Разговоры о множестве миров (1740 год)

Фонтенель

 Писатель, племянник знаменитого драматурга Корнеля, Бернар Ле Бовье де Фонтенель, про­жив почти сто лет, оставил значительное по объёму и разнообразное в жанровом отноше­нии творческое наследие. Полное собрание его сочинений, выпущенное в Париже в 1758 году, насчитывало одиннадцать томов. Среди его призведений - трагедии «Брут» и «Психея», «История французского театра», «Жизнь Воль­тера», «Размышления о поэтике», «Свободное рассуждение по поводу древних и новых авто­ров». Подлинную славу принесла Фонтенелю его книга «Разговоры о множестве миров» («Entretiens sur la pluralite des mondes»), впер­вые изданная в 1688 году. Выступив популя­ризатором гелиоцентрической системы Копер­ника, Фонтенель включил в свою книгу также сведения об устройстве Вселенной, почерпну­тые из мифологии и художественной литера­туры. Занимательность повествования и эле­гантность стиля, сохранявшего в научно-популярном сочинении признаки салонной культуры, обеспечили «Разговорам» широкую читательскую аудиторию. За короткое время переведённый на многие языки труд Фонте-неля на протяжении всего XVIII века входил в число самых читаемых книг в Европе.

В России «Разговоры о множестве миров» стали известны во многом благодаря Антиоху Дмитриевичу Кантемиру, в 1730 году (дата указана на титуле издания) выполнившему их перевод на русский язык. В ту пору блестяще образованному поручику Преображенского полка, автору распространившихся в списках сатир «На хулящих учение» («К уму своему») и «На зависть и гордость дворян злонравных» было чуть более двадцати лет. Интерес к фило­софии и естественным наукам побудил Канте­мира в 1724 году обратиться к Петру I с прось­бой разрешить ему пройти курс обучения за границей. Получив отказ, он постарался вос­пользоваться присутствием в Петербургской Академии наук иностранных учёных. Известно, что в 1724-1725 годах Кантемир брал уроки у швейцарского математика Иоганна Бернулли и немецкого философа, преподававшего в Рос­сии логику и метафизику, Георга Бернгарда Бильфингера.

Исследователи творчества Кантемира, не слишком доверяя указанию на титуле книги, датируют перевод «Разговоров» началом 1730-х годов, т. е. временем, когда Кантемир по указу императрицы Анны Иоанновны исполнял обя­занности русского «резидента» в Лондоне. Вме­сте с тем, в некоторых справочниках указыва­ется, что именно в 1730 году рукопись перевода была передана на рассмотрение Петербургской Академии наук. В любом случае, «Разговоры о множестве миров» переводились Кантемиром до его личного общения с Фонтенелем.

В 1737 году Кантемир был пожалован камерге­ром и назначен русским посланником во Фран­цию. Стремясь наладить более тесные научные контакты между Петербургской и Парижской академиями наук, русский посол познакомился со многими учёными и писателями. В число его постоянных собеседников вошли матема­тик, астроном и геодезист Пьер-Луи Мопертюи, чей трактат «Начальные географические осно­вания» был переведён в России и опубликован в учебнике «Введение в географию» в 1771 году (об этом издании см. второй выпуск Библио-хроники), и Фонтенель, с 1699 года состоявший секретарём Парижской Академии. В 1740 году, когда Петербургская Академия наук издала выполненный Кантемиром перевод «Разгово­ров», автор перевода по-прежнему всё ещё пре­бывал на дипломатической службе во Франции.

Для своей книги Фонтенель избрал форму диалога с вымышленной маркизой Д...Г..., при­гласившей автора к себе в имение. Каждый вечер (всего их было шесть) они уединялись в зверинце, чтобы побеседовать о тайнах миро­здания, о том, что «земля есть планета, которая вкруг себя самой и около солнца ворочается», что «луна есть земля обитанна», что «звёзды неподвижные суть солнца, из которых всякое целому миру светит». Желая насладиться «уте­хами разума», очаровательная дама галантного века постигала причины солнечных и лун­ных затмений, строение «кометных хвостов» и «молочной дороги на небе». Заставив героиню поверить в жизнь на других планетах, Фонтенель затем приводил столь же убедительные контраргументы, попутно обучая маркизу осно­вам научной методологии: «Надобно одною ума своего половиною верить таким делам, а другую оставлять свободну, чтоб тою можно было про­тивное тому принять, если нужда позовётся». Любопытно, что, воображая лунных жителей, автор «Разговоров» представлял их не суще­ствами с гораздо более чем у землян разви­тым интеллектом, а такими же, как люди, несо­вершенными, потому что «ни по какому виду статься тому нельзя, чтоб мы одни были глупей­шая тварь во всём свете». Диалоги героев напол­нены тем тонким салонным остроумием, кото­рое культивировал русский XVIII век и которое казалось уже смешным веку XIX-му. Например, в первый же вечер, поразив маркизу ивестием, что Земля крутится вокруг Солнца и свой оси, автор утром послал узнать, «могла ли она спать оборачиваяся». В ответ героиня велела сказать, что «уже гораздо привыкла к ходу сему земли и что так покойно ночь проводила, как бы и сам Коперник».

Придумав «подговорить маркизу в ватагу философскую», Фонтенель в авторском пре­дисловии так прокомментировал свою идею: «Вымысел тот показался мне способен не только для придачи украшения моей книге, но и для ободрения госпож чрез образец одной жены, которая, не выходя из пределов особы, не имеющей ни малого знания наук, однако ж разумеет то, что говорится, и изрядно распоряжает в голове своей без помешательства все вихри и миры». Присутствие дамы в каче­стве собеседницы научных «разговоров» у Фон-тенеля - дань литературной традиции. В Рос­сии похожую форму использовал П. Я. Чаадаев, адресуя неназванной «сударыне» свои филосо­фические письма.

Кантемир не только перевёл «Разговоры» на русский язык, но и «изъяснил» их настолько обширными и обстоятельными «потребными примечаниями», что его можно считать полно­правным соавтором Фонтенеля. Благодаря этим примечаниям, где объяснялись термины и ино­странные слова, комментировались имена, гео­графические названия, упоминаемые в тек­сте литературные произведения, совершенно неподготовленный русский читатель получал возможность лучше понять и оценить сочи­нение французского писателя. Популярности книги в России способствовало, возможно, и то обстоятельство, что в 1756 году Священный Синод по доносу М. П. Абрамова пытался запре­тить «Разговоры», увидев в них «сатанинское коварство», сочинение, «противное святой вере и с честными правилами не согласное». Пони­мая, что к этому времени тираж книги почти разошёлся и изъять её у владельцев вряд ли воз­можно, Синод просил императрицу Елизавету Петровну впредь печатание таких книг расце­нивать как преступление, достойное жесточай­шего наказания. Судя по тому, что в 1761 году Петербургская Академия наук, предположи­тельно по инициативе М. В. Ломоносова, выпу­стила второе, а в 1802 году третье издание «Разговоров», данный протест карательных последствий не имел. Если церковь заподо­зрила в «Разговорах о множестве миров» рели­гиозную крамолу, то русская поэзия XVIII века (М. М. Херасков, А. П. Сумароков, Г. Р. Державин), напротив, увидели в них утверждение величия Бога как творца всего сущего. Один из самых эмоциональных откликов на книгу Фонтенеля - ода Хераскова «Мир»:

Отверзлась мне завеса мира!
В восторге дух, трепещет лира!
Молчу, дивлюся и пою.
О коль видения любезны!
Звездами полны вижу бездны;
Над тысячью миров стою;
На небо возвергаю взгляды,
Висят горящие лампады,
Струями разливают свет -
Се град, где Царь миров живет!

Фонтенель Бернар Ле Бовье де (Fontenell Bernard le Bovier de; 1657-1757)

Разговоры о множестве миров господина Фонтенелла, Парижской Академии наук секретаря. С французского перевёл и потребными примечаниями изъяснил князь Антиох Кантемир в Москве 1730 году. В Санкт-Петербурге: При Императорской Академии наук, 1740. [18] с., 1 л. иллюстрация (гравюра меди), 200 с. В цельнокожаном переплёте середины XVIII века. На корешке тиснёный растительный орна­мент, в верхней части корешка тиснёное заглавие: «Разговоры». 19,5х26,5 см. На свободном л. переднего форзаца надпись коричневы­ми чернилами: «№ 423 Д. В. П». В нижней части титульного л. зачёркнутая владельческая надпись: «<Нрзб.> А.Ступина». Гравированный л., обычно использовавшийся как фронтиспис, в части тиража, как в описываемом экземпляре, вплетён после «Авторова предисловия», перед текстом.

Надпись на переднем форзаце свидетельствует, что книга входила в состав библиотеки археолога, писателя и библиографа Дмитрия Васильевича Поленова (1806-1878). Велика вероятность, что она досталась ему от отца - Василия Алексеевича Поленова (1776-1851), литератора, директора департамента внутренних сношений Министерства иностранных дел, директора Государственного архива в Петербурге, председателя Отделения русского языка и словесности Академии наук. В. А. Поленов владел обширным собранием редких русских изданий XVIII века. После смерти Д. В. Поленова его книги перешли по наследству к сыну - известному художнику В. Д. Поленову.