблю тебя всем сердцем, иначе не стала бы говорить то, что будет те­бе не по нраву. Ты больше не должен по­являться с Княгиней на публике, этого не должно быть, это невозможно, это ниспровергает общественный порядок, питает замыслы социалистов и Ни­гилистов, которые с радостью превра­тят это в своё оружие, оружие очень опасное для тебя и твоих подданных. Оружие, которое спровоцирует рас­при, беспорядки, революцию и анархию.

«Твоё публичное появление с княгиней неизбежно вызовет катастрофу...»

Не пренебрегай этой опасностью, ещё более страшной, чем все покушения, на­правленные против твоей Священной особы, покушения, от которых Господь наш тебя чудесным образом спас и со­хранил. Оставайся и будь Самодержцем всея Руси, верным традициям нашей семьи, последуй, умоляю тебя, последуй моему совету. Твой замечательный на­род никогда в жизни не поймёт мор­ганатического брака. А уж если Кня­гиню провозгласят "Императрицей", как утверждают некоторые горячие головы... Я тебя слишком хорошо знаю, ты об этом даже не думаешь. Но когда мне говорят, что этого боятся больше всего, я возмущённо и гневно отвергаю беспочвенные подозрения в мыслях и де­лах, совершенно тебя недостойных. Твоё публичное появление с княгиней неиз­бежно вызовет катастрофу, масштаб которой даже трудно себе представить. Умоляю тебя ещё раз, послушай меня, единственную, что осмелилась говорить с тобой так откровенно, и ты наверня­ка оценишь во мне этот порыв откры­того, верного, преданного и любящего сердца. Лишь оно одно руководит мной и заставляет действовать таким обра­зом. Подумай о Папе и Маме², о наших дорогих незабвенных родителях. Они бы сказали тебе то же, что и я, и я знаю, что в конце концов ты согласишься со мной, может быть, даже однажды поблагодаришь меня за то, что я пыталась уберечь тебя от опасности. Это случится нескоро, но не важно, я подожду. Я наберусь терпения, и, если ты будешь сердиться на меня, это не смутит покой моей души. Ты имеешь полное право спросить, по какому праву я говорю тебе всё это. А я отвечу тебе, что я в состоянии знать и слышать то, что ты не услышишь и не узнаешь, и то, что, к сожалению, ни один придворный не осмелится тебе высказать.  Лишь когда я с грустью убедилась в том, что твой престиж, твоя популярность страдают от этого, что тебя не понимают, я решилась предупредить тебя о всевозможных осложнениях, которые готовятся за твоей спиной. Не забывай о России, о своём наследнике, своих бедных детях, семье, которая только из любви к тебе сделала вид, что приняла неизбежное как свершившийся факт, и вслух не роптала. Я ни на мгновение не сомневаюсь, что сама Княгиня первая поймёт чистоту моих помыслов, полную самоотверженность по отношению к тебе. Она, что любит тебя так глубоко, будет готова, я уверена в этом, принести тебе в жертву ограничение появляться только в узком интимном кругу и не подвергать тебя недоразумениям, не ставить в неловкое положение, столь тяжёлое по своим последствиям. Этим она лишь завоюет новые сердца, восхищение, почитание и всеобщее уважение.

А теперь, дорогой Саша, прими во внимание, чего мне стоило сказать тебе всё это, и прости, в силу чувства привязанности и глубокой и неизменной преданности, вдохновившей меня. Боль­ше, чем когда либо, ты можешь рассчи­тывать на самую нежную и горячую лю­бовь твоей сестры и искреннего друга.

Санни»

► Мраморный дворец сегодня г. Санкт-Петербург, ул. Миллионная

► Великая княгиня Александра Иосифовна с портретами императорской семьи. 1888 год

► Письмо великой княгини Александры Иосифовны Александру II. 1888 год

► Светлейшая княгиня Юрьевская (Долгорукова) с сыном Георгием и дочерью Ольгой. 1881-1883 годы

¹ По заключении брака княжна Долгорукова стала светлейшей княгиней Юрьевской, а дети светлейшими княжнами и князем
² Имеются в виду отец и мать Александра II — император Николай I и императрица Алек­сандра Фёдоровна. Александра Иосифовна, будучи замужем за великим князем Констан­тином Николаевичем, считала их и своими родителями

*  *  *

Какое же страстное заклинание в этом письме! Александра умоляет Александра. Санни порывисто и ско­ро пишет Саше, чтобы тот не забывал своего долга и не оскорблял дорогую им обоим императорскую семью.

Официально нет теперь любовницы и незаконного потомства

Впрочем, никаких оскорбле­ний родственникам царь наносить не собирался. Наоборот, он хотел всех со всеми помирить. Его роман с Екатериной Михайловной Долго­руковой не был ни для кого секретом, и в первую очередь — для императри­цы Марии Александровны. А спешил он с новым браком и признанием побочных детей законными по той простой причине, что каждый новый день мог оказаться для него послед­ним. Александр не считал возмож­ным для себя оставить княжну Ека­терину в позоре и беспомощности, а детей — в туманной перспективе бастардов, не имеющих ни отчества, ни фамилии, ни гроша за душой.

В феврале високосного 1880-го (по новому стилю — страшного 29 чис­ла) он спасся от взрыва в Зимнем дворце каким-то невероятным вы­вертом счастливого случая. Это было пятое покушение на его жизнь. Ясно, что медлить было нельзя, и по кончи­не императрицы, случившейся 22 мая, он отсчитывает сорок пять дней и, невзирая на продолжающийся тра­ур, женится на Екатерине, узакони­вает детей. Официально нет теперь любовницы и незаконного потомства, а есть светлейшие княгиня, князь и две княжны Юрьевские. В банк положено более трёх миллионов рублей.

Как мы с вами знаем из письма, это-то не вызыва­ет у Александры Иосифовны никакого протеста и возму­щения. И даже представле­ние княгини и детей семье, так скандализировавшее на­следника и, в особенности, его жену Марию Фёдоровну, Санни особенно не тревожит. И не верит она, что Александр объявит Екатерину импера­трицей. Она умоляет не по­казываться с новой женой на широкой публике, и всё.

Может быть, здесь есть некоторое лукавство, и она, умоляя как давний друг и нежная сестра, хочет проверить, нет ли хоть какой-то почвы под ползу­щими слухами. Тем бо­лее что при дворе речь идёт не только о приличи­ях, но и о политике. Упор­но твердят, что Екатери­на сильно влияет на царя и в этой области. Говорят, что именно она покрови­тельствует Лорис-Меликову в его примирительно либеральных планах. А сам Лорис-Меликов, заигрывая с анархистами-нигилиста­ми, ведёт к гибели и импе­ратора, и Россию. В своих воспоминаниях великий князь Александр Михайло­вич упоминает даже один народный слух: «помещи­ки наняли армянского ге­нерала, чтобы убить царя за то, что он дал мужикам волю» …

Об авторе письма хочется напи­сать длинную повесть. Принцесса Александра Саксен-Альтенбургская в восемнадцать лет вышла замуж за сына Николая I, великого князя Константина, умницу, либерала, мо­ряка и почитателя искусств. Приняла православие, стала Александрой Иоси­фовной. За первые счастливые 30 лет брака она, красавица, музыкантша, остроумная и вдохновенная собесед­ница, прозванная Санни не только от своего имени, но и как Солнечная, родила шестерых детей, в том числе Константина — поэта К.Р. и греческую королеву Ольгу. А через три десятиле­тия пошли несчастья: муж воплотил свои балетные пристрастия в фактиче­ски параллельный брак с танцовщицей Кузнецовой, умер в 16 лет от менингита младший и любимый сын Вячеслав... Дальше — всё хуже и хуже: уединение в Павловске, инсульт и паралич ветре­ного мужа, «либерал-адмирала» Кон­стантина Николаевича.

Письмо написано 17 января 1881 года. Александра умоляет Алек­сандра подождать с публичностью в новом браке хотя бы ещё несколь­ко месяцев, до окончания годичного траура. Но их не будет. Императора убьют 1 марта.