Санкт-Петербургский карманный месяцеслов на лето от Рождества Христова 1813 (конец 1812 - начало 1813 года)

Вполне естественно, что события Отечественной войны 1812 года немедленно нашли отражение в многочисленных календарях и месяцесловах. (Подробнее об этом виде изданий см. первый выпуск Библиохроники.) В России наиболее авторитетными у образованных людей счита­лись тогда академические календари. Главное официальное научное учреждение империи Академия наук готовила к печати и издавала не только ординарные, но также разнообразные географические, исторические, торговые и иные календари и месяцесловы, куда помимо тради­ционных календарных таблиц входили различ­ные научно-популярные статьи.

Начиная с 1808 года Академия выпускала кар­манные месяцесловы сначала на немецком, а с 1812 года и на русском языке. Изданием акаде­мических карманных месяцесловов с 1808 по 1818 год занимался известный астроном, гео­граф и математик Фёдор Иванович (Фридрих Теодор) Шуберт (1758-1825). Сын учёного богослова и оратора Иоганна Эрнста Шуберта, он учился в Гёттингене восточным языкам и богословию. Затем увлёкся астрономией. В 1783 году приехал в Россию, где вскоре стал геогра­фом при Санкт-Петербургской Императорской Академии наук. Вскоре достиг звания действи­тельного академика. С 1800 по 1819 год Фёдор Иванович занимал должность библиотекаря и смотрителя минц-кабинета (собрания монет и медалей), а также обсерватории Академии наук. Автор «Учебной книги теоретической астроно­мии» (1798), высоко оценённой учёными Европы и Америки, он с 1788 года курировал ежегодный выпуск «Ординарного Санкт-Петербургского месяцеслова», специально для флотских офи­церов издавал астрономические таблицы под названием «Морской месяцеслов», а с 1810 года редактировал «Санкт-Петербургские академи­ческие ведомости» на немецком языке.

В распоряжении составителей Библиохроники имеется выпущенный Академией карман­ный месяцеслов на 1813 год. Отсутствие цензур­ного разрешения не позволяет дать точную датировку хотя бы времени завершения его под­готовки к печати, но, исходя из логики публика­ции календарей, в различных библиографиях традиционно указывается, что он увидел свет в конце декабря 1812 - начале января 1813 года.

Как и положено изданиям подобного рода, в этот месяцеслов входят «церковное счисле­ние», сведения о четырёх временах года и о зат­мениях, таблица с обозначением времени вос­хода и захода солнца на каждый день, святки, роспись церковных праздников и статских тор­жественных дней, перечень особ российского императорского дома, а также «краткое начерта­ние системы мира», топография неба, подроб­ное описание Луны, общие сведения о свой­ствах света и т. д.

Большинство статей взяты из зарубежных, преимущественно немецких, научных изданий. Переводом иноязычных текстов для академиче­ских месяцесловов с 1812 по 1818 год ведал Алек­сандр Фёдорович Севастьянов (1770/1771-1824). До того он работал в библиотеке великого князя Константина Павловича, затем увлёкся есте­ственными науками, читал лекции по зоологии и минералогии в Медико-хирургической акаде­мии. Опубликовал несколько учёных трудов. Первым перевёл на русский язык сочинения выдающихся натуралистов Карла Линнея и Жоржа Бюффона. Пробовал себя на литератур­ном поприще: напечатал отдельными издани­ями исполненное патриотическими чувствами стихотворение «Глас сына Отечества человеколюбивейшему монарху Александру I» (1805) и «Оду на поражение французов российскими войсками под предводительством фельдмар­шала графа Каменского при Пултуске, случив­шееся декабря 11-го, 14-го и 19-го числ 1806 года». В 1814 году осуществил перевод политиче­ского памфлета Ф. Р. де Шатобриана «О Бона­парте и Бурбонах».

Судя по всему, его же перу принадлежит самый объёмный текст академического меся­цеслова на 1813 год - восьмидесятистраничное «Краткое обозрение достопамятнейших проис­шествий двух последних годов», написанное, как указано в примечании, в начале декабря 1812 года. Его основу составляют скомпилиро­ванные и переработанные материалы из рос­сийских и зарубежных периодических изда­ний. Вместе с тем многочисленные сопоставле­ния суетной земной жизни с величием Вселенной, отступления с упоминаниями звёзд и созвездий, цитирование учёных-астрономов прошлого позволяют предположить участие в написании статьи Ф. И. Шуберта. Таким обра­зом, не исключено, что перед нами - плод кол­лективного творчества.

Вполне естественно, что главными событи­ями последних лет в «Обозрении» называются наполеоновские войны и вторжение Великой армии в Россию. Начинается оно с напоминания об «Обозрении недавних событий», помещён­ном в первом русскоязычном выпуске академи­ческого карманного месяцеслова за год до этого: «Первый карманный месяцеслов заключал в себе статью, в которой мы старались кратко и при­ятно описать как небесные, так и земные проис­шествия, причём сочинитель наблюдал сколько возможно строго истину, хотя он должен при­знаться, что гораздо удобнее было держаться оной при описании необъятных небесных отда-лённостей, нежели при повествовании о том, что делается по соседству». Вполне естественно, что после такого вступления само собой напра­шивалось сопоставление обозрения годовалой давности с обозрением нынешним: «Столь ужас­ные предметы предлежат нам в описании поли­тических событий с того времени, которым окончили мы статью сию в Месяцеслове на про­шедший 1812 год. В самых даже в издателях раз­личных "ведомостей", которые от долговремен­ного упражнения в сем деле ожесточили некото­рым образом своё сердце, приметно омерзение, с каковым описывают они победы варварства и злобы над человечеством и свободою народов. Когда принуждёнными себя нашли прикрывать именем правосудия самое жесточайшее нару­шение оного, самые отвратительнейшие жесто­кости называть милосердием, самые ужасные и адские обманы величать именем мудрости, самые подлейшие поступки именем великоду­шия. Когда должны были льстить подлейшему из смертных и бесчувственнейшему из мучите­лей и проповедовать народам проклятое учение, что путь к стране свободы идёт через смрадные тюремные жилища рабов, что они, дабы наслаж­даться благополучием, не должны признавать своей политической независимости, должны быть глухи к гласу патриотизма и верности к своим прежним государям и отказаться от всего того, что прежде было им священно. Добродетельнейшие люди начали сумневаться в самом провидении Божьем, которое, как каза­лось, деяния самые адские увенчивало всегдаш­ним счастием и успехами. Учёный потерял охоту трудиться, лишён будучи свободы мыслить. Горожанином и сельским жителем овладели леность, поелику своенравие и ослепление лишили их первых житейских потребностей. Воин начал стыдиться почтенного своего состо­яния, которое превратилось в разбойничество. Самые владыки народов, сохранившие чувство­вание чести, венцы свои почитали поношением, ибо они превратились в рабские оковы. Сию плачевную картину представляла планета наша в прошедшем году. Железная цепь отделила большую часть Европы от других частей света. Вместе с торговлею исчезло всякое трудолюбие и промышленность. Науки и художества уважа­лись потолику, поколику оные полезны были военному искусству, и только того из смертных уважали или, по крайней мере, почитали за человека, кто годен был в солдаты. Гражданское спокойствие, домашнее благополучие, изоби­лие, весёлость, честность и все добродетели изгладились с большей части лица земного. Несогласие, недоверчивость, измена, уныние, отчаяние или подлейший эгоизм овладели всеми душами. Шпионы или досмотрщики вкра­лись в недра мирных семейств. Мрачная скука и недостатки вторглись в чертоги богачей и соравняли их с хижинами бедных. Из объя­тий жены исторгался муж, дети лишались отца, матери - подпоры своей. Опустела спокойная хижина, в которой после трудов безмятежное семейство собиралось греться около очага и пре­провождало время в приятных разговорах, при­правляя оными скудный свой обед или ужин. Плодоносные поля, награждавшие прежде тру­долюбие поселянина златыми колосьями, лежали невозделанными. Цветущие фабрики, в которых дотоле слышны были голоса множе­ства трудолюбивых работников, обращены были в необитаемые развалины. Целые страны сдела­лись бесплодными пустынями, а счастливые до сего их жители для того оставили свои жилища, чтобы идти грабить чуждые земли, опустошать их огнём и мечом, дабы сделать их толико же бедными, как и оставленное ими отечество. Кто бы, глядя на всё сие, возымел охоту или дух писать историю отечественную? Сочинитель сей статьи с болезненным сердцем принялся было за перо для описания происшествий про­шедшего года, но бросил его с негодованием».

Однако, исходя из того, что далее следуют ещё более семидесяти страниц текста, перо вновь оказалось в руках чувствительного летописца, который, прежде всего, изложил своё видение политической ситуации в Европе перед началом боевых действий на территории России: «С неко­торых лет история европейских государств сли­лась с историей одного государства или, лучше сказать, одного человека. Исключая Россию, Англию и Швецию, все европейские державы составляли неразделённые части колосса, кото­рый называли неопределённым именем Вели­кой Империи в ожидании того времени, когда можно бы было назвать его Европейской Импе­рией. И император французов так на них смо­трел, так поступал с ними, так ими пользовался и угнетал, как будто бы они были его подданные. От Немана до Атлантического океана живущие народы повиновались его воле и исполняли каждое его мановение. Таким образом, оградив себя от всякого нападения столь бесчислен­ными воинскими силами и ужасом своего имени, мог бы он опочить на своих лаврах и заниматься благоденствием сих народов, кото­рые бы спокойно носили его оковы, увидев блес­нувший пред ними луч благополучия. Не было времени, в которое можно бы было столько надеяться на исполнение сладких сновидений о всеобщем мире или, по крайней мере, о спо­койствии, каковое долженствовало произойти от Всемирной Монархии. Не было человека, кроме сего, которому бы случай даровал столько способов основать на благоденствии народов своё собственное и, не отказываясь от личных своих наслаждений, приобресть любовь и почте­ние человеческого рода». По сути дела, перед нами - программа Евросоюза XIX столетия, впрочем так и оставшаяся не реализованной. В «Обозрении» этому даются следующие объяс­нения: «Однако же ничто из вышесказанного не совершилось. При начале каждой войны и похода обнародываемо было приятное обра­щение, всегда лживое, что таковая война или поход были последние и необходимы нужные напряжения и пожертвования, дабы напоследок навсегда утвердить спокойствие и благоден­ствие целого света. А при окончании каждой войны узнавали удивлённые народы, что она служила токмо приуготовлением к следующей. Союзники, которым внушаемо было, что война для их пользы предприемлется, наконец удосто­верились, что служили они токмо орудием для произведения в действо им неизвестных и всегда далее и далее откладываемых предначертаний. А французы, которым придавали льстивое титло обладателей мира, чувствовали, что они, будучи к нему ближе прочих народов, несли самое жесточайшее иго рабства».

Далее в «Обозрении» рассматривается весь ход событий русской кампании: «Многочисленные армии Наполеона, из французских, швейцар­ских, итальянских, неаполитанских, испанских, португальских, голландских, польских, прус­ских, вестфальских, баварских, вюртембергских, австрийских и других народов Германии состоящие, 12 июня 1812 года перешли через Неман в четырёх местах и вторглись в Россию, не прикрывая сии неприятельские действия ни малейшими видами справедливости. Россий­ских войск числом по соразмерности было столь мало, и притом в полной надежде на про­должавшиеся ещё переговоры и уверения с французской стороны они были так рассеяны, что Наполеон, которому ничего нет святого, не мог воспротивиться искушению внезапным нарушением всех народных прав покуситься украсить победный венец свой новым алмазом, который все прежние превосходил величиною. Казалось тогда, что все рассеянные корпусы рос­сийской армии долженствовали быть одни от других отрезаны и поодиночке истреблены или взяты в плен, и казалось, ничто уже не могло воспрепятствовать войскам его по ужасному их превосходству проникнуть до столицы импе­рии и в ней повелительно предписать статьи мирного договора... Все столь искусно и остро­умно обдуманные планы того, который сам себя называет величайшим полководцем всех веков, все средства до высочайшей степени совершен­ства доведённого военного искусства, несмотря на чрезвычайное превосходство войск его, уни­чтожены были глубокой мудростию россий­ских полководцев. И Россия из бедственного своего положения, в котором находилась в начале кампании от нечаянного нападения врагов, которых она не ожидала, извлечена была самым блестящим образом адамантовою твёр­достью, необходимым мужеством, необоримою верностью её воинов и той непоколебимостью духа, каковую показал Александр I, решась, твёрдо полагаясь на любовь и преданность сво­его народа, всем пожертвовать и испить послед­нюю чашу горестей, но защитить честь и неза­висимость России».

Примечательна оценка, данная в обозрении действиям, военным талантам и человеческим качествам французского императора: «Каковым бы ни был конец сей войны, но всегда сказать можно, что она покрыла французов вечным стыдом и поношением, а россиян незабвенною славою. Ни один полководец, подобно Наполе­ону, не предпринимал дела, которое бы столь много было выше сил его, не помыслив нимало о последствиях или об удобном отступлении. Величайший полководец может быть несчаст­лив, может проигрывать сражения, но здесь не видно никакой неудачи: до Москвы Наполеон не потерял ни одного решительного сражения (а по его словам ещё много выиграл), и войско его дралось мужественно. Итак, в сем походе вся вина и поношение должны падать на полко­водца, который потерял весь поход, не потеряв ни одного сражения, который вместо того, чтобы свои армии, кои он погубил, не обдумав порядочно своего плана, вывести обратно и раз­делять с ними все бедствия и опасности, оста­вил поле сражения до окончания решительной над ними победы и убежал вперёд с своей гвардиею, дабы заклеймить своё поражение пожа­рами и разбоями, и вместо того, чтобы на про­странстве 1000 вёрст обратиться лицом к непри­ятелю или вступить с ним в бой, оставил войска свои на произвол несчастной их судьбы для спа­сения своей особы, которую одну почитал он священною».

Заканчивается статья гимном русскому народу, русскому оружию и русскому монарху: «Каким блистательным светом озаряется народ россий­ский и бессмертный российский полководец! Священные сыны России - дворянство, духо­венство, купечество, мещанство и земледельче­ское состояние - наградили доверенность сво­его возлюбленного монарха Александра, наде­явшегося столь твёрдо на их вспомоществование и ревностное участие в самой правосуднейшей войне мира, самыми бескорыстнейшими и бла­городнейшими пожертвованиями. В войне, которую одна Россия должна была вести со всею почти Европою, во время которой великая часть её провинций находилась в руках неприятелей, нужно было правительству возлагать новые налоги. Подданный давал добровольно и более, нежели нужно было. Отовсюду привозили съестные припасы, со всех сторон стремились мужественные россы к обожаемому ими полко­водцу. И многочислиннейшие армии, каковые когда-либо существовали в России, сами жители сей благословенной Богом страны снабдевали всем нужным в величайшем изобилии. Ни одно ухо не внимало обманчивым обещаниям благо­получия и вольности, ни одни уста не отверза­лись на ропот, и все прокламации, стремивши­еся возбудить мятеж, равно как и назначенные для переговоров министры, должны были, пово­ротив оглобли, возвратиться во Францию. Куда ни появлялся неприятель, крестьянин оставлял прародительское жилище, скрывался с семей­ством своим в леса, дабы не видать ненавистного ему вражеского лица, или добровольно воору­жался противу неистовых злодеев, опустошавших его Отечество, и принимал длительное участие в победах, братиею его в армии одерживаемых. Хотя храбрость столь свойственна россиянам, что вошла у них в пословицу, но никогда она с толикою славою не обнаруживалась, как во время сего похода. Российская армия не поте­ряла ни одного сражения противу того полко­водца, о которого счастии молва трубила гром­кою трубою и предваряла его шествие... Твёр­дость духа, оказанная Александром, любовь и верность к нему его подданных, мужество его воинов, опытностью просвещённый гений пол­ководца спасли Европу от рабства и нищеты. Во всяком сердце, которое радостно бьётся при имени свободы, правосудия и чести, воздвигнут им несокрушимый памятник. И когда при имени Наполеона возгремит всеобщее проклятие и совсем забудут князей Экмюльских или Эслигенских, самое позднейшее потомство с слад­чайшими чувствами благодарности произно­сить будет имена императора Александра и зна­менитого полководца его князя Смоленского».

В момент, когда писались эти строки, Напо­леон потерпел поражение, но не был побеждён. Не приходилось сомневаться, что впереди Европу ещё ждут кровопролитные сражения и многочисленные жертвы. Однако российские издания конца 1812 - начала 1813 года дружно говорят о скором крахе Великой Империи и бес­славном конце её создателя. Являлось ли это следствием эйфории от недавно одержанных побед, или такова была проводимая и контроли­руемая правительством стратегия по ведению информационной войны и формированию общественного мне­ния? Вероятно, и то и другое. Как бы то ни было, «Краткое обозрение достопамятнейших происшествий двух последних годов», помещённое в карманном месяцеслове на 1813 год, -любопытнейший документ эпохи, дающий представление о взглядах русского общества на причины, собы­тия и результаты Отечественной войны.

Впрочем «Краткое обозрение» - не единственный замечательный мате­риал, опубликованный в этом меся­цеслове. К моменту его издания непо­средственная угроза вражеского нашествия на Россию уже миновала, и составители книги могли позво­лить себе размышления о проблемах более удалённых. В частности, одну из статей они посвятили «краткому начертанию» Луны и рассказу о её возможных обитателях. Заканчива­ется это рассуждение на тему «есть ли жизнь на других планетах» вполне по-земному: «Что лунные жители от обитателей земных и других небес­ных тел отличны, то сие видно уже из разнообразия, положенного приро­дою везде, где только можно, даже и на нашей Земле. Может быть, они живут, как настоящие троглодиты, только в глубочайших вертепах, смотрят на солнечное сияние, кото­рое там гораздо блистательнее, нежели у нас, и занимаются работою только при тихом свете ночей, подобных нашим дням. Может быть, нет у них некоторых из наших чувств, коим обя­заны мы всеми нашими наслаждениями и позна­ниями, напротив того, у них есть другие, кото­рых мы даже и понять не можем. Если достоин­ство главной планеты, коим пользуется наша Земля, предоставляет нам право почитать себя за тварей не хуже образованных или не менее одарённых душевными силами против лунных жителей, то, может быть, они не столь терзаются страстями и наслаждаются не столь блестящим, но более покойным нашего благополучием»

Санктпетербургский карманный месяцеслов на лето от Рождества Христова 1813, которое есть простое содержащее в себе 365 дней. Санкт-Петербург: Печатано при Императорской Академии наук, [конец декабря 1812 - начало января 1813]. 341, [2] с. В глухой издательской обложке. 16,7х10,7 см. В верхнем правом углу титульного л. неразборчивая владельческая надпись синими чернилами и дата: «9.IV. 1946». Неразрезанный экземпляр в издательской обложке. Редкое издание в редкой сохранности.