Памятная книжка на 1910 год
Меня назвали извергом. А разве это так? Нет, это не так.
Доказательств я приводить не буду.
Даниил Хармс, «Личное переживание одного музыканта», 1935 г.
В этом году Россия потеряла величайшего писателя и мыслителя Льва Толстого и с размахом отметила 200-летие присоединения Лифляндии. На Апрелевском заводе началось производство граммофонных пластинок. Композитор Александр Скрябин сочинил цветомузыкальную поэму «Прометей» («Поэму огня»)... А в Китае в этом году официально запретили рабство.
Уважение к традициями - вещь весьма полезная и похвальная. Но тут подстерегает одна опасность - превращение традиций в этнографические консервы. Казалось бы, именно в этом направлении дрейфовали и «Памятные книжки». Уж слишком в них все выглядело стандартно (традиционно).
Основные разделы все те же: непременный «Месяцеслов» и непременный же список персоналий Российского Императорского Дома, «Военное ведомство», «Морское ведомство», «Придворный штат», «Гражданское ведомство» - все эти традиционные рубрики «Памятной книжки» на месте. В конце книжки - «…карта железных дорог и пароходных сообщений в России, с показанием и районов военных округов». Кстати, в нашем экземпляре «Памятной книжки» эта карта аккуратно вырезана. Не иначе, нашелся заинтересованный военный специалист или историк железнодорожного транспорта. И это, как ни странно, радует - значит «Памятная книжка» была полезным деловым изданием, а не просто презентационным сувениром Военного ведомства.
Но если покопаться в содержании, в персоналиях этого как всегда полиграфически безупречно исполненного пухлого томика, то мы легко обнаружим историческую динамику.
31 декабря 1909 года / 13 января 1910 года исполнялось 100 лет со дня учреждения императором Александром I высшего законосовещательного органа Российской империи - Государственного Совета. О создании этого прообраза будущей верхней палаты Парламента было объявлено специальным манифестом.
В 1910 году Госсовет уже воспринимался как один из основных элементов Главного управления России. В состав законодательного органа, как указывалось в «Памятной книжке на 1910 год», от Императорской Академии наук и университетов входило шесть человек. Среди них - профессор Московского университета, ученый-экономист Иван Христофорович Озеров. Любопытна оценка, которую профессор Озеров дал политической и экономической ситуации в стране в своей брошюре «На борьбу с народной тьмой» (1907): «Наша страна стоит в настоящее время перед великими задачами, разрешение которых потребует гигантских усилий. Как ничтожны наши затраты на народное образование! Здесь не надо останавливаться перед крупным внешним займом, на это, конечно, дадут нам деньги за границей: ведь это самое производительное помещение средств; в настоящее время Мин. Юстиции тратит больше средств на тюрьмы (до 16,4 м.р.), чем Мин. Нар. Просвещения на начальное народное образование, включая и расходы на городские народные школы (до 13,5 м.р.) по сметам на 1906 г... Гораздо выгоднее тратить деньги на школьную армию и
грифельные доски, чем на солдат и штыки. Это надо помнить...Зачем ставить барьеры? Пусть каждый культивирует свой мозг тем орудием, которое для него пригоднее, т.е. на своем родном языке...
Но для того, чтобы эта армия могла успешно выполнить свою задачу борьбы с тьмой, нужна атмосфера твердой законности...
История все более и более становится историей промышленного развития...
Сила нации все более и более измеряется ее богатством.
Скоро, быть может, история будет писаться статистическими таблицами, цифрами, изображающими промышленные победы и поражения...»
И, надо сказать, что основания для таких предсказаний у профессора Озерова имелись веские. Россия входила в период ускоренного промышленного роста. Собирались собственные автомобили и самолеты. Аграрная реформа Столыпина давала первые плоды. Последние годы были на редкость урожайными, и Россия вывозила за границу до 30% зерна за счет излишков.
10 марта в Китае официально был оформлен запрет рабства. Профессор Московского университета В.И. Вернадский - кстати, тоже член Госсовета, - очень точно уловил это состояние меняющегося социума: «...китайские драконы и охраняющая их кулачная сила не имеют для себя прочного места ни в Китае, ни в других государствах в XX веке, веке электричества и радия».
Россия же привыкла измерять свое могущество квадратными верстами. Этот год дал несколько поводов убедиться в этом. Например, исполнялось 50 лет присоединению Уссурийского края к Российской империи. Но по-настоящему торжественно, на государственном уровне отмечался другой юбилей.
13 / 26 мая, в ознаменование 200-летия присоединения Лифляндии (Ревель, Рига, Выборг) к России, в присутствии Николая II открыт памятник Императору Петру Великому в Санкт-Петербурге; 13 / 26 июня - памятник русским воинам в Выборге; 4 /17 июля, опять же - в Высочайшем присутствии, - памятник Петру Великому в Риге.
Текучка, неизбежный официоз. Но в этой череде протокольных мероприятий судьба, как будто, пыталась намекнуть венценосному правителю России на не такое уж и далекое будущее, ожидающее его.
1 / 14 июля, во время посещения царской семьей финляндских шхер, Государь Император изволил производить смотр офицерам... крейсера «Аврора». Судя по сохранившейся фотографии, все остались довольны - и царь, и офицеры. Кому могло тогда прийти в голову, что залп корабельной пушки именно этого крейсера через семь лет станет символом окончательного краха Российской империи.
Увы, такого рода события осознаются как символы только постфактум. Николай II мог бы ориентироваться, допустим, на предсказания во «Всеобщем русском календаре на 1910 год»: «Рождение знаменитого принца; коммерция и художества доведены будут до высочайшей степени совершенства; мирный договор между владетелями; открытие важного злоумышления». Кстати, не такой уж и невозможный вариант, учитывая склонность последнего русского императора к мистицизму. Впрочем, предсказания эти - как все предсказания вообще, - были слишком универсальными. Под этот прогноз можно подверстать все что угодно.
19 августа / 1 сентября в России началось производство граммофонных пластинок на Апрелевском заводе. Это - к разговору о коммерции на стыке с художеством.
21 сентября / 4 октября русский авиатор Лев Макарович Мациевич «катал» на своем аэроплане «Фарман» председателя правительства России Петра Столыпина.
24 сентября / 7 октября, выполняя показательные полеты все на том же «Фармане» в Санкт-Петербурге, Мациевич попытался взлететь на возможно максимальную высоту. Как описывают очевидцы, ровно в 18 часов его аэроплан начал разваливаться в воздухе на глазах у потрясенных зрителей. Авиатор погиб. И опять, кажется, никто не смог увидеть в этом некий знак судьбы.
В этом году русский ученый, механик Николай Егорович Жуковский опубликовал две теоретические работы, касающиеся принципов устойчивости полетов летательных аппаратов. Одна из них называлась «О контурах поддерживающих поверхностей аэропланов». В этой работе Жуковский обосновал свою циркуляционную теорию подъемной силы и способы ее вычисления. Аэропланы «Фарман» строились без учета этого.
Культурная жизнь страны не отставала от научной. А.Н. Скрябин сочинил поэму «Прометей» («Поэму огня»), в которой помимо музыки и хореографии хотел применить световые эффекты. Как впоследствии писал о представлении поэт Константин Бальмонт, «это было видение поющих падающих лун. Музыкальных звездностей, арабесок, иероглифов и камней, изваянных из звука. Движение огня. Порывы Солнца. сочетание света именно с музыкой Скрябина неизбежно, ибо вся его музыка световая.».
Но событием года стал все же другой эпизод, потрясший не только Россию.
В ночь на 28 октября / 10 ноября 82-летний граф Лев Николаевич Толстой тайно ушел из Ясной Поляны. Фактически бежал из своего имения в неизвестном направлении. Написано гигантское количество мемуаров, монографий и просто спекуляций, авторы которых пытаются найти истинную причину этого поступка Толстого. Но вот строчки из прощального письма Льва Николаевича: «Я делаю то, что обыкновенно делают старики моего возраста. Уходят из мирской жизни, чтобы жить в уединении и в тиши последние дни своей жизни».
7 / 20 ноября Лев Николаевич Толстой скончался в доме начальника железнодорожной станции Астапово, Рязанской губернии. Гроб с телом писателя отправили в Ясную Поляну в вагоне с надписью «Багаж». И тут опять можно усмотреть символ, припасенный судьбой - любительницей закольцовывать сюжеты. Шестью годами раньше тело Антона Павловича Чехова везли в Москву из немецкого городка Баденвейлер в вагоне, на котором красовалось - «Устрицы»...
Толстой презирал Николая II с его любимым министром Петром Столыпиным. Но даже царь откликнулся на трагическое событие. В газетах была опубликована его резолюция: «Душевно сожалею о кончине великого писателя, воплотившего во время расцвета своего дарования в творениях своих образы одной из славных годин русской жизни. Господь Бог да будет ему милосердный судья».
Итак, «Памятная книжка на 1910 год» свою миссию выполнила. Еще один год стал достоянием будущих «Памятных книжек». Забегая чуть-чуть вперед, заметим, что их осталось в истории Российской империи не так уж много - 7. Принято считать, что это счастливое число.
На титуле «Памятной книжки» - автотипия с гравированного изображения герба Российской империи. В тексте «Памятной книжки» подборка из 12 автотипий с фотографий Карла Булла. Три автотипии посвящены открытию 23 мая 1909 г. в Санкт-Петербурге памятника императору Александру III: «Памятник Императору Александру III, Державному Основателю Великого Сибирского пути. Открыт в С.-Петербурге 23 Мая 1909 г.», «Торжество открытия памятника Императору Александру III в С.-Петербурге 23 Мая 1909 г. в Высочайшем присутствии Государя Императора и Государынь Императриц Марии Федоровны и Александры Федоровны», «Торжество открытия памятника Александру III в С.-Петербурге 23 Мая 1909 г. Государь Император изволил проходить церемониальным маршем во главе войск». Еще восемь автотипий рассказывают о праздновании воинского юбилея - 200-летия Полтавской победы, одержанной Петром Великим над шведами: «200-летие Полтавской победы. Памятник “Славы”, поставленный 27 июня 1809 г.», «200-летие Полтавской победы. Памятник “Славы”, поставленный Императором Николаем I в 1849 г. на месте, где отдыхал Петр I после Полтавского боя 27 июня 1709 г.», «200-летие Полтавской победы. Парад войскам в Высочайшем Государя Императора присутствии на поле Полтавской битвы», «200-летие Полтавской победы. Выход Его Величества Государя Императора с холма братской могилы после панихиды 26 июня 1909 г.», «200-летие Полтавской победы. Памятник-группа “Петр Великий спасает утопающих на Пахте”, поставленный в С.-Петербурге на Адмиралтейской набережной», «200-летие Полтавской победы. Памятник Петру Великому, поставленный в С.-Петербурге, на Самсониевском проспекте», «200-летие Полтавской победы. Братская могила», «200-летие Полтавской победы. Государь Император изволил обходить фронт Петровского-Полтавского кадетского корпуса». Наконец, еще одна автотипия - «Пребывание Их Императорских Величеств в Крыму. Прибытие Государя Императора с Августейшей Семьей в Севастополь. Государь Император принимает почетный караул от 49-го пех. Брестского полка 28 августа 1909 г.».
Памятная книжка на 1910 год. С.-Петербург: В военной типографии, 1909. [1], [1 тит. л.], [16 с.: огл.], [2 с.: шмуц.], 3-130, [2 с.: шмуц.], [1], 134-832, [2]; 12 л. ил.; 11,5х7,5.
Цельнокожаный переплет с тиснением золотом орнамента и названия на крышках и по корешку. Золоченый обрез. Картонный футляр. Ляссе.