Алхимия как феномен средневековой культуры (1979)

Вадим Рабинович

В начале «нулевых», отвечая на вопрос одной литературной анкеты «Чем был ХХ век в истории России? Его социально-политические и нравственные итоги», В.Л. Рабинович ответил так: «Да, да. Не кукситесь и не обижайтесь. Главным событием ХХ века в истории России считаю выход в свет моей книги “Алхимия как феномен средневековой культуры” в 1979 году в издательстве “Наука”».

И действительно, чтобы строгое академическое издательство «Наука» в 1970-е годы выпустило книгу посвященную чуть ли не «мракобесию» и, уж по крайней мере, - «лженауке» алхимии... (В сталинской, «синей» Большой Советской Энциклопедии так и написано: «А. - лженаука.») Это кажется почти невероятным. Неслучайно, что даже и саму тему - «Алхимия как феномен средневековой культуры» - Рабиновичу, тогда сотруднику Института истории естествознания и техники, пришлось «пробивать» с 1971 года.

«Это ли не событие? А разве, так сказать, методологически обосновать алхимию советской власти (попутно с алхимией исторической), успешно взрастившей советского человека - гомункулуса из гомункулусов, на редкость живучего и жизнестойкого, - не есть ли дело, важнейшее из многих?! - пояснит позднее В.Л. Рабинович причины своего «неполиткорректного» заявления. - Понимаю: утверждение крайне субъективное. Но, доведенное до предела, оно становится предельно же объективным, сполна свидетельствуя о моем Я, о моем сознании: и тогда я (ты, он, она) есть весь ХХ век; но и весь ХХ век есть ты, он, она (Я). Объективно и навсегда <...>. Еще раз: суверенная личность в ее беззащитности, но и в ее всесилии. А это и есть итог ХХ века: нравственный, и потому социальный, и потому же и политический».

Эту книгу все-таки стоит прочитать. Даже если вам ни под каким соусом - а у Рабиновича в книге этих глав-«соусов» - семь, на выбор, - алхимия не нравится. Вадим Львович Рабинович, кандидат химических наук и доктор филологических, известный культуролог, философ, искрометный острослов и замечательный поэт, в стихотворении «Гермес» (считается, что именно этот античный персонаж является родоначальником алхимической традиции) так определил исходный пункт своего исследования:

Говорят, близ Хеброна
На могильной плите Трисмегиста Гермеса
Македонский А.Ф. повелел начертать
Тринадцать незыблемых правил
«Изумрудной скрижали» Гермеса.
Изречённое сим достославным,
Хитрованом и ловким умельцем,
Оказалось тем матерьялом,
Из которого столько веков
Формовало себя мироздание златоадептов -
Лунно-солнечных братьев, пришедших
Из верховий зелёного Нила.
Приблизительно так начал я мою книгу
О Большом королевском искусстве...
Слово за слово, букву за буквой
Стал перекладывать важные письмена
С латинского, ихнего - на русский, родной.

Начальные и граничные условия исследования таковы: «Западная алхимия в составе европейской средневековой культуры.», XII-XV вв.

Алхимия не столько предтеча химии, сколько семиологии - науки о знаках (именах). Понимали это, кажется, все и всегда. Так, Георгий Агрикола (XVI в.) пишет о мастерах-адептах Великого Делания (синоним алхимии): «Много имеется и других книг об этом, но все они темны, так как сии писатели называют вещи чужими, не собственными именами, и притом одни пользуются для их обозначения, ими же придуманными названиями, другие - другими, между тем как сами-то вещи являются и теми же». «Темень, обман» - такими определениями награждает алхимию автор трактата «О горном деле.» Агрикола.

Или алхимия - начало теоретической химии? Так или иначе, алхимия, по Рабиновичу, вечно нарезает круги вокруг четырех сосен: «лженаука, предхимия, химия, сверххимия».

Известный феномен библиопсихологии: из одного и того же текста каждый вычитывает свой смысл. Один из возможных вариантов прочтения исследования Рабиновича такой: алхимия - это текст, в буквальном смысле, но не формула. Формула, в силу каких-то методологических особенностей, «работает»; алхимический же текст не работает, он не обладает никакой эвристикой. Химии, химическим формулам удалось за 100 лет сделать то, что алхимии не удалось за 10 веков. И не удастся еще за десять.

Можно сказать, Рабинович семь шкур спускает с алхимии, чтобы поставить свой гуманитарный эксперимент - реконструировать алхимию как исторически становящийся феномен. «Семь глав. Семь ракурсов, под которыми читается один и тот же текст, семь проекций, семь граней алхимического кристалла». Отсюда – структура книги. Задача-максимум - воссоздать алхимическое мышление.

«Алхимический рецепт: действие и священнодействие» - глава, в которой Рабинович настаивает, что алхимия пожертвовала собою, деформируя средневековый христианский рецепт. Так началось Возрождение: «...все умеющий, но еще стесненный рецептом позднесредневековый мастер. начинает интересоваться (уже без рецептов: их для этой цели еще не было) всем, что попадет под руку. Начинается Возрождение с его универсальным, нерегламентированным, нерецептурным умением».

«Превращение черного дракона. Символические формы алхимического исследования» - возможно, самая «муторная» глава в книге. Семиотические тексты - то есть тексты о жизни и функциях знаков (а символы - одна из разновидностей знаков) - имеют прямо-таки неистребимое свойство выстраивать труднопреодолимые редуты на пути к пониманию смысла написанного («укутывают» смысл в сто одёжек хорошо завихренного текста).

Был ли в средневековье другой способ рассуждений, не алхимический? Притом такой же вещественно-ценный. Может быть, схоластика? Рабинович: «Алхимическая вещественность, выдающая себя за христианскую духовность» (через изощренное символостроение). Алхимия на месте Бога. И не только Бога: «Там, где символ станет лишь знаком предмета, появится подлинная предметность - путь к научной химии. Там, где символ выступит как эвристическое средство, начнется самосознание науки (Френсис Бэкон)».

Таким образом, алхимический рецепт - это система символов, ключ к коду которой утерян (или никогда не был изготовлен, не существовал).

«Турнир антитез. Оппозиции средневекового мышления» - глава, в которой Рабинович приходит к фундаментальному умозаключению: «И тогда алхимия - предыстория новой химии, но лишь при понимании алхимии как воспроизводящей - странно и своеобразно - всю средневековую культуру».

«Восток на западе или Запад на востоке. Алхимическое символотворчество в контексте авероизма» - глава, в которой Рабинович приводит новые доводы в пользу той своей концепции, что «алхимический символизм включается в работу, способствующую расшатыванию системы мышления европейского средневековья».

«Алхимия послеалхимических времен. Миф - легенда - роман» - глава, в которой Рабинович категоричен: «Алхимия, выведенная за пределы собственной культуры, - уже не алхимия. Только учет средневекового контекста предполагает алхимический текст...»

«Трансмутация алхимических начал: “теория” и “эксперимент”» - глава, в которой Рабинович, по ходу исследования, дает много смелых определений алхимии и ее адептам, мастерам Великого Делания. Например,

такое: алхимик - это «гомункулус позднеэллинистической паракультуры, привитой к культурному древу европейского средневековья». Или такое: «. алхимия - особая естественнонаучная и, если хотите, художественная реальность вместе. В отличие от физики, науки “черно-белой”, алхимия - искусство, существующее все в спектрах цвета и запаха». Любопытный штрих: чтобы открыть фосфор алхимику-неофиту, купцу из Гамбурга Хеннингу Бранду понадобилось выпарить тонну (sic!) мочи.

«Scientia immutabilis, или Как развивалась алхимия» - глава, в которой Рабинович приходит к парадоксальному выводу: «...у алхимии нет собственной истории» именно потому, что алхимия - наука неразвивающаяся, scientia immutabilis. «Можно сказать и так: алхимия - “перводвигатель”, коим движимо все, сам же перводвигатель принципиально недвижим». Или так: «Строго говоря, нет истории ни официального средневековья, ни алхимии как таковых; но есть история их взаимодействий. Вот почему, чтобы рассказать историю алхимии - а значит, и официального средневековья, - нужно рассказать историю этого самого и».

В итоге, алхимия у Рабиновича - это некий лемовский Солярис, свойства которого в целом принципиально нельзя вывести индуктивно, из анализа «семи цветов алхимического спектра». Впрочем, и дедуктивному анализу феномен алхимии не очень-то поддается. Рабинович с легкостью находит АХ- матрицу (алхимическую матрицу) почти во всем, к чему прикасается, к чему прикладывает, действительно, очень разработанный им 7Э-трафарет корневых свойств алхимии. Но это как раз и означает сверхтекучесть алхимии.

Как не было никакого мозгового центра у розенкрейцеровского движения, так и не было никакой АХ-концепции. Бесформенная, безматериальная масса, готовая влиться в любые, подготовленные, подставленные для нее меха. (Того самого гамбургского купчишку Хеннинга Брандта, начавшего продавать под видом «философского камня» открытый им фосфор дороже золота по весу, по протекции великого Лейбница берут на работу придворным алхимиком к герцогу - на зарплату 10 талеров в неделю и государственные харчи.) Как флогистон, как теплород, как мировой эфир... Эфира нет, а реликтовое излучение - реальность, экспериментально подтвержденный факт. Чернобелый физический факт.

Наш экземпляр «Алхимии» - с развернутым автографом-посвящением автора своим друзьям и коллегам: «Психологу без диплома, знатоку почти всего, прогнозисту без степени, методологу поневоле дорогой Ирочке Лапиной, а также её мужу Коле - тоже умному и дорогому, в надежде на неторопливое прочтение. Ваш навек по доброй воле Рабинович. 31.3.80.». Ирина Васильевна Лапина - сотрудница Института истории естествознания и техники им. С.И. Вавилова; Николай Иванович Лапин - член- корреспондент Российской академии наук, советник РАН, руководитель Центра Института философии РАН.

Лишь ограниченное количество экземпляров книги было выпущено в суперобложке, и на сегодняшний день - это большая редкость. Кстати, и переплетные крышки были выполнены с оригинальным тиснением, отличным от остальной части тиража.

Вадим Львович Рабинович (1935—2013).

Алхимия как феномен средневековой культуры / Москва: Издательство «Наука», 1979. 391 с., цв. илл. 22,2x17,5 см. Тираж 10 000 экз. Суперобложка.

Автограф автора на обороте титульного листа.