Жизнь и страдания Людовика XVI (1793 год)

Жоффруа де Лимон

Звезда Наполеона взошла над Европой на фоне грозовых всполохов Великой революции. Для современников падение французских Бурбо­нов, якобинский террор и взлёт к вершинам власти безвестного артиллерийского офицера являлись звеньями одной цепи. Об этом писал Пушкин в стихотворении, посвящённом кон­чине некогда «могучего баловня побед»:

Когда, надеждой озарённый,
От рабства пробудился мир
И галл десницей разъярённой
Низвергнул ветхий свой кумир,
Когда на площади мятежной
Во прахе царский труп лежал
И день великий, неизбежный,
Свободы яркий день вставал, -
Тогда в волненье бурь народных
Предвидя чудный свой удел,
В его надеждах благородных
Ты человечество презрел.
В своё погибельное счастье
Ты дерзкой веровал душой,
Тебя пленяло самовластье
Разочарованной красой.

Насколько революционен был Наполеон в своих политических пристрастиях? Осенью 1788 года, почти за год до взятия Бастилии, он, девятнадцатилетний лейтенант армии Людо­вика XVI, поклонник идей Руссо и сторонник независимости родной Корсики, записал в свой дневник план рассуждения о природе королев­ской власти, который закончил мыслью о том, что «осталось очень мало королей, которые не заслуживают быть низложенными». Скромный офицер провинциального гарнизона, он не принимал действенного участия в событиях Великой революции. Попытки выдвинуться на политическом поприще у себя на родине, в Аяччо, успеха также не принесли. Более того, когда три года спустя он вновь оказался на Кор­сике, его политическая активность вызвала многочисленные нарекания и послужила при­чиной для жалобы в военное министерство. Из-за этого отставному лейтенанту королев­ской артиллерии и подполковнику батальона корсиканских волонтёров Буонапарте (тогда его фамилия ещё произносилась на итальян­ский манер) пришлось срочно ехать в Париж, где он стал свидетелем свержения монархии. 20 июня 1792 года Наполеон стоял в толпе, наблюдавшей, как чернь рвётся во дворец Тюильри. По словам его товарища по военному училищу Бурьенна, когда перепуганный Людо­вик XVI появился в одном из окон в красном фригийском колпаке, что должно было симво­лизировать его солидарность с восставшими, Наполеон, считавшийся сторонником якобин­цев, произнёс: «Какой трус! Как можно было впустить этих каналий! Надо было смести пуш­ками 500-600 человек, - остальные разбежа­лись бы!» А ещё через полтора месяца, 10 авгу­ста, он также со стороны наблюдал за решаю­щим штурмом Тюильри и арестом короля. Кстати, по иронии судьбы указ о присвоении лейтенанту Буонапарте следующего офицер­ского чина «капитан» оказался одним из послед­них официальных документов, подписанных Людовиком XVI.

Как бы то ни было, но именно Великая рево­люция освободила трон Франции, который через двенадцать лет занял император Напо­леон I. Сам он впоследствии говорил: «В рево­люциях мы сталкиваемся с людьми двух сортов: теми, кто их совершает, и теми, кто использует их в своих целях».

О главнейших событиях революции и её апо­феозе - казни французского короля - русский читатель мог узнать из вышедшей в 1793 году книги «Жизнь и страдания Людовика XVI, короля Французского и Наваррского». Её автор - маркиз Жером-Жозеф Жоффруа де Лимон -являлся доверенным лицом герцога Луи-Филиппа Жозефа Орлеанского и занимал при нём пост управляющего финансами. Во время выборов в Генеральные штаты в 1789 году он, воспользовавшись поездкой в городок Крепи, где должен был собирать налоги, заручился поддержкой местных избирателей и сам стал депутатом, официально представляющим инте­ресы своего либерально настроенного патрона, вскоре принявшего имя Филиппа Эгалите (Равенство). Впрочем, не разделяя его полити­ческих воззрений, маркиз де Лимон вскоре отказался от места при герцоге и покинул Париж. Он участвовал в составлении извест­ного манифеста герцога Брауншвейгского -обращения к народу революционной Франции командующего объединённой австро-прусской армией Карла Вильгельма Фердинанда, герцога Брауншвейгского. Упоминание об этом нахо­дим в письме к Марии-Антуанетте влюблённого в неё шведского дипломата Ханса Акселя фон Ферзена: «Мы работаем над манифестом. Я ста­раюсь, чтобы текст господина Лимона полу­чился как можно лучше». Об этом писал и сам де Лимон, утверждавший однако, что при под­готовке к публикации написанный им доку­мент претерпел кардинальные изменения. О роли манифеста в революционных событиях образно сказал Стефан Цвейг: «Пресловутый манифест союзнических войск к французским войскам составлен в таком оскорбительном тоне, как если бы победоносные полки герцога Брауншвейгского уже стояли у стен Парижа... В нём постоянно упоминается священная особа христианнейшего короля. Собрание обвиня­ется в том, что оно противозаконно захватило бразды правления государством. Французские солдаты настоятельно призываются к подчине­нию королю, их легитимному монарху, городу же Парижу, в случае если он силой овладеет дворцом Тюильри, манифест угрожает "пример­ным и на вечные времена памятным возмез­дием", "военной экзекуцией" и полным разруше­нием - мысли, достойные Тамерлана, высказы­ваются малодушным генералом задолго до первого выстрела. Следствие этой бумажной угрозы ужасно. Даже тот, кто до сих пор отно­сился к королю лояльно, сразу становится респу­бликанцем, едва обнаружив, как дорог его король врагам Франции, едва поняв, что победа вражеских войск повлечёт за собой уничтоже­ние всех завоеваний революции, что Бастилию штурмовали напрасно, что клятва в Зале для игры в мяч давалась зря, что торжественная при­сяга, принесённая тысячами французов на Мар­совом поле, не имела никакого смысла... И этот безумный вызов, эта бессмысленная бравада взорвали гнев двадцати миллионов французов».

В конце 1792 года де Лимон вновь оказался в Париже, где стал очевидцем суда над Людови­ком XVI и присутствовал при казни короля. Всего лишь через месяц, уже эмигрировав в Вену, он перенёс свои впечатления на бумагу. По его собственным словам, книга была написана в четыре дня - с 21 по 24 февраля 1793 года -и первоначально для печати не предназнача­лась. Лишь поддавшись на уговоры многочис­ленных друзей, он решился опубликовать её.

В предисловии автор говорит о причинах, побудивших его взяться за перо: «Когда уже свершилось ужасное преступление, то могу ли я воздержать моё негодование, могу ли не при­зывать отмщения неба и земли на главу злодеев, на главу извергов, коих нечестивыми делами посрамлено имя французов, возмущена вся природа, умерщвлено отечество и пролита кровь толиких государей! Без меня довольно других, которые восхвалят тебя, государь зло­получный! История предаст бессмертию имя твоё. Религия определит тебе венец мучениче­ский, а я, проливая слёзы о тебе, воображением твоих добродетелей питаю печаль мою и пред­ставляю их всем чувствительным сердцам, всем истинным французам. Увы! В сей час мы все имеем одно сердце, одно чувство, все поражены пагубным тем ударом, который скончал дни твои. Природа вся сострадает с нами. Все сердца тронуты жестоким прискорбием нашим. Лишась престола своего, ты приобрёл престол всего мира и с высоты небес, куда ты взят от земли, если ещё взорами будешь искать верных своих подданных, то, кроме Франции, во всём свете узришь токмо сердца истинно француз­ские. О! Как бы иностранцам паче драгоценна сделалась память несчастного Людовика XVI, если бы они, так как я, так как все честные люди во Франции бывшие, знали его частное, его общественное житие и его страдание».

Действительно, читателю предлагалось именно житие «развенчанного страдальца» с присущим этому жанру перечнем добродете­лей августейшего мученика: «Он предавался склонностям, поелику он сам был милостив, а склонности его были честны. Он преодолевал страсти свои, поелику они были кротки, а он добродетелен. Чрезвычайно будучи сожалетелен, более всего на свете ценил он жизнь чело­веческую и чувствовал несчастия человечества. Презирая клевету, как будто предвидя, что будет жертвою оной, не внимал никогда острым шут­кам, колким и злобным издёвкам, медленным отравам общества, всегда презираемым и всегда принимаемым. Имея правилом правосудие, находя роскошь в благотворении, в соделании счастливыми, был он кроток по привычке, отва­жен без усилия, доверчив без нескромности, труден, но верен в дружестве. Беседа его была проста без намерения учить или забавлять. Разум его был твёрд без блеску, поступки его так естественны, милость так благородна и так снисходительна, что равно трудно было, шутя с ним, помнить, что он государь, и забыть то».

Далее следовал рассказ о том, как «сей госу­дарь свои способности употреблял», и о причи­нах столь печального конца его правления: «В то время по всему государству владычество­вало великое смятение. Парижская полиция была в совершенном расслаблении. Говорили, печатали, делали всё, что хотели. Революционисты общенародно собирались, писали в про­винцию, возмущали все умы, клеветали всех чиновников. Они преследовали великость, бла­гость и справедливость». Именно брожение умов, подогреваемое неблагодарными сановни­ками, такими как министр финансов Жак Нек-кер, по мнению де Лимона, и послужило причи­ной крушения королевской власти.

В книге описываются важнейшие события революции, например, тот самый штурм Тюильри, при котором присутствовал Наполеон: «Наконец, приходит день, навсегда прегнусный, августа 10-е число, источник всех злополучий наших. Государь предуведомлён уже, что день сей назначен к свершению величайших зло­действ. Служители его принимают осторожно­сти. Верные народные батальоны, предварённые об опасности, приходят разделить оную. Швей­цары (т. е. швейцарская гвардия.- Сост) прибыв непорочно и непоколебимо, как предки их, кля­нутся защищать короля. Король, не имея надоб­ности поощрять чьё-либо усердие, требует, пове­левает строго наблюдать законное защищение, тщательно избегать малейшего нападения, упо­треблять средства ласковости и рассудка... Воин­ство разбойничье, узнав, что может нападать безбоязненно, наполняет дворец, бесчеловечно губит всех встречающихся, безмилосердно умерщвляет швейцаров, не защищающихся и получивших повеление не палить, грабит, разо­ряет, опустошает прекраснейший дворец и кля­нётся умертвить лучшего государя. Во время ужасных сих действий биение в набат, пушечная пальба, жалостливые вопли жертв и крик неис­товствующих поражали слух августейшей фами­лии и отзывались в сердцах их».

Суд над Людовиком XVI продолжался с 11 по 20 января 1793 года. Жоффруа де Лимон при­сутствовал на нём и даже сидел неподалёку от судейской скамьи. Король был признан винов­ным и приговорён к смертной казни большин­ством - 383 голоса против 310. Из всех потрясе­ний тех дней наибольшее впечатление на де Ли­мона произвело участие в голосовании на суде бывшего герцога Орлеанского - гражданина Филиппа Эгалите: «"Какое наказание полага­ется королю?" - "Смерть!" - восклицает между прочими голос, мне знакомый. Великий Боже! Так ли я слышал? Как? Правнук Генриха IV, друг бессмертного графа д'Артуа и всех почтенней­ших французских героев, тот принц, который установлял знатные обители, вспомоществовал несчастному дворянству, утешал страждущее человечество и столь долгое время окружён был чиновниками столь беспорочными, столь добрыми французами... Дюк д'Орлеан? Так... Но тогда советы вероломные не смутили ещё его разум, не развратили ум его и не испортили его сердце. После же того возбуждают его мщение, ожесточают все его страсти и, неприметно при­водя от заблуждений к проступкам, от проступ­ков к злодеяниям, его соблазняют, обманывают, приневоливают, принуждают действовать и по­казать себя: Дюк д'Орлеан исчезает, а обнаружи­вается злоумышленник».

Особой эмоциональностью отличаются стра­ницы книги, посвящённые дню казни короля -21 января 1793 года: «Короля в печальной колес­нице медленно влекут через целые два часа к последнему часу его. Переселясь уже совсем в жилище блаженных, он забывает мирское. Приходит на место. О, Боже мой! Какое зре­лище! Кровь моя стынет, трепещу от ужаса. "Правнук Святого Людовика, переселись на небо", - говорил ему святой отец, его сопрово­ждавший. Король восходит. Величие его непри­нуждённое. Твёрдость не тщеславна. Он не при­мечает, что весь свет устремил на него взоры свои. Чудовище, исполнитель гнусного опреде­ления приближается. "Остановись, варвар! Глава его помазана миром святым, он потомок государей наших, твой государь, твой повели­тель, и рука твоя готовится умертвить его!" Людовик XVI желает говорить, но может только сказать, что он безвинен и прощает. Народ смяг­чается... Знак подан, ад действует страшным орудием. Оно, кажется, противится столь вели­кому злодеянию, останавливается. Но, о Боже мой! Для умножения токмо мучения жертвы! Прискорбный стон раздаётся, терзает сердце моё, доходит до небес, огорчает весь мир».

После казни короля маркиз де Лимон навсегда покинул Францию. В 1794 году он поселился в Брaнсвике, откуда несколько раз писал Екате­рине II, сообщая ей о событиях в Европе. Павел I назначил ему пенсию. Умер он в 1799 году.

Написанные им за четыре дня «Жизнь и стра­дания Людовика XVI» впервые увидели свет в Вене, имели громкий успех и были переве­дены на несколько языков. На русском они вышли в том же году в московской Универси­тетской типографии в переводе Василия Кря­жева. Книга имеет посвящение «Александру Михайловичу Голицыну, действительному тай­ному советнику, обер-камергеру». Некогда вице-канцлер, вице-президент Коллегии иностран­ных дел, сенатор и кавалер ордена Святого Андрея Первозванного, Голицын в 1778 году ушёл в отставку и жил в Москве, занимаясь бла­готворительной деятельностью. В посвящении говорится: «Через милостивое покровительство Вашего Сиятельства удостоясь счастия по окон­чании наук моих вступить в службу, в пользу которой могу употреблять посильные способ­ности мои, первым долгом своим поставляю за таковое Ваше благодеяние питать чувствитель­нейшую в сердце моём благодарность. Во изъ­явление оной осмеливаюсь посвятить Вашему Сиятельству плод трудов моих в свободное от должности время во уповании, что Вы, Мило­стивый государь, с великодушием, Вам свой­ственным, воззрите на слабый, но усердный знак искреннейшей моей признательности».

Известно, что Василий Кряжев учился в Ком­мерческом училище при Московском воспита­тельном доме, почётным опекуном которого являлся А. М. Голицын. Судя по тексту предисло­вия, именно он помог молодому человеку по окончании учёбы в 1790 году получить место при главнокомандующем в Москве князе А. А. Прозоровском.

«Жизнь и страдания Людовика XVI» - один из первых переводов В. С. Кряжева, ставшего впо­следствии известным литератором и типогра­фом. Скорее всего, сочинение де Лимона было выбрано им из-за повышенного интереса публики к описываемым событиям. А в наши дни эта книга привлекает внимание даже не столько картинами революционных бурь, сколько удивительно точным историческим прогнозом, содержащимся в её концовке. В этом прогнозе - будущее и революционной, и напо­леоновской Франции: «Государя не стало, и Франция погибает. Превосходнее будучи на эшафоте, как нельзя быть на престоле, Людо­вик XVI жил, как мудрец, и умирает, как Бог. Мучение его кончилось, и начинается наше. Тираны, мучители, народ бесчеловечный, совершив величайшее злодейство, страшитесь мести неба и земли!.. Воззрите: вся земля вами же воздвигнута против вас, раздражена вашими крайностями и желает положить конец престу­плениям вашим. В сей борьбе, вами возбуждён­ной между просвещением и невежеством, в сей войне, объявленной вами всем религиям, всем собственностям и всем государям, думаете ли вы, что все государи не соединятся для истре­бления чудовищной системы, порождённой неумеренностью любомудрия и всех вдруг воз­мущённых страстей, для наказания за смерть, которую вы бы скоро причинили всей земле, если б вся земля не отмстила за неё?!.. Все нака­зания непременно последуют за всеми престу­плениями».

Лимон Жером-Жозеф Жоффруа де (Limon Jerom-Joseph Geoffroi; 1746-1799)

Жизнь и страдания Людовика XVI, короля Французского и Наваррского, умерщвлённого в 21 день января, 1793 года. С рассмо­трением цареубийственного определения. Сочинение г.<осподина> де Лимона. С французского перевёл Василий Кряжев. Москва: В Университетской типографии у В. Окорокова, 1793. 1 л. титульный, 1 л. - посвящение А. М. Голицыну, 1 л. - обращение переводчика к А. М. Голицыну, 150 с. В цельнокожаном переплёте времени издания. На корешке тиснёный орнамент, в верхней части ярлык красной кожи с тиснёным заглавием: «Страдания короля французов». Узорчатые форзацы цветной печати. Тройной красный обрез. 19,5x11,5 см. В верхнем правом углу титульного л. владельческие инициалы «орешковыми» чернилами: «P S». На переднем форзаце экслибрис: «Из книг Д. А. Арбузова». Арбузов Д. А. - сотрудник журнала «Русская старина» в 1890-х годах. Одно из ранних русских изданий о Великой Французской революции. Редкость.