Герой нашего времени (1840 год)
Михаил Лермонтов
Кавказская война, перешагнувшая из XIX столетия в XXI век, придаёт роману М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» особую актуальность. Воинственные горцы, раненые русские офицеры, межплеменная рознь, глобальный конфликт цивилизаций - всё это приметы и наших дней. Вот почему как нечто сиюминутно-репортажное воспринимаются слова добрейшего Максима Максимовича о «немирных чеченцах»: «Надоели нам эти головорезы! Нынче, слава Богу, смирнее стали, а бывало, на сто шагов отойдёшь за вал, уж где-нибудь косматый дьявол сидит и караулит: чуть зазевался, того и гляди - либо аркан на шее, либо пуля в затылке. А молодцы!..» Здесь до боли знакомо всё: и раздражение на нежелающего покориться противника, и невольное уважение к его бесстрашию. А потому с каким-то особым удивлением осознаёшь, что роман написан двадцатичетырёхлетним офицером, который к тому моменту провёл на Кавказе лишь восемь месяцев - с мая 1837 по январь 1838 года.
По мнению современных исследователей-лермонтоведов, творческая история «Героя нашего времени» «почти не документирована и устанавливается только на основании анализа текста и отчасти по указаниям в мемуарной литературе (часто неточным и противоречивым)». Считается, что осенью 1837 года первой была написана «Тамань». Следом за ней появились «Фаталист» и «Бэла». Все три повести были напечатаны в журнале «Отечественные записки». Параллельно с журнальными публикациями шла работа над «Максимом Максимовичем» и «Княжной Мери». Доработка романа продолжалась до конца 1839 года, причём сначала он назывался «Один из героев нашего века». Его полное отдельное издание вышло в Петербурге в апреле 1840 года.
Первым восторженной рецензией откликнулся В.Г. Белинский: «Наконец среди бледных и эфемерных произведений русской литературы... явилось поэтическое создание, дышащее свежею, юною, роскошною жизнью сильного и самобытного творческого таланта. «Герой нашего времени» принадлежит к тем явлением истинного искусства, которые, занимая и услаждая внимание публики как литературная новость, обращаются в прочный литературный капитал, который с течением времени всё более и более увеличивается верными процентами».
Несмотря на положительные отклики в прессе, книжка раскупалась вяло. И тогда издатель, Илья Иванович Глазунов (1786-1849; подробнее о нём см. первый выпуск Библиохроники), стремясь поспособствовать коммерческому успеху выпущенного им романа, обратился за содействием к Ф.В. Булгарину - писателю, имевшему репутацию полицейского осведомителя, но в то же время считавшемуся одним из крупнейших русских романистов. Вероятнее всего, рецензия была неплохо оплачена, но Булгарин, цветисто и вычурно поведавший об обращении к нему Глазунова, о коммерческой стороне сделки не сказал ни слова, зато, по обыкновению, выставил себя в самом выигрышном свете: «Однажды в восемь часов утра приходит ко мне человек, который от роду не бывал у меня, человек положительный, как червонец, человек, не увлекающийся мечтами, поэзией, порывами и т.п. «Я пришёл к вам с просьбою», - сказал он. - «Приказывайте! Очень рад услужить Вам». - «Напечатайте, пожалуйста, объявление о книге. Вот оно!» Я посмотрел объявление и невольно улыбнулся его напыщенности. Посетитель заметил мою двусмысленную улыбку и промолвил: «Сочинитель книги, о которой я прошу объявить, хотя печатает свои произведения в журналах, которые против Вас вооружены, но даю Вам слово, что молодой автор вовсе не принадлежит к этой партии». Я едва мог скрыть досаду при этих словах. «Милостивый государь! - возразил я. - Вы не знаете меня, говоря со мною таким языком. В литературе я знаю только две партии: партию хороших и партию дурных писателей. Враг ли мне автор или друг, мне всё равно. Если он напишет хорошее, я буду хвалить, а напишет дурное, возглашу об этом с доказательствами. Объявление Ваше я напечатаю». Посетитель оставил меня, заронив в уме моём зерно предубеждения противу книги».
Трудно сказать, насколько описанная сцена соответствовала действительности. Но, опытный литератор, Булгарин использовал подобный зачин для того, чтобы продемонстрировать собственную беспристрастность в дальнейшем. А на похвалы он не поскупился: «Почитая книгу ничтожною, я стал читать её на сон грядущий, то есть в постели, надеясь, что она усыпит меня. Была половина двенадцатого, когда я развернул книгу. Читаю, читаю; чтение завлекает меня. Наконец, хочу положить книгу, погасить свечу и заснуть. Невозможно! Книга приковала к себе волю мою, ум, сердце, все ощущения души! - читаю, и когда дочёл я до последней страницы, было шесть часов утра! В мои лета и при моих занятиях мне даже стыдно сознаться, что я провёл ночь без сна, за романом! На другой день я вовсе не мог работать, просидел весь день с головной болью и не досадовал. На третий день я снова прочёл «Героя нашего времени» и сердился на автора лишь за то, что книга так коротка! Всё это случилось со мною впервые за двадцать лет! Ни для одного русского романа я не жертвовал целою ночью и впервые прочёл русский роман два раза сряду и сожалел, что он не длиннее!» Концовка рецензии была столь же восторженной: «Лучше романа я не читал на русском языке! Это говорит вам романист, рассказчик и критик, которого многие почитают неумолимым, беспощадным и даже привязчивым... Но вот юный автор... с истинным, неподдельным дарованием, и я хвалю его сочинение с такою же радостью, как будто бы делился с ним его славою. И точно делюсь, потому что слава русской литературы отражается на всех нас, на всей России, а её можно искренне поздравить с таким автором, каков творец "Героя нашего времени"!»
Статья Булгарина была напечатана в издававшейся им газете «Северная пчела», выходившей рекордным для того времени трёхтысячным тиражом. «Рекламная акция» имела беспрецедентный успех: роман раскупили в считанные дни.
На этот раз мнение неизменно «верноподданного» Булгарина коренным образом разошлось с оценкой императора Николая I, с негодованием прочитавшего «Героя нашего времени» и излившего свои чувства в письме к жене: «Такими романами портят нравы и ожесточают характер. И хотя эти кошачьи вздохи читаешь с отвращением, всё-таки они производят болезненное действие, потому что, в конце концов, привыкаешь верить, что весь мир состоит только из подобных личностей, у которых даже хорошие с виду поступки совершаются не иначе, как по гнусным и грязным побуждениям. Какой же это может дать результат? Презрение или ненависть к человечеству! Но это ли цель нашего существования на земле? Люди и так слишком склонны становиться ипохондриками или мизантропами, так зачем же подобными писаниями возбуждать или развивать такие наклонности! Итак, я повторяю, по-моему, это жалкое дарование, оно указывает на извращённый ум автора».
Лермонтов не знал этих строк. Но год спустя, готовя второе издание «Героя нашего времени», он написал к роману небольшое предисловие, в котором дал ответ на многочисленные критические замечания, услышанные в свой адрес: «Самая волшебная из волшебных сказок у нас едва ли избегнет упрёка в покушении на оскорбление личности! «Герой нашего времени» - точно, портрет, но не одного человека: это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии... Довольно людей кормили сластями - у них от этого испортился желудок: нужны горькие лекарства, едкие истины. Будет и того, что болезнь указана, а как её излечить - это уж Бог знает!»
Лермонтов Михаил Юрьевич (1814-1841)
Герой нашего времени. [Части 1-2.] Санкт-Петербург: В типографии Ильи Глазунова и Ко, 1840. Ч.1. [6], 173 с. Ч.2. [6], 250 с. В полукожаном переплёте, современном изданию. На корешке тиснены заглавие, номера частей и орнамент. Крышки оклеены «мраморной» бумагой. Тройной обрез синего крапления. 21,5х13,5 см. На переднем форзаце гербовый экслибрис библиотеки рода Михалковых села Петровского (о библиотеке и её владельцах см. первый выпуск Библиохроники). Редкость, как и все прижизненные издания Лермонтова.