Война и мир (1868–1869 годы)

Лев Толстой

После публикации в «Русском вестнике» и отдель­ными оттисками «Тысяча восемьсот пятого года» Толстой начал готовить первое полное издание романа, получившего в окончательном варианте название «Война и мир». Первона­чально его предполагалось печатать вновь у М. Н. Каткова, потом в Туле, но в результате выбор пал на типографию Ф. Ф. Риса с тем, чтобы корректуру держал издатель «Русского архива» П. И. Бартенев. О финансовой стороне издания Толстой писал жене из Москвы 22 июня 1867 года: «Приехал Рис, типографщик, и с ним под­писал условие и дал ему 500 рублей задатка. Рис этот молодчина, практический и аккуратный немец. Бартенев, которому я дал 10% за публика­ции, продажу и склад книг, тоже аккуратнейший и знающий дело, так что, мне кажется, лучше нельзя было устроить издание. Всё будет стоить около 4500 р., окончено будет в первых числах ноября, корректуру буду держать я сам и потом Бартенев – в смысле исправности и даже пра­вильности языка, который я ему смело разрешил поправлять. Экземпляров напечатается 4800 и продаваться будут по 8 р. за экземпляр. Из этого 30 % отдадутся: 10 – Бартеневу и 20 – книгопро­давцам. Против прежнего проекта я даю лишних 5% Бартеневу за своё спокойствие».

На самом деле всё сложилось несколько иначе. Роман печатался в течение двух лет. О поступле­нии в продажу «Войны и мира» «Московские ведомости» последовательно сообщали: 17 дека­бря 1867 года о первых трёх томах с билетом на четвёртый; 15 марта 1868 года о первых четырёх томах с билетом на пятый; 28 февраля 1869 года о пятом томе и 12 декабря 1869 года о шестом томе. В ходе работы у Толстого произошёл раз­лад с Бартеневым, и пятый том правил уже С. В. Голицын, а распространителем тиража стал И. Г. Соловьёв, чей книжный магазин находился в Москве на Страстном бульваре. Несмотря на «неприлично» высокую цену, как отметил кри­тик «Русского инвалида», роман расходился очень быстро, и поэтому тогда же, в 1868–1869 годах, было предпринято его второе издание, причём первые четыре тома в нём печатались заново, а пятый и шестой – одним набором с первым изданием, но с другими титулами.

Что касается творческой истории «Войны и мира», то она хронологически выходила за очерченные самим Толстым рамки пяти-семи лет работы. По дневниковым записям известно, что в июле 1852 года на Кавказе он читал «Опи­сание Отечественной войны 1812 года» и «Опи­сание войны 1813 года» А. И. Михайловского- Данилевского. И уже тогда у него сложилось представление о том, как нужно рассматривать минувшую войну: «Есть мало эпох в истории столь поучительных, как эта, и столь мало обсуждённых, – обсуждённых беспристрастно и верно, так, как мы обсуждаем теперь историю Египта и Рима». Именно за отсутствие беспри­страстности, за «придворный тон», если верить «Яснополянским записям» Д. П. Маковицкого 1905 года, Толстой не любил «Историю государ­ства российского» Н. М. Карамзина.

В заметке «Несколько слов по поводу книги “Война и мир”», написанной в 1868 году по сле­дам откликов на первые три тома, Толстой под­чёркивал неизбежность своих разногласий с историками. Эти разногласия, по мнению Тол­стого, проистекали, в том числе, из разности задач историка, показывающего участников событий «всегда в значении историческом», и художника, старающегося «только понять и показать не известного деятеля, а человека».

С наибольшей выразительностью оказались выведены в романе среди главных историче­ских фигур Кутузов, которого Толстой считал истинно великим полководцем, и Наполеон, чьё мнимое величие он старался развенчать. В сцене Бородинской битвы их изображения напоминают «парные портреты»: «Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжёлым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжений, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему… Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борю­

щихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сражения не распо­ряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называе­мая духом войска, и он следил за этою силой, и руководил ею, насколько это было в его вла­сти». Тот же художественный приём Толстой использовал для портрета Наполеона: «Жёлтый, опухлый, тяжёлый, с мутными глазами, крас­ным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к зву­кам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезнен­ною тоской ожидал конца того дела, которому он считал себя причастным, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те стра­дания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для него страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы».

Современники по-разному оценивали «Войну и мир». 26 марта 1868 года В. П. Боткин писал А. А. Фету из Петербурга: «Успех романа Тол­стого действительно необыкновенный: здесь все читают его и не только просто читают, но приходят в восторг». Совершенно противопо­ложное мнение сложилось у П. А. Вяземского, московского ополченца, участника Бородин­ского сражения. На первые тома «Войны и мира» Вяземский откликнулся стихотворением «Поминки по Бородинской битве» и статьёй «Воспоминания о 1812 годе». Литературный критик и цензор А. В. Никитенко 7 сентября 1868 года записал в «Дневнике» (дело происхо­дило в Царском Селе): «Был у князя П. А. Вязем­ского. Он мне читал свои замечания на роман гр.<афа> Толстого “Война и мир”. Умные заме­чания».

Вяземский, который был старше Толстого на 36 лет и принадлежал к другому поколению, увидел в романе «протест против 1812 года», «отрицание и унижение истории под видом новой оценки её», «историческую картину, низ­ведённую до карикатуры и пошлости». «”Нет великого человека для камердинера его”, – гово­рят французы. И это правда. Но писатель не камердинер», – язвительно замечал Вяземский. В числе эпизодов, особенно его возмутивших, оказался приезд императора в июле 1812 года

в Москву: «С духовной, народной стороны, это событие было не мимолётной вспышкой воз­буждённого патриотизма и не всеподданней­шим угождением воле и требованиям государя. Нет, это было проявление сознательного сочув­ствия между государем и народом». Встреча Александра I с дворянами и купечеством в Сло­бодском дворце показалась Вяземскому шаржем дурного вкуса: «К чему в порыве юмора, впро­чем довольно сомнительного, населять собра­ние 15-го числа, которое всё-таки останется историческим числом, стариками подслепова­тыми, беззубыми, плешивыми, оплывшими жёлтым жиром или сморщенными, худыми?»

В последние годы жизни Толстой изменил отношение к своему творению. Известны его слова, произнесённые летом 1909 года, когда один из посетителей Ясной Поляны поблагода­рил писателя за создание «Войны и мира». Тол­стой ответил: «Это всё равно, что к Эдисону кто-нибудь пришёл и сказал бы: “Я очень уважаю вас за то, что вы хорошо танцуете мазурку”. Я при­писываю значение совсем другим своим кни­гам – религиозным!»

При жизни Толстого роман «Война и мир» неоднократно переиздавался и каждый раз в нём происходили те или иные изменения: заново перераспределялись главы, француз­ский текст то заменялся русским, то возвра­щался на место, вносилась авторская правка, варьировалось количество томов. И всё же пер­вая полноценная встреча читателей с одним из всемирно известных произведений русской литературы произошла благодаря изданию 1868– 1869 годов.

Толстой Лев Николаевич (1828–1910)

Война и мир. Сочинение графа Л. Н. Толстого. [В 6 т.]. Москва : Типография Т. Рис, у Мясницких ворот, дом Воейкова, 1868–1869. Т. 1. 1868. [4], 298, 146 с. Т. 2. 1868. [4], 186 с. Т. 3. 1868. [4], 284 с. Т. 4. 1868. [4], 338 с. Т. 5. 1869. [4], 323 с. Т. 6. 1869. [4], 290 с. Комплект в шести сборных полукожаных переплётах времени издания. Крышки оклеены коленкором. На корешке с бинтами тиснённые золотом орнамент, имя автора и заглавие.