Русский писатель Михаил Шишкин в своем исследовании «Русская Швейцария» (Litres, 2017) дает такую характеристику автору книги «Суд над Чернышевским»: «Михаил Константинович Элпидин - женевский долгожитель, одна из тех ярких личностей, которые определяют лицо и атмосферу русской эмигрантской жизни. Участник «Земли и воли», в 1865 году он бежит из казанской тюрьмы и эмигрирует в Швейцарию. В Женеве он начинает заниматься издательской деятельностью и так преуспевает, что его называют «русским Гутенбергом». <...> Славой своей в России он обязан тому, что издает в Женеве первое собрание сочинений Чернышевского. <...> Элпидин был членом женевской секции Первого Интернационала, с 1876 года - гражданином Швейцарии, а с 1886-го - еще и тайным агентом Департамента полиции, но надо отметить, что полученные от охранки 18 000 франков были потрачены опять же на издание запрещенной в России литературы».
Как раз в 1876 году, с обширным предисловием («Суд над Чернышевским») М.К. Элпидина выходит в Швейцарии книга, посвященная Н.Г. Чернышевскому, которая будет сразу же запрещена в России. Опять же ничего удивительного, что «Суд над Чернышевским» - текст, написанный в благостно-восторженном стиле.
«Николай Гаврилович Чернышевский родился в 1829 году, в г. Саратове, - начинает биографический очерк Элпидин. - Отец его был священником, протоиереем главнаго местнаго собора; это был человек необыкновенно умный и сердечный...<...> Это был не поп или, по крайней мере, очень мало поп. Маленький Николай Гаврилович отдан был в саратовскую семинарию, был посвящен в стихари и писал пробныя проповеди. Необыкновенныя способности молодаго семинариста помогли ему в основательном изучении библии и древних языков. И то и другое он знал в совершенстве; православию он был предан, пока не работал еще мозг самостоятельно...<...> По окончании семинарскаго курса Николай Гаврилович почувствовал духоту той атмосферы, в которой двигался; старик отец не противоречил ему и, воспользовавшись присутствием своего родственника в Петербурге, послал туда и сына в университет. Он избрал филологический факультет и без оглядки принялся за изучение более глубокое древних и славянских языков...»
Через год после окончания университета в 1850 году, Чернышевский возвращается в Саратов, «следуя просьбам своей любящей и любимой матери». Надо сказать, что мать Н.Г. Чернышевский любил страстно, «нянчил мать на коленях» и... сыграл свадьбу две недели спустя после ее похорон весной 1853 года. «Но так как он осмелился не выждать положеннаго этикетом срока траура <...> тотчас уехал в Петербург с женой».
В 1855 году Н.Г. Чернышевский наконец-то защитил свою диссертацию «Эстетические отношения искусства к действительности». Работу над ней Николай Гаврилович завершил еще за два года до этого. Однако научный руководитель Чернышевского - профессор А.В. Никитенко под различными предлогами откладывал представление диссертации на защиту. И все же несмотря на то, что работа, по мнению руководителя, посягала на устоявшиеся основы этики, защита состоялась. «Я пересмотрел, сколько позволяло место, главные принадлежности человеческой красоты, и мне кажется, что все они производят на нас впечатление прекрасного потому, что в них мы видим проявление жизни, как понимаем ее, - отмечал Н.Г. Чернышевский. - Теперь надобно посмотреть противоположную сторону предмета, рассмотреть, отчего человек бывает некрасив... Некрасивым кажется все "неуклюжее", т.е. до некоторой степени уродливое по нашим понятиям, везде отыскивающим сходство с человеком. Формы крокодила, ящерицы, черепахи напоминают млекопитающих животных, но в уродливом, искаженном, нелепом виде; потому ящерица, черепаха отвратительны. В лягушке к неприятности форм присоединяется еще то, что это животное покрыто холодной слизью, какою бывает покрыт труп; от этого лягушка делается еще отвратительнее».
Оценивать это исследование «эстетического» можно по-разному. Владимир Набоков, например, на дух не переносил эти теоретические изыскания Чернышевского. В лекции «Писатели, цензура и читатели в России», прочитанной Набоковым в Корнеллском университете в 1958 г., он отмечал, имея в виду как раз Чернышевского: «Левого критика занимало исключительно благосостояние народа, а все остальное: литературу, науку, философию - он рассматривал лишь как средство для улучшения социального и экономического положения обездоленных и изменения политического устройства страны. Неподкупный герой, безразличный к тяготам ссылки, но в равной степени и ко всему утонченному в искусстве, - таков этот тип людей... От писателя требовали социальных идей, а не какого-нибудь вздора, книга же с их точки зрения была хороша только в том случае, если могла принести практическую пользу народу». Но факт остается фактом: сочинение Чернышевского очень серьезно повлияло на развитие русской художественной культуры второй половины XIX в.
В конце 1861 года начала действовать тайная революционная организация «Земля и воля», во главе которой стояли А.А. (1838— 1869) и Н.А. (1834-1866) Серно-Соловьевичи. Вдохновителем группы стал Н.Г. Чернышевский. Тесная связь поддерживалась с А.И. Герценом и Н.П. Огаревым. Земле-вольцы требовали закрепления за крестьянами всей земли, бывшей в их пользовании, сокращения армии, установления крестьянского самоуправления. В дальнейшем организация призывала к созыву бессословного народного собрания после революционного свержения самодержавия.
Чернышевского арестовывают и помещают в Петропавловскую крепость Санкт-Петербурга. Именно там во время заключения, в декабре 1862 - апреле 1863 гг., он напишет свой знаменитый роман «Что делать?». Чернышевский передал рукопись на волю. Причем все части романа прошли цензуру следственного комитета, ведшего дело Чернышевского. Цензоры увидели в тексте лишь любовную линию и дали разрешение на публикацию. Роман публикуется в №№ 3-5 журнала «Современник» (Спб., 1863 г.).
Очень интересную характеристику этому произведению дает известный русский библиофил, коллекционер А.Е. Бурцев в своем библиографическом капитальном труде «Обстоятельное библиографическое описание редких и замечательных книг» (1901).
«Г. Чернышевский в своем романе “Что делать?” попытался выразить коммунистические идеалы свои положительно. Самое заглавие этого произведения как бы стремится дать уразуметь остановившимся в недоумении пред системой всеотрицания прозелитам нигилизма, что роман укажет и научит, что им нужно делать. Программа, предлагаемая г. Чернышевским в его романе к осуществлению на практике, весьма несложная. Члены коммуны или артели из лиц обоего пола, без строгих понятий о семейном союзе и о взаимных половых отношениях, живут все вместе, в виде какого то пансиона, работая и деля между собою барыши. Согласие и гармония этой фаланстеры не нарушаются потому, что лица, выведенные г. Чернышевским, не люди полные жизни, а скорее куклы, которым автор придал те свойства, которые были ему нужны для достижения целей им преследуемых. Личные стремления, страсти и убеждения героев г. Чернышевского сильны или слабы, смотря по надобности, настолько, сколько это нужно для развития романа.
Нередко для окончательного ослепления своих близоруких почитателей г. Чернышевский, написавший целую книгу “Об эстетических отношениях человечества к действительности”, где все начала прекрасного втоптаны в грязь, где применяется нигилизм к эстетике до тривиальности <...>, - этот г. Чернышевский в романе своем “Что делать?” спускается на степень аркадских нравов, идиллических сцен и описаний. Его герои забавляются разными невинными “petits jeux”, говорят друг другу нежности и готовы, по-видимому, обратиться в пастушков, лишь бы г. Чернышевскому удалось доказать живучесть и практичность своей коммунистической артели. Несмотря на все “белые нитки”, этот роман имел большой успех между поверхностнообразованною нашею молодежью обоего пола, которой у нас огромное большинство, а это значит у большинства читающей публики».
Что же это был за человек, Николай Гаврилович Чернышевский, вокруг имени которого до сих пор идут ожесточенные споры? Спорят историки, литературоведы, политики, философы, экономисты, искусствоведы...
«Николай Гаврилович Чернышевский - писатель шестидесятых годов <ХIХ в.>, чье место в учебниках было бы еще скромнее, если бы он не написал ничего, кроме одного невыразительного романа “Что делать?”, - довольно едко иронизировал в 1967 году бельгийский поэт, критик, киновед и сценарист Рене Миша. - Но он провозгласил себя защитником новых идей, именуемых либеральными и даже социалистическими, где цитирует, надо сказать, охотнее Фейербаха, чем Маркса; он ездил в Лондон, чтобы “отчитать” Герцена; он совершил ряд неосторожных поступков в пору, когда царская полиция разоблачала все заговоры подряд, даже ребяческие, чтобы наверняка не упустить истинных революционеров; и поэтому он был приговорен к сибирской ссылке».
По Элпидину, все свидетели обвинения по делу Чернышевского - подставные, а доказывающие документы - сфабрикованы властями. Элпидин - «для большей наглядности русскаго кривосудия» - приводит официальный обвинительный документ:
«Из сведений о происхождении Чернышевскаго видно, что он сын священника, воспитывался первоначально в семинарии, а потом в университете, служил преподавателем во 2-м кадетском корпусе, был учителем гимназии в Саратове, потом причислился к С.-Петербургскому губернскому правлению и в 1859 году вышел в отставку. От роду ему 35 лет, женат и имеет двоих детей.
Рассмотрев обстоятельства настоящего дела, правительствующий сенат находит, что на подсудимого Чернышевскаго возводятся три следующие обвинения:
- Противузаконныя сношения с изгнанникомъ Герценом - стремящимся пропагандою ниспровергнуть существующий в России образ правления и участие с Герценом в сих преступных его замыслах. <…>
- Сочинение возмутительного воззвания “к барским крестьянам”, переданное Костомарову для напечатания с целью распространения. <...>
- Приготовление к возмущению. <...>
Таким образом, действия Чернышевскаго заключают в себе все условия заключения, предусмотренного в Своде Зак. Уголов. кн. I Т. XV о государств, преступл. <...> Но принимая во внимание, что таковые злоумышления Чернышевскаго открыты правительством заблаговременно, при начале оных, и ни смятения ни каких-либо других вредных от того последствий не произошло, Чернышевский на точном основании 284 ст. должен быть подвергнут наказанию по 3-ей или 4-й степени (21 ст.)».
31 мая 1864 г. в Санкт-Петербурге состоялась гражданская казнь Н.Г. Чернышевского. На Мытнинской площади поставлен был эшафот с черным позорным столбом. Чиновник зачитал приговор, Чернышевский четверть часа простоял у столба, после чего палач, поставив казнимого на колени, переломил над его головой шпагу в знак лишения сословного достоинства.
Владимир Набоков в своей знаменитой вставной биографической новелле (книга в книге) в романе «Дар» (впервые без купюр опубликован в 1952 г., хотя закончен был в 1937 г.) так описывает причины и обстоятельства этой экзекуции.
«Последовало определение сената: с большим благородством он признавал противозаконное сношение с Герценом недоказанным (как определил сенат Герцен, смотри ниже в кавычках). Что же касается воззвания “К барским крестьянам”... тут уже созрел плод на шпалерах подлогов и подкупов: полное нравственное убеждение сенаторов, что Чернышевский воззвание сочинил, обращалось в юридическое доказательство письмом к “Алексею Николаевичу” (имелося в виду, как будто это - Плещеев, мирный поэт, “блондин во всем”, - но почему-то никто особенно на этом не настаивал). Так в лице Чернышевского был осужден его - очень похожий - призрак: вымышленную вину чудно подгримировали под настоящую. Приговор был сравнительно мягок - сравнительно с тем, что вообще можно придумать в этом направлении: сослать на четырнадцать лет в каторжную работу в рудниках и затем поселить в Сибири навсегда. От “диких невежд” сената определение было передано “седым злодеям” государственного совета, вполне присоединившимся, а затем пошло к государю, который его и утвердил, наполовину уменьшив срок каторги, 4-го мая 64 г. приговор был объявлен Чернышевскому, а 19-го, часов в 8 утра, на Мытнинской площади, он был казнен.
Моросило, волновались зонтики, площадь выслякощило, всё было мокро... Покамест чиновник читал уже известный ему приговор, Чернышевский нахохленно озирался, перебирал бородку, поправлял очки и несколько раз сплюнул. Когда чтец, запнувшись, едва выговорил “сацалических идей”, Чернышевский улыбнулся и тут же, кого-то узнав в толпе, кивнул, кашлянул, переступил: из-под пальто черные панталоны гармониками падали на калоши. Близко стоявшие видели на его груди продолговатую дощечку с надписью белой краской: “государственный преступ” (последний слог не вышел). По окончании чтения палачи опустили его на колени; старший наотмашь скинул фуражку с его длинных, назад зачесанных, светло-русых волос. Суженное книзу лицо с большим, лоснящимся лбом было теперь опущено, и с треском над ним преломили плохо подпиленную шпагу. Затем взяли его руки, казавшиеся необычайно белыми и слабыми, в черные цепи, прикрепленные к столбу: так он должен был простоять четверть часа... Вдруг из толпы чистой публики полетели букеты. Жандармы, прыгая, пытались перехватить их на лету... Стриженые дамы в черных бурнусах метали сирень. Между тем Чернышевского поспешно высвободили из цепей и мертвое тело повезли прочь. Нет, - описка: увы, он был жив, он был даже весел! Студенты бежали подле кареты, с криками: “Прощай, Чернышевский! До свиданья!” Он высовывался из окна, смеялся, грозил пальцем наиболее рьяным бегунам».
Сначала Чернышевского отправили в Нерчинскую каторгу, в 1866 г. перевели в Александровский завод Нерчинского округа, в 1871 - в Вилюйск. В1874 г., когда ему официально предложили освобождение, он отказался подать прошение о помиловании. Элпидин специально отметил и этот факт: «Страшным пятном ляжет на либеральную Россию, если кто-нибудь из царственных особ окажет Чернышевскому “высочайшую милость” Терпеть “милости” - такое же преступление, как допускать государственные подлоги, умиляться черным преступлениям царствования Александра II».
В 1883 г. Чернышевского перевели в Астрахань.
Об этих годах жизни Чернышевского - все в том же набоковском «Даре»: «Его вкусы только окаменели в Сибири, - и по странной деликатности исторической судьбы, Россия за двадцать лет его изгнания не произвела (до Чехова) ни одного настоящего писателя, начала которого он не видел воочию в деятельный период жизни. Из разговоров с ним в Астрахани выясняется: “да-с, графский-то титул и сделал из Толстого великого-писателя-земли-русской”...»
8 апреля 1872 года в Петербурге вышел в русском переводе первый том «Капитала» Маркса. Н.Г. Чернышевский, прочитав его в ссылке, написал сыну: «Говоришь, что это нынче модное учение? Пробовал читать - ни черта не понял, чушь какая-то. Делаю из страничек кораблики» Несмотря на скепсис Николая Гавриловича Чернышевского, за полтора месяца была распродана почти треть тиража (900 экземпляров) русского издания «Капитала». Реакция печати тоже была поразительно бурной: почти 170 откликов в различных изданиях. Русская цензура, конечно, сразу отметила, что книга носит «явно социалистическое направление». Но в заключении цензора говорилось, что «немногие прочтут, а еще менее поймут ее». Как будто цензор советовался с Н.Г. Чернышевским, прежде чем дать такое заключение!