Историческая записка о Странноприимном доме графа Шереметева (1860 год)

Алексей Тарасенков

Согласно «Толковому словарю живого великорус­ского языка» В. И. Даля, «странноприимными» на Руси назывались дома, хозяева которых явля­лись «странноприимцами», т. е. «охотно прини­мали и покоили у себя странных, прохожих, пришельцев, скитальцев или бродяг-богомолов». Со временем так начали именовать частные и казённые заведения, объединявшие бога­дельню и больницу. Одним из самых известных в России учреждений такого рода являлся открытый в 1810 году в Москве Странноприим­ный дом графа Н. П. Шереметева.

Граф Николай Петрович основал его в память своей жены, бывшей крепостной актрисы и певицы Прасковьи Ивановны Жемчуговой (урождённой Ковалёвой). П. И. Шереметева умерла 23 февраля 1803 года, тридцати четырёх лет от роду, спустя пятнадцать месяцев после тайного венчания с графом и через три недели после рождения сына. Ещё до этого Николай Петрович представил Александру I устав и штат Странноприимного дома, где, в частности, объ­яснял поставленную перед собой задачу: «Руко­водствуясь непреложными обязанностями закона христианского и следуя побуждениям патриотического усердия, издавна положил я за непременное учредить в Москве Страннопри­имный дом для содержания в оном на моём иждивении богадельни, состоящей из ста чело­век обоего пола и всякого звания неимущих и увечных, и больницы на пятьдесят человек для безденежного лечения в оной также всякого состояния бедных». Дом долго строили. Сначала работами руководил архитектор Е. С. Назаров. Затем его частично перестраивал и достраивал Дж. Кваренги. Открытие назначили на день памяти Прасковьи Ивановны, 23 февраля 1809 года, однако за полтора месяца до этого, 2 января, граф скоропостижно умер от простуды. Откры­тие отложили. Оно состоялось только на следу­ющий год, в день рождения Н. П. Шереметева – 28 июня (11 июля) 1810 года. В отчёте об этом событии говорилось: «28 июня, в 7 часов утра, собрались все бедные, которым назначено посо­бие, и расставлены в церкви по местам. К ним присоединились служащие в Доме и множество посетителей, которым предварительно разо­сланы были печатные отправления (1000), при­глашавшие их к человеколюбивому торжеству открытия Странноприимного дома. Между при­сутствующими был главнокомандующий москов­ский военный генерал-губернатор генерал- фельдмаршал граф И. В. Гудович и другие знат­нейшие особы обоего пола. Священнодействие совершал преосвященный Августин вместе с двумя архимандритами, двумя протоиереями и 13 священниками».

В 1860 году Шереметевскому дому исполни­лось 50 лет. В честь юбилея наметили разнообразные празднования. Кроме того, было ре­шено «написать к тому времени подробное исто­рическое описание Странноприимного дома». Данное поручение взял на себя А. Т. Тарасенков, который с 1858 года занимал в Доме должность главного доктора (так с 1836 года официально именовался главный врач учреждения).

Алексей Терентьевич Тарасенков учился на медицинском факультете Московского универ­ситета, который окончил в 1838 году со званием лекаря 1-го разряда. По завершении учёбы состоял врачом Московской дворцовой конторы и одновременно ординатором без жалования Московской детской больницы. С 1845 по 1858 год работал в Московской больнице для черно­рабочих. С 1858 года заведовал лечебной частью Странноприимного дома графа Шереметева и Полицейско-арестантской больницей. Напи­сал множество медицинских трудов и статей. Состоял членом Физико-медицинского обще­ства и Общества русских врачей в Москве. Зани­мался частной практикой. В частности, именно он лечил Николая Васильевича Гоголя во время его болезни зимой 1852 года и написал статью «Последние дни жизни Н. В. Гоголя», которая была опубликована в 1856 году в журнале «Оте­чественные записки».

Тарасенков реорганизовал всю работу боль­ницы Странноприимного дома, открыл при ней амбулаторию, т. е. отделение для приходящих больных. По его инициативе на средства врачей была создана больничная касса, которая при финансовой поддержке попечителя снабжала малоимущих больных костылями, оплачивала дорогу до дома, выдавала пособия нуждаю­щимся семьям. В 1860 году медицинский инспек­тор Московских учреждений Императрицы Марии профессор Александр Иванович Овер писал тогдашнему попечителю Дома Д. Н. Шере­метеву: «Теперь, после двухгодового служения Алексея Терентьевича Тарасенкова при заведе­нии, я могу ещё с большей уверенностью свиде­тельствовать, что выбор этот как нельзя более благоприятен. Его неусыпными стараниями в больнице многое исправлено и приведено в должный порядок. Чистота его намерений, правдивость и необычайное усердие известны не только мне».

Во вступлении к своей книге Тарасенков писал: «Ныне существованию Странноприим­ного дома исполнилось пятьдесят лет. Сколько добра могло сделать в это время учреждение, основанное на таких огромных средствах и на таких разумных началах, – об этом может судить всякий мыслящий… Теперь, при насту­плении пятидесятилетнего юбилея этого Дома, особенно интересно обозреть его прежнюю деятельность, тем более что изложение деятель­ности такого обширного и образцового благо­творительного заведения должно занять видное место вообще в истории просвещённой благо­творительности и подать повод к поучительным выводам на будущее время. В предлагаемой книге я старался передать, по возможности, всё замечательное, что можно было найти в архи­вах или узнать из преданий».

О том, как события 1812 года отразились на жизни Странноприимного дома и его обитате­лей, рассказывается в трёх главах исторического очерка: «Первые действия Странноприимного дома по открытии его до вступления неприя­теля в Москву», «Странноприимный дом во время пребывания французов в Москве в 1812 году», «Возобновление Странноприимного дома после 1812 года».

Одно из последних заседаний Управляющего совета Странноприимного дома перед сдачей города неприятелю состоялось 22 августа 1812 года. На нём были приняты решения: 1) все цен­ности убрать в подвалы и заложить их кирпи­чом; 2) большинство людей, находящихся в больнице и богадельне, отослать к родственни­кам; 3) «на случай, если необходима будет обо­рона против неприятеля, купить немедленно тридцать пик и раздать в своё время рабочим и прислужникам, могущим владеть оружием». Ещё раз Совет собирался 31 августа, за два дня до вступления французов в Москву. На нём присут­ствовало всего четыре человека: уже не было ни главного смотрителя, ни главного доктора. Согласно сохранившимся протоколам, «в это же заседание Совет согласился, по представлению московского коменданта Гессе от 29 августа, принять 25 раненых офицеров для излечения на своё иждивение. Вместе с сим определено: “Совет закрыть, каждому чиновнику дать билет за подписью попечителя, а как за выездом из Москвы торговцев не можно довольствовать богаделенных и больных съестными припа­сами, то додержать имеющуюся съестную про­порцию, больным и богаделенным объявить с выдачею их билетов, чтобы они каждый нахо­дили себе пристанище, ибо по случаю нынеш­них обстоятельств Дом содержать их не может. Раненым же офицерам и богаделенным увеч­ным делать продовольствие, доколе возможно будет, для чего и отпустить второму помощнику Валериану на закупку провизии и прочие рас­ходы тысячу рублей и аптекарю Лорбееру три­ста рублей”».

Сведения о том, что происходило в больнице во время нахождения в Москве французов, Тарасенков черпал из приёмной больничной книги, из рассказов старожилов, а также из рапорта единственного остававшегося в Доме должност­ного лица – аптекаря Лорбеера: «В день вступле­ния неприятеля в Москву оставались в боль­нице раненые офицеры, числом 11. В приёмной книге записаны их имена с отметкой о смерти некоторых. Сколько находилось больных, из прежде лечившихся, неизвестно. Из богадельни не выбралось только 32 увечных. Остальные разошлись, взявши свои виды. Некоторые пере­селились в Екатерининскую больницу вместе с больными… Начальники заведения, чинов­ники и врачи также оставили заведение перед вступлением неприятеля. Остался только кан­целярский служитель Назаров, не уехал также из дома аптекарь Лорбеер, его помощник Гельвинг, швейцар, а также сидельники, сиделки, прачки и рабочие. Они кормили больных и увечных и подавали им возможную помощь... На другой день по вступлении в Москву непри­ятели входили в Странноприимный дом и, при­нявши его за господский замок, начали было грабить, но когда им объяснено было, что это благотворительное заведение, они удержались от грабежа. В ночь с 3 на 4 число Москва сдела­лась жертвою пожаров, огонь угрожал Странно­приимному дому. Оставшиеся жители его перешли со своих квартир на огород и вывели туда больных и увечных. С 4 на 5 число ночью загорелся Сухаревский флигель и докторский, отсюда огонь перешёл на надворное строение правой стороны, а также и на главный корпус. Французы пожар затушили, привели всё в поря­док». Забота о сохранении больничных корпу­сов оказалась не случайной – Странноприим­ный дом на время превратился в госпиталь Великой армии: «Больные и раненые прибы­вали каждодневно: они наполнили верхний и нижний этажи и обе большие залы. Немно­гим из них пришлось лежать на койках, боль­шей частью они размещены были на полу, на разостланной соломе в несколько рядов, так чтобы только можно подойти к каждому боль­ному… Французские доктора посещали боль­ных по два раза и более в сутки. Страннопри­имный дом превратился во французскую боль­ницу, впрочем, вероятно, и больные русские оставались вместе с иностранцами... Общий порядок сохранялся до октября месяца. С 7 октября неприятели начали поспешно готовиться к выходу, наши войска уже всту­пили в Москву… Всего больных, пользовав­шихся в течение этого месяца, было более 800, меж ду ними были, кроме русских, поляки, французы, испанцы, итальянцы (последние оставались ещё некоторое время в больнице в числе 15 человек)... По выходе неприятеля оставшиеся в Доме начали очищать его и при­водить по возможности в прежний порядок, но тут явились новые неприятели – толпы рус­ских мужиков и бродяг... С 23 октября русское правительство взяло этот Дом в своё распоря­жение: оно поместило в нём раненых русских и пленных иностранных офицеров, более 500 человек. Пользование производилось уже рус­скими врачами».

30 декабря 1812 года прошло первое заседание вновь собравшегося Совета, на котором было принято решение приве­сти заведение в прежнее состояние. О том, что происходило в дальнейшем, Тарасенков пишет: «В течение 1813 года было произведено только самое необхо­димое, чтобы менее вреда было обгорев­шим строениям. В 1814 году отделыва­лись Сухаревский и докторский флигеля, строились также крыльца, заборы, сараи, погреба… К октябрю месяцу 1814 года все главные постройки окончены, на них употреблена 41 тысяча рублей ассигна­циями. Так мало-помалу Старнноприим- ный дом к 1815 году пришёл почти в такое же положение, в каком находился в пер­вое трёхлетие своего существования».

Рассказ об эпопее 1812 года Тарасенков завершает словами: «Таким образом, и в го­дину общего бедствия Странноприимный дом не оставался без пользы для стражду­щих и тем выполнял своё назначение: он призревал больных и несчастных – как своих, так и чужих, – в эти грозные вре­мена более, нежели когда-либо, нуждав­шихся в помощи».

Помимо «Исторической записки», за годы работы в Шереметевском доме Тарасенков также издал «Историческое описание боль­ницы графа Шереметева в Москве» (1859), и «Методико-статистические сведения по Странноприимному дому графа Шереме­тева в Москве 1810–1870» (1871).

Одна из трагедий новейшей россий­ской истории заключается в глобальном раз­рушении историко-культурной преемствен­ности. В этом смысле судьба Странноприим­ного дома Н. П. Шереметева уникальна: в его стенах до сих пор продолжают помогать страждущим. Правда, теперь он называется иначе: в 1923 году его преобразовали в Инсти­тут травматологии и неотложной помощи им. Н. В. Склифосовского (в настоящее время – Научно-исследовательский институт скорой помощи им. Н.В. Склифосовского). Как бы то ни было, пока что оправдываются слова, ещё в 1810 году сказанные первым настоятелем построенного при Страноприимном доме храма Живоначальной Троицы отцом А. И. Отрадинским: «И доколе не померкнет солнце, доколе будет существовать мир, дотоле будут неизменны благодеяния Дома сего».

Тарасенков Алексей Терентьевич (1813–1873)

Историческая записка о Странноприимном доме графа Шереметева. Составлена по поручению г.<осподина> Попечителя графа Димитрия Николаевича Шереметева, к пятидесятилетнему юбилею этого заведения главным доктором А. Тарасенковым. Москва: В типографии Каткова и комп., 1860. VII, 184, 134, III, [1] с., иллюстрация – план Странноприимного Дома. В коленкоровом переплёте. На крышках золототиснёные геометрические и орнаментальные рамки, в центре – растительный узор. Корешок с бинтами и золото­тиснёным узором между ними. В верхней части корешка тиснённое золотом имя автора: «Тарасенков», в нижней – золототиснёное заглавие: «Историческая записка о Странноприимном доме графа Шереметева». Форзацы белого муара. Подвёртки с золототиснё­ными геометрическими рамками. Тройной золотой обрез. 26х16 см. На переднем форзаце экслибрисы: «Из книг П. А. Ефремова» и «Из книг П. А. Голубенского». На свободном л. переднего форзаца надпись фиолетовыми чернилами: «Щербицкий Юрий», штем­пель фиолетовыми чернилами: «Библиотека Щербицкого» и оттиск-факсимиле фиолетовыми чернилами: «Щербицкий».

Подносной экземпляр юбилейного издания, приуроченного к пятидесятилетию Странноприимного дома Н. П. Шереметева. Часть тиража была роздана участникам праздничных торжеств, другая поступила в продажу. На вырученные средства в храм Живоначальной Троицы при Странноприимном доме приобрели серебряный потир для причащения больных.

Ефремов Пётр Александрович (1830–1907) – известный библиограф и библиофил.

Голубенский Г. А. – ленинградский библиофил и экслибрисист. Автор книги: Голубенский Г. К вопросу о периодизации истории рус­ского и советского экслибриса. Воронеж, 1965.

В книгу вложена карточка с текстом, написанным от руки синими чернилами: «Я без раздумья приобретаю книгу, на которой есть овальная печать “Пётръ Александровичъ Ефремовъ” или зеленоватый библиотечный ярлык “Изъ книгъ П.А. Ефремова”. Зряшных книг Ефремов не держал, и зачастую в книгах из его библиотеки можно найти что-нибудь неожиданное». В. Г. Лидин. – “Друзья мои – книги”, стр. 47».

Редкий экземпляр с интересной историей бытования.