Правда о пожаре Москвы (1823 год)

Фёдор Ростопчин

 Французы вошли в Москву 2 сентября 1812 года около четырёх часов дня, и в городе сразу нача­лись пожары: московская полиция жгла военные склады с патронами и артиллерийскими снаря­дами, запасы провианта и снаряжения, барки с лесом. Тогда же были отмечены несколько случаев стихийных поджогов частных домов оставлявшими своё жильё хозяевами. Однако всё это вряд ли привело бы к гибели одного из крупнейших городов Европы, если бы не сто­явшая в те дни сухая ветреная погода. Огонь стал быстро распространяться по покинутым жителями кварталам и 4 сентября достиг такой силы, что Наполеон счёл нужным покинуть Кремль, чтобы переждать опасность за город­ской чертой - в Петровском дворце. От полного уничтожения Москву спас начавшийся 7 сентя­бря дождь, но к тому времени три четверти её построек превратились в руины. Из 9158 жилых строений сгорело свыше 6500, из 8500 лавок -7100, из 586 постоялых дворов - 293, из 192 тор­говых рядов - 91, из 329 церквей - 122. Попытки французов остановить огонь успеха не имели: «весь огнегасильный снаряд» - 96 пожарных насосов и прочее имущество заблаговременно вывезли из города по распоряжению генерал-губернатора Ф. В. Ростопчина.

Офицер, служивший под началом А. В. Суво­рова, любимец Павла I, занимавший в павлов­ское царствование важнейшие государствен­ные посты и ушедший в отставку после гибели своего благодетеля, Ростопчин был известен патриотическими настроениями и неприя­тием «французского якобинства». Как писал П. А. Вяземский, «он французов ненавидел и ругал на чисто французском языке». 29 мая 1812 года Александр I назначил его московским военным генерал-губернатором, а ещё через два месяца - главнокомандующим в Москве. Опытный администратор с несомненными организаторскими способностями, Ростоп­чин принял активное участие в формирова­нии Московского ополчения, наладил снабже­ние русской армии продовольствием. Вместе с тем, стремясь сохранить в городе спокой­ствие, он в своих воззваниях убеждал жителей, что Москву неприятелю не отдадут. Вероятно, Ростопчин верил в это сам, из-за чего не смог вовремя эвакуировать все вверенные его попе­чению армейские и продовольственные припасы. И вот этого человека сначала Наполеон, затем москвичи, потом вся Россия и, наконец, европейское общественное мнение объявили виновником московского пожара.

Было ли это справедливо? Известно, что Ростопчин неоднократно заявлял: лучше пре­дать город огню, нежели уступить врагу. Изве­стен ряд отданных им приказов, казалось бы, подтверждающих это его намерение. Между тем, по мнению весьма авторитетных иссле­дователей войны 1812 года, московский глав­нокомандующий не успел осуществить свой замысел: ему помешал слишком скорый отход русских войск. Сам же Ростопчин неоднократно менял свои показания, то соглашаясь, то отка­зываясь от роли «московского Герострата».

В августе 1814 года граф Ф.В. Ростопчин, являв­шийся в глазах большинства жителей первопре­стольной виновником их разорения, вынуж­денно оставил свой пост, вышел в отставку и, обиженный на неблагодарных сограждан, уехал к недавним врагам, в Париж. Именно там весной 1823 года вышла его книга, призванная расставить все точки над - «Правда о пожаре Москвы». Автор, до того гордившийся истинно русским языком своих сочинений, написал её по-французски.

Указав на то, что его имя «служит припевом к московскому пожару, как имя Мальбрука при­певом к известной песне», Ростопчин писал: «Прошло десять лет со времени пожара Москвы, и я всегда представляем потомству и Истории как изобретатель такого происшествия, кото­рое, по принятому мнению, было главней­шею причиною истребления неприятельских армий, падения Наполеона, спасения России и освобождения Европы. Без сомнения, есть чем возгордиться от таких прекрасных названий; но, не присваивая себе никогда прав другого и соскучась слышать одну и ту же баснь, я реша­юсь говорить правду, которая одна должна руководствовать Историею... Я отказываюсь от прекраснейшей роли эпохи и сам разрушаю здание моей знаменитости». А далее Ростопчин подробно доказывал, что не несёт ответствен­ности за гибель в огне древней столицы России. Впрочем, как выяснили современные историки, делал он это не всегда искренно и довольно вольно обращался с фактами. Книга заканчи­валась словами: «Я сказал правду, и одну только правду».

На русский язык «исповедь» Ростопчина пере­вёл московский поэт Александр Абрамович Вол­ков (1788-не позднее 1845). Сын вице-президента Медицинской коллегии, отставной офицер, ставший чиновником Московского уголовного суда, Волков сотрудничал в «Вестнике Европы», «Мос­ковском телеграфе» и «Дам­ском журнале», выпустил сборник стихотворений для юношества и патрио­тическую поэму «Осво­бождённая Москва». Свой перевод ростопчинской «Правды о пожаре Москвы» он посвятил патриарху московских литераторов, знаменитому поэту и бас­нописцу Ивану Ивановичу Дмитриеву (1780-1830), в 1810-1814 годах занимав­шему пост министра юсти­ции. Обращаясь к Дми­триеву Волков писал «Ваша любовь к Отечеству, Ваша примерная справедливость, должности, Вами пройденные, - всё оправдывает мой выбор».

Можно лишь восхититься скоростью, с какой «Правда о пожаре Москвы» дошла до русского читателя. Закончив свой труд, Ростопчин поста­вил под рукописью дату: «5 марта 1823». Ещё какое-то время потребовалось для публика­ции книги в Париже. А цензурное разрешение на русское издание было подписано «статским советником и кавалером Львом Цветаевым» всего лишь через семь месяцев - «октября 18-го дня». Впрочем, в этом нет ничего удивитель­ного: обострённый интерес москвичей к сочи­нению их бывшего градоначальника вполне объясним.

«Откровения» Ростопчина вызвали в России неоднозначную реакцию: одни безоговорочно им верили, другие подозревали в недосказанно­сти, третьи прямо обвиняли во лжи. Однако самая проницательная ре­цензия на «Правду о по­жаре Москвы» появилась лишь сорок лет спустя. Л. Н. Толстой, сделавший Ростопчина одним из ге­роев своего романа-эпопеи «Война и мир», так ото­звался о «признаниях» мо­сковского генерал-губер­натора: «Впоследствии, объ­ясняя свою деятельность <в 1812 году>, граф Ростоп­чин писал, что у него тогда были две важные цели: «Со­хранять спокойствие в Мос­кве и выпроводить из неё жителей» Если допустить I эту двоякую цель, всякое действие Ростопчина ока­зывается безукоризненным. Для чего не выве­зена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разо­рены? - Для того чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Ростоп­чина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и другие пред­меты? - Для того чтобы оставить город пу­стым, отвечает объяснение графа Ростопчина. Стоит только допустить, что что-нибудь угро­жало народному спокойствию, и всякое дей­ствие становится оправданным». А затем, дав эту убийственную оценку попыткам Ростоп­чина оправдаться перед современниками и потомками, Толстой, как и должно большому художнику, делает вывод на века: «Все ужасы террора основываются только на заботе о на­родном спокойствии».

Ростопчин Фёдор Васильевич (1763, по другим данным 1765-1826)

Правда о пожаре Москвы. Сочинение графа Ф. В. Ростопчина. Перевёл с франц.<узского> Александр Волков. Москва: В Университетской типографии, 1823. 69 с. В полукожаном переплёте времени издания. Крышки оклеены «мраморной» бумагой. На корешке золототиснё-ный растительный узор. В верхней части корешка на ярлыке коричневой кожи тиснённое золотом заглавие. 19х11,5 см.