Последнее сражение Фигнера (1856 год)

[Николай Неведомский]

В истории Отечественной войны 1812 года трудно найти фигуру столь же популярную, но вместе с тем настолько же неоднозначно воспринимае­мую современниками, как прославленный командир партизанского отряда А. С. Фигнер. Бесстрашие, хладнокровие, дар перевоплощения и вместе с тем не знающая жалости жестокость, способность убивать пленных и безоружных снискали ему громкую, но сомнительную славу.

Фигнер был человеком, вне всякого сомнения, незаурядным. Вот как описал его один из слу­живших под его началом офицеров – И. Т. Радожицкий: «Пригожий мужчина среднего роста, сын Севера, крепкий мышцами, круглолиц, бел, светлорус. Его большие светлые глаза были исполнены живости. Голос у него был муже­ственный, он имел здравый ум, дар красноречия, в предприятиях неутомимую деятельность, пыл­кое воображение. Презрение ко всякой опасно­сти и беспримерная отважность показывали в нём всегдашнюю неустрашимость и присут­ствие духа. Он знал языки немецкий, француз­ский, итальянский, польский и молдаванский так же хорошо, как русский».

Биография Фигнера подробно изучена и мно­гократно описана. Александр Самойлович родился в 1787 году в семье выходца из Герма­нии. В 1805 году окончил курс во 2-м Кадетском корпусе, был выпущен подпоручиком в артилле­рийский полк и почти сразу же отправился с экс­педицией генерал-лейтенанта М. М. Бороздина на остров Корфу сражаться с французами. В 1808 году был переведён в Молдавскую армию, где воевал против турок, принимал участие во взя­тии Туртукая и Рущука. В 1811 году, приехав в отпуск к родителям в Псковскую губернию, женился и хотел проситься в отставку, однако события 1812 года изменили его намерения. С началом Отечественной войны Фигнер вер­нулся на военную службу. 19 августа 1812 года он, командуя артиллерийской ротой, участвовал в оборонительном бою на речке Страгань в окрестностях Смоленска, и когда одна из его пушек была захвачена неприятелем, собрал вокруг себя отступавших стрелков, повёл их в атаку и отбил орудие, за что получил чин капи­тана. При отступлении русских войск из Москвы обратился к командованию с предложением остаться в тылу противника для ведения раз­ведки и получил одобрение М. И. Кутузова. Он находился в Москве во время пребывания в ней французов и даже намеревался пробраться к Наполеону и убить его.

В истории Отечественной войны 1812 года трудно найти фигуру столь же популярную, но вместе с тем настолько же неоднозначно воспринимае­мую современниками, как прославленный командир партизанского отряда А. С. Фигнер. Бесстрашие, хладнокровие, дар перевоплощения и вместе с тем не знающая жалости жестокость, способность убивать пленных и безоружных снискали ему громкую, но сомнительную славу.

Довольно быстро имя капитана Фигнера стало хорошо известно не только в русской армии, но и среди врагов. Оказалось, что его подлинной стихией являлась война без правил. Сформиро­вав отряд из двухсот московских обывателей, отставших солдат, дезертиров и жителей окрестных деревень, он стал нападать на команды фуражиров, перехватывать курьеров, уничто­жать группы французов-мародёров, рыскавших в окрестностях Москвы. О его подвигах расска­зывали легенды. Говорили, что он, переодевшись крестьянином или мещанином, а иногда в мун­дире французского или итальянского офицера, проникал в расположение неприятеля, изучал слабые места его обороны, а вскоре возвращался туда со своим отрядом.

Отзвук дерзких вылазок бесстрашного парти­зана звучит в строках знаменитого стихотворе­ния В. А. Жуковского «Певец в стане русских вои­нов», писавшегося под Тарутином в середине сентября – начале октября 1812 года:

Наш Фигнер старцем в стан врагов
Идёт во мраке ночи.
Как тень, прокрался вкруг шатров.
Всё зрели быстры очи…
И стан ещё в глубоком сне,
День светлый не проглянул —
А он уж, витязь, на коне,
Уже с дружиной грянул!

Как следует вооружив своих партизан, Фигнер приступил к более масштабным операциям.

В десяти верстах от Москвы он настиг неприя­тельский транспорт, захватил шесть орудий и взял в плен двести солдат и офицеров. После этого успеха Кутузов распорядился выделить под его команду 600 всадников регулярной кавале­рии и казаков.

Вскоре в Главную квартиру русской армии чуть ли не ежедневно стали поступать присылае­мые Фигнером партии из 200–300 пленных французов. Но вскоре эта практика прекрати­лась. Как пишет в своих мемуарах один из офи­церов фигнеровского отряда, когда в Тарутин­ском лагере возникли трудности с размещением военнопленных, оттуда пришёл «совет истре­блять злодеев на месте». По другому свидетель­ству, с вопросом о судьбе французов, попавших к нему в руки, Фигнер обратился к начальнику Главного штаба 1-й армии генералу А. П. Ермо­лову. Тот ответил запиской: «Вступившим с ору­жием на русскую землю – смерть». Реакция Фиг­нера была столь же лаконичной: «Отныне ваше превосходительство не буду более беспокоить пленными». Александр Самойлович сдержал своё слово. По словам его племянника, «с этого вре­мени началось жестокое истребление пленных, умерщвляемых тысячами».

Однако современники знали и другое объяс­нение безжалостного отношения Фигнера к захваченным врагам. Подробнее других о нём написал в своих мемуарах В. И. Левенштерн, одно время действовавший с отрядом Фигнера, при­сутствовавший при расправах командира парти­зан над безоружными противниками и слышав­ший от него историю, которой тот оправдывал свои поступки: «Фигнер увидал однажды, как французы и поляки, забравшись в сельскую цер­ковь, изнасиловали там женщин и девушек, рас­пяв предварительно некоторых из этих несчаст­ных, чтобы лучше удовлетворить свою гнусную страсть. Фигнер проник в церковь, освободил женщин, которые были ещё живы, и, пав ниц перед алтарём, поклялся не щадить более ни одного француза и поляка».

28 октября (9 ноября) 1812 года объединённые силы партизанских отрядов Д. В. Давыдова, А. Н. Сеславина и А. С. Фигнера при поддержке кавалеристов В. В. Орлова-Денисова вблизи деревни Ляхово Ельнинского уезда окружили и заставили сдаться бригаду генерала Ожеро – около 2000 солдат и 60 офицеров. В реляции М. И. Кутузова, составленной по этому случаю, говорилось: «Победа сия тем более знаменита, что в первый раз в продолжение нынешней кам­пании неприятельский корпус положил пред нами оружие». Фигнер вызвался отконвоировать пленных в Главную квартиру и, по утверждению Д. В. Давыдова, «уверив светлейшего, что он – единственный виновник сего подвига, в награж­дение за оный получил позволение везти изве­стие о сей победе к государю императору, к коему он немедленно отправился». Наслышан­ный о партизане Александр I распорядился про­извести его в подполковники с переводом в гвар­дейскую артиллерию и наградить семью тыся­чами рублей.

Фигнер вернулся в действующую армию уже в Германии. Оказавшись под Данцигом, он вызвался пробраться в осаждённую крепость и добыть сведения о численности гарнизона, расположении крепостных орудий и количестве боеприпасов. Под видом итальянца Фигнер про­ник в город, однако был схвачен и помещён в тюрьму. Его допрашивал сам комендант крепо­сти генерал Рапп, который после двух месяцев дознания не только поверил пленнику, но и отправил его с важными депешами к Наполе­ону. Естественно, бумаги оказались в руках у рус­ского командования, а Александр Самойлович был произведён в полковники.

В июне 1813 года в Главный штаб действующей армии поступило «высочайшее повеление», согласно которому «лейб-гвардии полковнику Фигнеру позволено формировать из пленных итальянцев и гишпанцев войски под названием Мстительный легион, для чего и нужно, чтобы в том не только не было делано ему никакого препятствия, но и оказываемо всенужное содей­ствие со стороны воинских начальников».

Служивший в Мстительном легионе ротмистр Н. Депрейс в одном из писем назвал состав и численность отряда Фигнера – 56 гусар, 180 украинских казаков, 90 донских казаков и 270 человек пехоты, которую составляли бывшие пленные испанцы и итальянцы.

Бесстрашный, азартный, инициативный, вырвавшийся из рамок дисциплины и суборди­нации регулярной армии, Фигнер лелеял дерз­кие планы и готовил свой сборный отряд к даль­ним походам. Ревниво относившийся к успехам и популярности собрата-партизана Д. В. Давыдов вспоминал впоследствии: «Он мне говаривал во время перемирия [1813 года], что намерение его, когда можно будет от успехов союзных армий, пробраться через Швейцарию в Италию и объя­вить себя вице-королём Италии на место Евге­ния. Я уверен, что точно эта мысль бродила у него в голове, так как подобная бродила в голо­вах Фердинанда Кортеса, и [Франциско] Писсаро, и Ермака, но одним удалось, а другим воспрепят­ствовала смерть, а может быть, воспрепятство­вали бы и другие обстоятельства».

Надежды Фигнера не оправдались. По словам одного из служивших с ним офицеров, пленные, которых он набрал в свой отряд, «не могли быть надёжны. Фигнер, думавши делать с ними чудеса так, как в России, принуждён был для приобре­тения любви от них и доверенности позволять им разные своевольства. Вместо того чтобы наносить вред неприятелю, он разорял с ними Саксонию».

Развязка наступила довольно быстро. Неверно оценив направление марша французской армии, Фигнер решил обойти фланг неприятеля, но неожиданно оказался зажат превосходящими силами противника на берегу реки. Итальянцы и испанцы бежали или сдались после недолгого сопротивления, а сам Фигнер во главе трёхсот всадников бросился в отчаянную и безнадёж­ную атаку, был ранен и погиб в водах Эльбы, пытаясь уйти от погони.

Гибель Фигнера – в бою, без шансов на победу – породила одну из самых ярких легенд антинапо­леоновских войн. Её характерную тональность передаёт стихотворение «Смерть Фигнера», опу­бликованное в 1825 году известным литерато­ром, участником Отечественной войны и Загра­ничных походов, автором «Писем русского офи­цера» Ф. Н. Глинкой. В нём Фигнер обращается к своим соратникам:

Француз объехал нас дугой И жмёт к реке.
Друзья, назад нам — прямо в воду!
Вперёд — на штык, на смертный бой!
Но я, друзья, за вас в надежде,
Что слово “смерть” не испугает вас.
Не всё ль равно, что годом прежде,
Что позже десятью возьмёт могила нас!

Однако главный историко-литературный источник о гибели знаменитого партизана поя­вился лишь в 1838 году. Им стал очерк Н. В. Неве- домского «Последнее сражение Фигнера».

Николай Васильевич Неведомский был сыном исправника Кашинского земского суда и начал гражданскую службу в Петербурге. В 1812 году поступил корнетом во 2-й волонтёрный конно­казачий полк барона Л. К. Боде и дошёл с ним до Березины. Во время Заграничного похода ока­зался в партизанском отряде А. С. Фигнера. Уча­ствовал в последнем бою Мстительного легиона, в ходе которого получил тяжёлое ранение и попал в плен. После освобождения был зачис­лен в гусарский полк принца Оранского в чине поручика. В 1817 году переведён в Стародубский кирасирский полк, а в 1821 году оставил воен­ную службу и вышел в отставку. Питая слабость к сочинительству, публиковал стихи, пьесы, басни в журналах «Телескоп», «Молва», «Совре­менник», «Москвитянин» и др.

Однако наибольшую известность ему принёс очерк о Фигнере, появившийся в 9-м томе «Совре­менника» за 1838 год и в том же году перепеча­танный «Русским инвалидом». Очевидец и непо­средственный участник событий, Неведомский сумел рассказать о пережитом просто, досто­верно и в то же время взволнованно. Вот как он описал последние часы жизни одного из самых ярких и необычных героев Отечественной войны: «Фигнер решился переночевать на левом берегу Эльбы, вёрст за семь выше Дессау… Перед рассветом отряд встрепенулся при протяжной команде: “По коням!” В деревне раздавались ружейные выстрелы и крики сражавшихся, кото­рые вдруг сменились радостными восклицани­ями испанцев, воплями о пощаде и хрипением зарезанных… Оказалось, что два-три взвода неприятельской кавалерии, воспользовавшись ночью и обыкновенной беспечностью испанцев, сорвали их пикет, стоявший перед деревней, и понеслись по улице, но встреченные полуэска­дроном мариупольских и белорусских гусар, повернули назад, преследуемые гусарами и тре­вожимые с боков ружейными выстрелами испан­цев, в беспорядке выскочили из деревни и рассе­ялись по полю. Фигнер остановил преследова­ние… Между тем начался рассвет, обнаруживая саженях во ста за деревней строй неприятель­ской кавалерии… Солнце стало показываться, и там, где партизаны, казалось, видели кустар­ник, дрожащий от ветра, понизившийся туман открыл неприятельские эскадроны… “Господа офицеры! – вскричал Фигнер. Офицеры съеха­лись к нему. – Мы окружены, надобно пробиться. Если неприятель разорвёт наши ряды, то уже больше не думайте обо мне, спасайтесь врассып­ную. Про это вам я толковал много раз. Сборное место – деревня. Она на Торгавской дороге, вер­стах в десяти отсюда”… Отряд вошёл в промежу­ток между деревней, занятой взводом испанцев, и лесом, перед которым остальные испанцы построились в колонну, чтобы одновременным нападением с конницей отряда завлечь неприя­теля. От тумана можно было видеть не больше, как на десять саженей… Неприятель отразил гусар, они раздались направо и налево. “Укра­инцы, марш-марш!” – скомандовал Фигнер. Но в это время эскадрон польских улан ворвался в деревню, переколол больше половины испан­цев, занимавших её, и стал выстраиваться для атаки на левом фланге отряда. Увидя это, укра­инцы смешались. Фигнер, чувствуя, что отряд не устоит, если неприятель ударит в него с фланга, повернул к деревне полуэскадрон мариуполь­ских и белорусских гусар, с места во весь карьер повёл их на польских улан, и первый с двумя офицерами врубился в неприятельский эска­дрон. Поляки подались назад. “Наша берёт! Впе­рёд, ребята!” – вскрикнули ободрённые этим украинцы и схватились с неприятелем… Но полу­эскадрон французских драгун ударил сбоку на мариупольцев и белорусцев, украинцы не усто­яли, испанцы, после двух удачных нападений отошедши на несколько сот шагов от лесу, были обхвачены неприятелем, построились в каре и на штыках пробились к лесу. Отряд в беспо­рядке подался к Эльбе… “Ребята, не отдавайтесь живыми!” – кричал Фигнер. “Я не отдамся! – при­бавил он, понизя голос. – Ребята, перекрести­тесь!” Он снял фуражку и перекрестился, офи­церы и рядовые сделали то же. “Полуэскодронно, справа, рысью марш!” – скомандовал Фигнер, расстегнул грудь и, поцеловав образ Богоматери, висевший на груди, полной рысью повёл отряд в промежуток приближавшихся неприятельских колонн, надеясь, что в то время как неприятель с боков обхватил отряд, по крайней мере эска­дроны, идущие в голове отряда, успеют про­биться. Но неприятель, угадавший намерение Фигнера, пустился во весь карьер… Офицеры и рядовые не отдавались в плен до последней крайности и бились насмерть в неравном бою на берегу Эльбы. Ряды были прорваны, фланги обхвачены, большая часть офицеров перебита, переранена, неприятель теснил к Эльбе… Опыт­ные из бросавшихся в Эльбу ухватывались за гривы лошадей и падали с сёдел в волны, многие разгорячённые сражением, сидя на плывущих лошадях, ещё поворачивали головы к неприя­телю и махали саблями и пиками, хотя он и не думал гнаться за ними. Одни из обессиленных ранами навзничь ложились на конские спины и, ломаемые судорогами, медленно опускались в воду, другие, корчась от боли, разом шли на дно, и частые круги бежали по окровавленной реке. Шомполы звенели позади плывущих, пули пры­гали между ними, и волны краснели от свежей крови… Два пленных офицера с дозволения неприятеля обошли поле сражения, но между убитыми и ранеными не было Фигнера. На берегу Эльбы найдена его сабля, отнятая им в 1812 году у одного французского генерала. Неприятельской крови не было на сабле».

Высокую оценку очерку Неведомского дал В. Г. Белинский. В обзоре «Литературная хро­ника» он писал: «“Последнее сражение Фигнера”… принадлежит к числу таких оригинальных ста­тей, какими редко украшаются наши журналы. Мы прочли её с живейшим наслаждением». В 1856 году очерк был перепечатан в «Журнале для чтения воспитанникам Военно-учебных заведений», издававшемся для того, «чтобы при­охотить воспитанников к полезному чтению, которое способствовало бы развитию силы их мышления и нечувствительно вселяло в них и любовь к занятиям добровольным, и уважение ко всему отечественному». Очерк Неведомского в полной мере отвечал целям и задачам журнала. В том же году он вышел отдельной брошюрой.

И легко можно представить, как коротко стри­женные воспитанники кадетских корпусов в Санкт-Петербурге и Москве, Омске и Гельсинг­форсе, Оренбурге и Нижнем Новгороде в пере­рывах между занятиями брали в руки эту тон­кую книжицу и с волнением читали: «В Эльбе потонул молодой воин, которого имя русская армия ещё помнит, как имена своих побед. При мысли о партизанах он представляется вашей памяти так неминуемо, как при воспоминаниях о детстве образ вашей матери… Удивительно бы было, если б не погиб на войне он, любивший войну для войны, ежедневно игравший своей жизнью, как маленькие дети игрушкой, пока её не сломают».

[Неведомский Николай Васильевич (1791–1853)]

Последнее сражение Фигнера. Отрывок из истории партизанов. (Из «Журнала для чтения воспитанникам Военно-учебных заведе­ний»). Санкт-Петербург: В типографии Главного Штаба Его Императорского Величества по Военно-учебным заведениям, 1856. 1 л. титульный, 32 с. В немой издательской обложке. 22х13 см. Цензурное разрешение от 1 декабря 1855 года. На лицевой обложке надпись чёрными чернилами: «Фигнер». На титульном л. штемпель: «Библиотека Ростислава Закруткина». В тексте читательские пометы простым карандашом.

Закруткин Ростислав Александрович (1909–1955) – историк литературы, профессор Калининградского университета, библиофил, брат известного писателя Виталия Закруткина.