«Дневник писателя» (1873)
Фёдор Достоевский
В глазах образованных иностранцев Россия - и прежняя, и теперешняя, - прежде всего, страна Достоевского», - отмечал литературовед Роман Редлих в издававшемся во Франкфурте русскоязычном журнале «Грани» (№ 81,1971).
Между тем сами соотечественники Ф.М. Достоевского были не столь единодушны в оценке творчества писателя. Так, в известном рассказе И.А. Бунина «Петлистые уши» (1916) главный герой вопрошает: «...мучились все эти господа муками Каина или Раскольникова? Мучились всякие убийцы тиранов, притеснителей, золотыми буквами записанные на так называемые скрижали истории? Мучаетесь вы, когда читаете, что турки зарезали еще сто тысяч армян, что немцы отравляют колодцы чумными бациллами, что окопы завалены гниющими трупами, что военные авиаторы сбрасывают бомбы в Назарет? <...> Мучился-то, оказывается, только один Раскольников, да и то только по собственному малокровию и по воле своего злобного автора, совавшего Христа во все свои бульварные романы».
Не менее жесткую характеристику творчеству Ф.М. Достоевского дал в 1963 году в интервью Олвину Тоффлеру другой известный соотечественник Достоевского - В.В. Набоков:
«- Достоевский, который обращался к темам, по общему мнению, универсальным и по масштабам и по значению, считается одним из величайших писателей мира. Вы назвали его “любителем дешевых сенсаций, неуклюжим и вульгарным”. Почему?
- Нерусские читатели не понимают двух вещей: далеко не все русские любят Достоевского, подобно американцам, и большинство из тех русских, которые его все-таки любят, почитают его как мистика, а не как художника. Он был пророком, журналистом, любящим дешевые эффекты, никудышным комедиантом. Я признаю, что некоторые эпизоды в его романах, некоторые потрясающие фарсовые сцены необыкновенно забавны. Но его чувствительные убийцы и высокодуховные проститутки просто невыносимы, во всяком случае, для вашего покорного слуги».
Но если мнение И.А. Бунина и В.В. Набокова, двух выдающихся русских писателей, касалась этической и эстетической сторон творчества Достоевского, то в СССР на первое место ставилась идеология. Это в полной мере относилось и к серии очерков Достоевского «Дневник писателя». А как еще могли охарактеризовать в стране, где «...сложилась новая историческая общность - советский народ, который представляет собой союз всех трудящихся СССР, характеризующийся социальным и идейно-политическим единством», такие, например, заметки Достоевского из «Дневника» о национальном русском характере:
«Отчего у нас все лгут, все до единого? <...> Пятьдесят лет живешь с идеею, видишь и осязаешь ее, и вдруг она предстанет в таком виде, что как будто совсем и не знал ее до сих пор. С недавнего времени меня вдруг осенила мысль, что у нас в России, в классах интеллигентных, даже совсем и не может быть нелгущего человека. Это именно потому, что у нас могут лгать даже совершенно честные люди. <...> Но, например, естественные науки! Не толковали ли вы о естественных науках или о банкротствах и бегствах разных петербургских и других жидов за границу, ровно ничего не смысля в этих жидах и не зная в зуб толкнуть о естественных науках? <...>
"Э, вздор! - скажут мне опять. - Лганье невинное, пустяки, ничего мирового". Пусть. Я сам соглашаюсь, что всё очень невинно и намекает лишь на благородные свойства характера, на чувство благодарности например. Потому что если вас слушали, когда вы лгали, то нельзя же не дать поврать и слушателю, хотя бы из одной благодарности.
Деликатная взаимность вранья есть почти первое условие русского общества - всех русских собраний, вечеров, клубов, ученых обществ и проч. В самом деле, только правдивая тупица какая-нибудь вступается в таких случаях за правду и начинает вдруг сомневаться в числе проскаканных вами верст или в чудесах, сделанных с вами Боткиным. Но это лишь бессердечные и геморроидальные люди, которые сами же и немедленно несут за то наказанье, удивляясь потом, отчего оно их постигло? Люди бездарные. Тем не менее все это лганье, несмотря на всю невинность свою, намекает на чрезвычайно важные основные наши черты, до того, что уж тут почти начинает выступать мировое. Например, 1) на то, что мы, русские, прежде всего боимся истины, то есть и не боимся, если хотите, а постоянно считаем истину чем-то слишком уж для нас скучным и прозаичным, недостаточно поэтичным, слишком обыкновенным и тем самым, избегая ее постоянно, сделали ее наконец одною из самых необыкновенных и редких вещей в нашем русском мире (я не про газету говорю). <...> В России истина почти всегда имеет характер вполне фантастический. <...>
Второе, на что наше всеобщее русское лганье намекает, это то, что мы все стыдимся самих себя. Действительно, всякий из нас носит в себе чуть ли не прирожденный стыд за себя и за свое собственное лицо, и, чуть в обществе, все русские люди тотчас же стараются поскорее и во что бы ни стало каждый показаться непременно чем-то другим, но только не тем, чем он есть в самом деле, каждый спешит принять совсем другое лицо».
Или вот такое наблюдение из «Дневника писателя»:
«Без сомнения, из всего этого (то есть из нетерпения голодных людей, разжигаемых теориями будущего блаженства) произошел впоследствии социализм политический, сущность которого, несмотря на все возвещаемые цели, покамест состоит лишь в желании повсеместного грабежа всех собственников классами неимущими, а затем "будь что будет". <...> Все эти тогдашние новые идеи нам в Петербурге ужасно нравились, казались в высшей степени святыми и нравственными и, главное, общечеловеческими, будущим законом всего без исключения человечества. Мы еще задолго до парижской революции 48 года были охвачены обаятельным влиянием этих идей. Я уже в 46 году был посвящен во всю правду этого грядущего "обновленного мира" и во всю святость будущего коммунистического общества еще Белинским. <...> Вот в том-то и ужас, что у нас можно сделать самый пакостный и мерзкий поступок, не будучи вовсе иногда мерзавцем! <...> Вот где начало зла: в предании, в преемстве идей, в вековом национальном подавлении в себе всякой независимости мысли, в понятии о сане европейца под непременным условием неуважения к самому себе как к русскому человеку!»
Публиковать свой «Дневник» Достоевский начал в 1873 в газете-журнале «Гражданин», издателем и редактором которого он тогда значился, по крайней мере, именно так - «изд.-ред.» - он обозначен в выходных данных. Впрочем, основателем и в течение первых семи лет негласным издателем «Гражданина» был писатель, князь В.П. Мещерский (1839-1914).
«Гражданин. Политический и литературный журнал-газета» (с №4,1872 - «Газета- журнал политики и литературы») начал издаваться в Санкт-Петербурге в 1872 году. Изданию была суждена долгая жизнь - он выходил до 1914 года включительно еженедельно; в 1882 и 1885 гг. - 2 раза в неделю, с 1883 - опять вернулся к формату еженедельника. Была только одна пауза в выпуске «Гражданина» - в 1878-1881 гг. Мещерский оставался редактором издания до самой своей смерти.
Вот какую характеристику «Гражданину» давал справочник «Русская периодическая печать. 1702-1894» (М., 1959):
«“Г.” был органом реакционных слоев русского дворянства. Круг читателей ограничивался духовенством и представителями “высшего общества”. Тираж “Г.” в 1872 составил 1000 экз., в 1873 - 1800. Неуспех журнала признал и его основатель В.П. Мещерский. Даже имя Достоевского, публиковавшего в “Г” свой “Дневник писателя”, не спасло издание.
Журнал вел борьбу за ликвидацию реформ, проведенных правительством Александра II. Реакционная позиция “Г” особенно явственно сказывалась в одном из приложений - в сборниках “Гражданин”. Активно защищая монархический строй, “Г.” подвергал нападкам все прогрессивное в России и на Западе. В период революции 1905-1907 “Г.” занимал крайнюю правую позицию - весть о разгоне I Думы газета встретила “в диком исступлении восторга”. (В. И. Ленин. Соч., т. 11, стр. 92.)
“Г.” являлся рупором оголтелого шовинизма, всячески разжигал национальную рознь. Издание субсидировалось правительством».
Хотя, судя по всему, князь Мещерский предоставил Достоевскому достаточно большие редакторские полномочия, Федор Михайлович, конечно, не мог не учитывать интересы издания и предпочтения издателя. Поэтому в «Гражданине» заметки в рубрике «Дневник писателя» последний раз выйдут в № 50, от 10 декабря 1873 года. А уже в № 16 от 22 апреля 1874 года будет помещено короткое объявление: «От редакции. С настоящего нумера Ф.М. Достоевский, по разстроенному здоровью, принужден, не оставляя по возможности своего постоянного участия в “Гражданине”, сложить с себя обязанности Редактора журнала, которыя и принимает на себя (временно) один из постоянных участников и сотрудников Редакции В.Ф. Пуцыкович. Само собою разумеется, что направление журнала ни в чем не изменится».
А направление это декларировалось редакцией «Гражданина» так: «Изучать по мере сил Россию в её внутренней жизни, исследовать вопросы церкви, вопросы вседневной нашей общественной и семейной жизни, земские дела и крестьянский мир и в то же время следить постоянно за главными явлениями нашей современной литературы - такова наша продолжаемая задача».
Достоевский продолжил публикацию своих дневниковых записей в журнале, который так и назывался - «Дневник писателя. Ф.М. Достоевского». Этот ежемесячный журнал издавался в Петербурге в 1876- 1881 гг., то есть вплоть до смерти писателя. «В “Дневнике” в основном получили выражение реакционные идеи писателя. Кроме публицистики, Достоевский поместил в «Дневнике» несколько рассказов («Сон смешного человека», «Кроткая»), воспоминания о В.Г. Белинском, Н.А. Некрасове, речь о Пушкине и др.» - такова была официальная точка зрения советского литературоведения.
«В этом авторитетно-покровительственном снисхождении к писателю, давно и всемирно признанному мировым гением, есть смердяковская пошлость, есть наглость Петра Верховенского, но есть и ставрогин- ское сознание власти. Во время сталинщины писателей инструктировал Жданов. Хрущеву же так и не удалось побеседовать с Солженицыным. Но если бы “довелось”, он побеседовал бы именно так» - отмечал Р. Редлих, используя персонажей романа «Бесы» Достоевского для характеристики психотипа советских руководителей.
Как бы там ни было, впервые в России весь «Дневник писателя», включая и публикации в «Гражданине» в 1873 году, был опубликован только в 2011 году - этот объемный двухтомник (800 и 752 с.) вышел в издательстве «Книжный Клуб 36.6».
Достоевский Федор Михайлович (1821-1881)
Дневник писателя // «Гражданин. Газета-журнал политический и литературный». Выходит еженедельно по понедельникам. Год второй. - В С-Петербурге, №№ 27-52,1873 (полугодовой комплект). Сквозная пагинация: [4], 747-1418. Владельческий составной переплет эпохи с тиснением на корешке. 31,8 х 21см. Тираж 1800 экз.
«Дневник писателя» публиковался в номерах: 29,32,35,50