Биография генерал-фельдмаршала князя Михаила Семёновича Воронцова (1858 год)

Михаил Щербинин

Михаил Павлович Щербинин воспитывался в доме своей тётушки Анастасии Михайловны Щербининой, дочери знаменитой сподвиж­ницы Екатерины II княгини Екатерины Рома­новны Дашковой, урождённой Воронцовой. Именно родственные связи определили судьбу даровитого юноши. Когда ему исполнилось сем­надцать лет, проезжавший через Москву Ново­российский генерал-губернатор и полномоч­ный наместник Бессарабской области Михаил Семёнович Воронцов предложил двоюродной сестре взять её воспитанника в свою граждан­скую канцелярию. Таким образом, молодой человек сразу оказался под покровительством одного из самых известных и влиятельных людей своего времени. Щербинин в полной мере оправдал возлагавшиеся на него надежды. Он прослужил под началом Воронцова чет­верть века, достойно выполняя самые ответ­ственные поручения. Ему неоднократно при­шлось бороться с чумой в Одессе и Севастополе. Он налаживал судоходство на Дунае, способ­ствовал обустройству немецких колонистов на берегах Азовского моря, исполнял обязанности секретаря Императорского общества сельского хозяйства южной России, состоял директором главного статистического комитета Новорос­сийского края, издавал «Кавказский календарь». Кроме того, Щербинин, хоть и гражданский чиновник, сопровождал своего начальника во всех его военных походах: участвовал в осаде Варны, в боевых действиях на Кавказе, а за мужество, проявленное во время неудачной для русских экспедиции на чеченский аул Дарго, ставку имама Шамиля, получил чин действи­тельного статского советника.

После кончины М. С. Воронцова в ноябре 1856 года Щербинин принялся за биографию своего родственника и благодетеля. Вскоре первый её вариант появился в газете «Русский инвалид» (1857. № № 226, 228–231, 233–234). А в 1858 году вышла отдельная книга – «Биография генерал- фельдмаршала князя Михаила Семёновича Воронцова». В предисловии к ней Щербинин писал: «Его не стало!.. Не стало доблестного мужа, посвятившего себя в течение более полу­века на служение престолу и родине, на пользу человечества! Государь лишился одного из рев­ностных слуг своих, ряды героев полей боро­динских утратили ещё одного знаменитого сподвижника, Россия – верного сына, нео­слабно стремившегося к возвеличению её воин­ской славы, к её гражданскому переустройству, а многие и многие из обширной русской семьи оплакивают в умершем своего благодетеля. Не берусь представить здесь подробное описание славной деятельности князя Михаила Семёно­вича Воронцова: труд этот мне не по силам. Но, имев неоценённое счастье находиться при нём с первого моего шага на поприще служебном, я принял смелость к сведениям, которые будут собираемы и передаваемы потомству о муже, стяжавшем себе неувядаемую славу, приобщить некоторые исторические данные и собствен­ные мои воспоминания. И да будет позволено надеяться, что эти черты, как основанные на непреложной истине, сочтены будут достой­ными войти в состав жизнеописания, которое предпримет перо опытнее и искуснее моего».

Действительно, вниманию читателя предла­галась в каких-то частях очень подробная и документированная, а в других – выборочная и панегирическая версия жизни М. С. Ворон­цова. Как известно, Михаил Семёнович в мла­денчестве потерял мать и воспитывался при отце – чрезвычайном посланнике и полномоч­ном министре России в Лондоне. Упомянув об этом, Щербинин не счёл нужным, к примеру, привести факт, широко обсуждавшийся теми, кто служил при Новороссийском генерал- губернаторе: Семён Романович Воронцов, опа­саясь революции в России, обучил своего сына профессии столяра, дабы, как он писал брату 2 (13) сентября 1792 года, «когда его вассалы ему скажут, что они его больше не хотят знать и что они хотят разделить между собой его земли, он смог бы заработать на жизнь своим трудом и иметь честь стать одним из членов будущего Пензенского или Дмитровского муниципали­тета». Конечно же, современники не могли знать этого письма, опубликованного позднее, но необычные навыки М. С. Воронцова для них секретом не являлись.

Всё своё внимание Щербинин сосредоточил на истории службы своего героя. По традиции той эпохи она началась довольно рано. В книге об этом говорится так: «Граф М. С. Воронцов, имея от роду около четырёх лет, был записан в службу бомбардир-капралом лейб-гвардии Преображенского полка и произведён в пра­порщики в 1786 году. В 1798-м пожалован дей­ствительным камергером двора Его Импера­торского Величества. В этом звании граф Воронцов на основании существовавших в то время узаконений мог бы поступить в службу военную с чином генерал-майора, но он про­сил как о милости о дозволении начать своё поприще с младших чинов, вследствие чего и был принят 2 октября 1801 года на действи­тельную службу поручиком в лейб-гвардии Преображенский полк с оставлением в преж­нем звании. Юная пылкая душа Воронцова тре­бовала ощущений более сильных, нежели какие могла представить ему служба в столице. Он жаждал боевой деятельности, приложения к практике теоретически приобретённых им познаний о военном искусстве».

Первым театром боевых действий для Ворон­цова стала Грузия, где он служил под началом князя Павла Дмитриевича Цицианова с начала 1803 по май 1805 года. В сентябре 1805 года Михаил Семёнович вместе с войсками генерал- лейтенанта П. А. Толстого совершил морской поход в шведскую Померанию, а оттуда к Ган­новеру. В 1806 году он находился в действовав­шем против французов корпусе Л. Л. Бенниг- сена. Щербинин подробно описывает сражение при Пултуске 14 (26) декабря 1806 года и после­дующие события той кампании: «Беннигсен решился действовать наступательно. Он прика­зал графу А. И. Остерману атаковать французов, сам же пошёл с войсками правого фланга. Одно­временное наступление флангов и искусное действие артиллерии решило сражение. Ланн упорствовал в отчаянной обороне, длившейся несколько часов во мраке декабрьского вечера, и начал отступать в 7 часов пополудни. Участво­вавший в этом блистательном деле граф Ворон­цов произведён за отличие в полковники. В 1807 году в армию, предводительствуемую Бенниг- сеном и расположенную в прусских владениях, прибыли гвардейские полки. Полковнику графу Воронцову вверено командование 1-м батальо­ном Преображенского полка, с которым он уча­ствовал в генеральном сражении против Нея мая 24 и 25 под Гутштадтом на реке Пассарге. Дело это не имело совершенного успеха… 29 мая полковник граф Воронцов участвовал в ожесто­чённом, упорном и несколько раз повторяю­щемся рукопашном бою под Гейльсбергом, в котором Беннигсен успешно отразил все стре­мительные натиски Наполеона, а 2 июня – в Фридландском сражении, в котором артилле­рия отважного [французского] генерала Александра-Юро де Сенармона решила дело. Изумительная стойкость и геройское мужество наших войск левого фланга, громимых беглым картечным огнём из 36 орудий в 90 саженях [205 метрах] расстояния, и блистательная хра­брость и хладнокровие войск центра и правого крыла не выдержали наконец против неимо­верного превосходства сил Наполеона: мы были разбиты, но разбиты со славою… Несчастное Фридландское сражение имело последствием Тильзитский мир, подписанный 25 июня и ратифицированный 27-го. В продолжение достопамятных переговоров, происходивших между Александром и Наполеоном, полковник граф Воронцов находился в Тильзите с 1-м батальоном Преображенского полка».

С 1809 по 1812 год М.С. Воронцов, назначен­ный командиром Нарвского пехотного полка, в составе русской армии в Бессарабии под руко­водством сначала П. И. Багратиона, а затем Н. М Каменского и М. И. Кутузова участвовал в русско-турецкой войне. За отличные действия против турок Воронцов был произведён в генерал-майоры и награждён орденами Свя­того князя Владимира 2-й и 3-й степени, Святой Анны 1-й степени, Святого Георгия 3-й степени.

Значительное место в книге занимает описа­ние участия М. С. Воронцова в Отечественной войне: «Настал роковой, но достопамятный Две­надцатый год… В начале марта граф Воронцов прибыл во Вторую Западную армию, предводи­мую князем Багратионом и расположенную на Волыни, где тотчас был назначен начальником сводной гренадерской дивизии в корпусе Бороздина». Гренадеры дивизии Воронцова участвовали в кровопролитном деле при Даш- ковке и в обороне Смоленска. «4 августа граф Воронцов участвовал в битве при Смоленске, в которой французская армия, потерпев значи­тельный урон, должна была отказаться от заня­тия в тот же день древней столицы Мономахов. Вследствие предначертанного плана дальней­ших военных операций князь Багратион со Второй армией отступил по дорогобужской дороге, оставив в четырёх верстах от Смолен­ска арьергард, в котором находился граф Ворон­цов, под командованием князя А. И. Горчакова 2-го для наблюдения московской дороги». К 22 августа русская армия заняла позицию при селе Бородино. 25 августа сводные гренадеры графа Воронцова участвовали в защите Шевардинского редута. «В редуте было 12 батарейных орудий… Французские колонны ворвались в укрепление, но гренадерские полки, перед которыми шли священники в облачении с кре­стами в руках, скоро поравнялись с укреплён­ной батареей и после упорного боя под при­крытием успешных атак кирасиров штыками выбили из неё неприятеля. Редут три раза пере­ходил из рук в руки. Русскими гренадерами был совершенно истреблён батальон 61-го Линей­ного полка французов. Бой длился с перемен­ным успехом, пыл ожесточённой свалки и геройские усилия с обеих сторон стоили больших пожертвований. Редут, село Шевардино и лес на левом крыле остались за нами... 26 августа князь Кутузов приказал сводным гре­надерским батальонам графа Воронцова занять укрепление у Семёновского, а за графом Ворон­цовым во второй линии стать 27-й дивизии Д. П Неверовского… У Семёновского загремела канонада, и в самом Бородине закипела ружей­ная пальба. Наше левое крыло и центр были атакованы одновременно…. Действия против первого из этих пунктов были ведены марша­лами Даву, Неем и Жюно, имевшими в подкре­плении три кавалерийские полка под главным начальством Мюрата… Против столь громад­ных сил дивизиям графа Воронцова и Неверов­ского устоять не было никакой возможности… Между тем Ней, Даву, Жюно и Мюрат повели атаку под прикрытием навесного огня 130-ти орудий, большей частью гаубиц, выстрелы кото­рых с самого начала сражения не перерывались ни на одно мгновение. Наша артиллерия и пехота, выждав французов, первая на картеч­ный, вторая на ружейные выстрелы, грянули в сплошные массы неприятельских колонн гра­дом свинца и чугуна, но не остановили их напора. Граф Воронцов, занимавший редуты, должен был первый выдержать весь натиск неприятеля. Как истый герой, он с примерным мужеством упорно защищал вверенный ему пост против яростных атак французских колонн, но мужество его не могло противосто­ять огромным вражьим силам. Он сражался, пока дивизия его не была истреблена: из 4000 человек сводных гренадерских батальонов через несколько часов осталось 300 человек… Несмотря на примеры храбрости, оказанные нашими войсками, французы овладели укре­плениями, покрытыми грудами раненых и тру­пами убитых. Граф Воронцов был тяжело ранен пулею в левую ляжку и должен был оставить поле сражения. В награду за мужественную оборону он пожалован алмазными знаками ордена Святой Анны 1-й степени... Граф Ворон­цов был отвезён в Москву. Лишённый на время возможности участвовать в военных действиях, Воронцов нашёл утешение в представившемся ему случае удовлетворить потребность высо­кой души своей и посвятить себя на пользу своих собратий, подобно ему проливших кровь, защищая честь и славу родины. По прибытии в дом свой на Немецкой слободе в Москве, найдя там большое количество подвод, высланных из деревни его села Андреевского Владимирской губернии для своза туда картин, библиотеки и разного рода драгоценностей, в обилии вме­щавшихся в доме его предков, он приказал всё это оставить в добычу неприятелю и обратить подводы на поднятие раненых воинов, которые не могли все, по огромному числу их, получать нужную помощь… Таким образом великолепная обитель мудрого канцлера А. Р. Воронцова пре­вратилась в госпиталь. До 50-ти раненых гене­ралов, штаб и обер-офицеров и более 300 рядо­вых нашли там гостеприимное прибежище… Несмотря на то что граф Воронцов не мог ходить без костылей, он каждое утро навещал всех своих гостей, чтобы удостовериться в состоянии их здоровья и нуждах каждого. Нижние чины были размещены на квартирах в деревнях и продовольствовались за счёт графа, равно как и до 100 офицерских денщиков и более 300 лошадей. Для помещённых в самом доме раненых генералов и офицеров стол был общий, но каждый мог по желанию своему при­сутствовать при оном или обедать у себя в ком­нате. Два доктора и несколько фельдшеров имели бдительный надзор за ранеными».

Именно тогда, во второй половине сентября– начале октября 1812 года, было написано знаме­нитое стихотворение В. А. Жуковского «Певец в стане русских воинов», где среди самых попу­лярных военачальников русской армии был назван и М. С. Воронцов:

Наш твёрдый Воронцов, хвала!
О други, сколь смутилась
Вся рать славян, когда стрела
В бесстрашного вонзилась,
Когда полмёртв, окровавлен,
С потухшими очами,
Он на щите был изнесен
За ратный строй друзьями.
Смотрите... язвой роковой
К постели пригвождённый,
Он страждет, братскою толпой
Увечных окружённый.
Ему возглавье бранный щит;
Незыблемый в мученье,
Он с ясным взором говорит:
“Друзья, бедам презренье!”
И в их сердцах героя речь
Веселье пробуждает,
И, оживясь, до полы меч
Рука их обнажает.
Спеши ж, о витязь наш! Воспрянь!
Уж ангел истребленья
Горе подъял ужасну длань,
И близок час отмщенья…

После исцеления от раны М. С. Воронцов при­соединился к действующим частям уже в Вильно и получил назначение командиром летучего отряда, составлявшего авангард Третьей Дунай­ской армии. 29 января он разбил отряд поль­ских войск у местечка Рогазен, 30 января занял Позен, за что был пожалован званием генерал- лейтенанта. После этого участвовал в блокаде Кюстрина и осаде Магдебурга, в сражении под Дрезденом и «Битве народов» под Лейпцигом, геройски отбивал атаки Наполеона при Краоне, брал Париж. После бегства Наполеона с острова Эльба, «Ста дней» и вторичного отречения фран­цузского императора наученные горьким опы­том союзники решили оставить на территории поверженной Франции войска, «готовые, в слу­чае могших возникнуть там возмущений, тот­час прекратить оные». Россию в этой коалици­онной армии, возглавляемой «героем Ватерлоо» герцогом Веллингтоном, представлял отдель­ный русский корпус, командиром которого назначили М. С. Воронцова. Щербинин пишет: «Он оставался во Франции до 1818 года и за сохранение в войсках строгой подчинённости и необыкновенного порядка награждён орде­ном Святого Владимира 1-й степени. Трёхлет­нее пребывание графа Воронцова во Франции во главе русских войск останется навсегда дра­гоценнейшим воспоминанием для всех, имев­ших счастье с ним там находиться. От многих из этих избранных слыхал я самые восторжен­ные рассказы об отеческой его заботливости и попечениях о всех русских офицерах и солда­тах, о сочувствии его к их нуждам и болезням, о помощи, им оказываемой всем, к нему прибе­гавшим… Не менее исполненную уважения память оставил он о себе в сердцах французов».

Вполне очевидно, что жанр героизирован­ного жизнеописания не позволял рассказчику использовать свидетельства, способные нару­шить общую тональность повествования. Тем не менее сохранился ряд любопытных воспо­минаний очевидцев, рисующих несколько иную картину взаимоотношений победителей и побеждённых. Одним из таких мемуаристов является чиновник Коллегии иностранных дел Филипп Филиппович Вигель, который, нахо­дясь в командировке во Франции, решил наве­стить брата, служившего под началом Ворон­цова, и для того направился в расположенный у бельгийской границы городок Мобёж, где раз­мещался штаб русского оккупационного кор­пуса. Вигель рассказывает: «Лето совершенно воротилось в этот день. Мне предстояло прео­долеть не более тридцати вёрст по гладкой дороге, и я, сидя в кабриолете, поехал, как будто на прогулку. Отъехав с полмили, в небольшом селении Брикете увидел я казаков. Невольно взыграло во мне сердце: я вступал в русские владения. Далее показался деревянный столб, выкрашенный белою и чёрною краской, с крас­ными полосками. Не вдруг разглядев, что это такое, спросил я у ямщика. “Да это проклятые черти русские наставили нам”, — отвечал он с досадой, принимая меня за француза. Напи­сано было по-русски расстояние от каждого городка, и я, считая версты, поехал как бы по Московской дороге. Каково было смотреть на это воинам Наполеона, которые осенью в две­надцатом году утверждали, что Смоленск во Франции! Никто из других военачальников Веллингтоновой армии ничего подобного не мог себе позволить. За такую наглость спасибо Воронцову, хотя она могла иметь вредные последствия. С великобританскою гордостью, враг Наполеона и Франции, он по-русски умел подражать их хвастовству. Тщеславие жителей не дало им понять, сколь унизительно такое хозяйничанье для их национальной чести, а я тотчас почувствовал, как оно усладительно для нашего народного самолюбия. Предупре­ждённый моим письмом, брат ожидал меня ещё накануне. Он за дешёвую цену занимал изряд­ный небольшой дом в два этажа. Находящиеся тут русские имели право жить постоем, но у них было много денег, и они предпочитали жить шире и показывать себя щедрыми, чего в сосед­стве не делали ни англичане, ни пруссаки. Вообще все сии наши воины, три года сряду наслаждавшиеся плодами победы, следуя при­меру своего начальника, были приветливо горды с жителями и старались задабривать их ласками и деньгами… Городок, как говорится, был битком набит, а на улицах нигде не слышно было ни одного французского слова: на них встречались одни лишь солдаты наши, ден­щики, прислуга генеральская и офицерская. Как бы волшебным прутиком в одни сутки пере­несён я был в Россию из центра Франции. Зная мой вкус и желая потешить меня, за обедом, к которому я прибыл, мои родные велели подать щи, кашу, кулебяку, блины и квас, о коих почти полгода я даже не слыхал. В квартире у брата нашёл я двойные рамы, печи и даже одну с лежанкой. Дабы продлить моё очарование, после обеда призваны были полковые песель­ники, и они дружно грянули круговую. Чем же кончилось? Один казачий полковник завёл у себя русскую баню, как нарочно в этот день велел её вытопить, и я в ней парился. Нет, никогда не забыть мне этот день».

Говоря об обилии денег у русских офицеров, Вигель вряд ли мог знать, что многие из них жили в долг, и когда нужно было возвращаться в Россию, М. С. Воронцов из собственных дохо­дов заплатил всё, что его подчинённые задол­жали местному населению: колоссальную по тем временам сумму, в общей сложности – более полутора миллиона рублей. Этот посту­пок основательно расстроил его имуществен­ные дела, и лишь женитьба на наследнице огромного состояния Елизавете Ксаверьевне Браницкой позволила их поправить.

В 1823 году Воронцов был назначен новорос­сийским генерал-губернатором и полномоч­ным наместником Бессарабской области, а в 1844 году стал главнокомандующим на Кав­казе и Кавказским наместником.

Генерал-фельдмаршал светлейший князь Михаил Семёнович Воронцов скончался 6 (18) ноября 1856 года в Одессе в возрасте семиде­сяти четырёх лет. Рассказывают, что в среде служивших тогда на Кавказе русских солдат появилась поговорка, которую можно считать лучшим памятником умершему: «До Бога высоко, до царя далеко, а Воронцов умер…»

Но время идёт, и хотя сегодня мы нередко вспоминаем о Воронцове по, очевидно, не­справедливой эпиграмме Пушкина («Полуми­лорд, полук упец, Полумудрец, полуневежда…») и по пристрастным страницам толстовского «Хаджи-Мурата», всё же нельзя не согласиться с М. П Щербининым, завершившим свою книгу словами: «Деяния его, неизгладимыми буквами начертанные в летописях нашего Отечества, пребудут вековечным ручательством к истине, что добрые дела не умирают».

Щербинин Михаил Павлович (1807–1881)

Биография генерал-фельдмаршала князя Михаила Семёновича Воронцова. Издано в пользу Никольской общины сестёр милосердия в Москве. Санкт-Петербург: В типографии Эдуарда Веймара, 1858. 1 л. шмуцтитул, 1 л. фронтиспис – литографированный портрет М. С. Воронцова, 1 л. титул, Х, [2], 354 с. В полукожаном переплёте второй половины XIX века. Крышки оклеены «мраморной» бумагой. На корешке тиснёные заглавие и суперэкслибрис: «М. З. Б.». 23х16 см. Разрешение Военно-цензурного комитета от 7 января 1858 года. Цензурное разрешение от 21 февраля 1858 года. На корешке гербовый экслибрис: «Сергей Егорович Кушелев». На форзаце экслибрис: «Из книг В. С. Савонько» (Художник С. Грибинский).

Приложение:

Карта первых 8-ми округов Новороссийского военного поселения. С показанием разделения земли по Высочайше утверждённому в 11-й день генваря 1843 года проэкту. Литография, наклеенная на холсте и иллюминованная от руки акварелью. 60х90 см.

Комплект в одной коробке второй половины XIX века. Коробка оклеена «мраморной» бумагой.

Книга издана в пользу Никольской общины сестёр милосердия в Москве, организованной при Дамском попечительстве о бедных в 1848 году во время эпидемии холеры княгиней Софьей Степановной Щербатовой при поддержке мужа – московского генерал-губернатора князя Алексея Григорьевича Щербатова. Первой настоятельницей и попечительницей общины была сестра Михаила Павловича Щербинина – Анастасия Павловна.

Кушелев Сергей Егорович (1821–1890) – генерал от инфантерии, участник Кавказской войны, служивший под началом М. С. Воронцова

Савонько Владимир Степанович (1877–1936/1937) – полковник артиллерии, затем командир Рабоче-крестьянской Красной армии. Библиофил, собиратель экслибрисов. В 1941 году его коллекция (10 000 художественных экслибрисов и суперэкслибрисов XVIII – начала XX века, а также типографские ярлыки и штемпели) поступила в Государственную Публичную библиотеку (ныне Российская националь­ная библиотека; Санкт-Петербург).