- Расскажи подробнее, как тебе работалось...
- Надо сказать, мне повезло: рядом трудились талантливые люди, настоящие инженеры от Бога. В то время началось широкое внедрение вычислительных машин, но многие мои коллеги принимали сложнейшие технические решения, что называется, с логарифмической линейкой в руках. Потом, к удивлению молодых специалистов, их выводы подтверждались результатами комплексных математических исследований. Инженеры переходили от производства НУРСов - неуправляемых снарядов - к таким, которые могли летать в режиме самонаведения. Это явилось поистине революционным шагом, означавшим, что уже в начале 50-х годов мы поражали цели, как бы те ни маневрировали. Прорыв!
Перечислю некоторых коллег, разумеется, не всех. Сдержанный, строгий Главный конструктор Матус Рувимович Бисноват, его талантливые заместители - Владимир Николаевич Елагин, по слухам, из дворянского рода тех самых Елагиных, сыгравших большую роль в истории России, и язвительный острослов Георгий Иванович Хохлов - оба они пользовались невероятным успехом у слабого пола. В выдающихся руководителях удивительным образом сочеталась способность выслушивать других и, делая собственные выводы, принимать верные технические решения. Никому из старательных добросовестных сотрудников руководство не отказывало в личных просьбах, касались ли они бытовых проблем или временного изменения рабочего режима. Впрочем, в ту счастливую пору чувство локтя, сопереживание и понимание были на высочайшем, по нынешним меркам, и почти утраченном уровне. Можно ли сегодня представить, чтобы заместитель Главного конструктора (величина недосягаемая для простых смертных) звонил вечером матери старшего инженера и спрашивал у нее разрешения задержать ее сына до двадцати трех часов по производственной необходимости - «завтра испытания, и нужно еще кое-что посмотреть»... Невероятно, но факт!
Главный и его заместители опирались на прочные и широкие плечи дружной команды беззаветно преданных общему делу талантов: Игоря Карабанова, Геннадия Смольского, Бориса Петровского, Рогнеды Сахаровой, Степана Парасочко, Игоря Покровского, Дмитрия Шапиро... Это из «великих». А на ступеньку ниже - легион чуть менее масштабных, но способнейших молодых ученых: Игорь Дорфман, Слава Щаренский, Анатолий Дорохов, Семен Каган, Толя Петров, Аркадий Кегелес, Боря Ерохин (мой однокурсник по МАИ), Женя Чернышов и Витя Жовинский (мои одноклассники по 150-й школе), Саша Кулаковский, Иосиф Шафир...
- Мне кажется, ты с удовольствием вспоминаешь работу в конструкторском бюро, знаменитом ОКБ-4, впоследствии КБ «Молния»...
- Ты прав, размышляя о будущем, часто возвращаюсь в прошлое: вспоминаю фирму в Тушине, где работал много лет. Восточный мост, трамвайный круг - конечная остановка маршрута номер шесть, идущего от станции метро «Сокол». Около восьми утра толпа высыпала из переполненных вагонов, и люди лихо, перебежками устремлялись вдоль километрового забора к далекой проходной. Трудовой день начинался в восемь часов пятнадцать минут, и надо было успеть добраться до тяжелой двери и, показав пропуск подозрительно смотрящей на тебя из-за стеклянной перегородки вахтерше с пистолетом на бедре, проскочить на территорию предприятия.
Очень важными для нас были исходы испытаний. Жили в полном упоении от напряженной подготовки наших «изделий» к пуску. Кормили на испытаниях прекрасно, а в случае удачного завершения выдавали отменные премиальные. Месяц-полтора мы находились вдали от благ цивилизации, в том числе от семейного очага. К тому же наше бытие имело одну особенность: даже самые заядлые любители спиртного не позволяли себе ни капли, пока не осуществится «пуск». Мы понимали, как важны самоконтроль, психологическая выдержка команды. Ведь на чаше весов лежал тяжелый труд большого коллектива. Если же в результате допущенной кем-то вольности или обидной ошибки мы не получали ни отпусков, ни отгулов, ни премий и должны были вместо возвращения в родные пенаты оставаться в степях, то на голову виновника справедливо обрушивались громы и молнии. Приходилось держать себя в руках, к алкоголю не прикасались. Зато после удачных испытаний начальство выкатывало непомерное количество ректификата, и мы праздновали победу - результат многолетнего труда.
Кстати, именно на очередных испытаниях в Астраханской области, граничащей с Западным Казахстаном, волею судеб я познакомился с девушкой, студенткой пятого курса факультета журналистики МГУ. Она приехала к родителям, служившим в воинской части, где мы базировались. Как говорится, «изделия» - «изделиями», а любовь - любовью. Вскоре мы поженились. Первые годы брака прошли вполне счастливо, хотя жили вместе с моей мамой и младшим братом. Супружеское бытие протекало за фанерной стенкой, перегородившей мамиными стараниями единственную нашу комнату коммунальной квартиры. Правда, вскоре ценой невероятных усилий предприятие, на котором я работал, выделило мне жилплощадь в районе Тушино, тоже в коммуналке.
- Ты говорил, с соседями никогда не ссорились...
- Никаких коммунальных конфликтов и склок я в своей жизни не испытал, хотя просуществовал в общей квартире ни много ни мало - тридцать шесть лет! Возможно потому, что и мама, и папа были неконфликтными людьми. А может быть оттого, что обитателей коммуналок связывали общие трудности, тяготы жизни, а в военные годы - горе от потери близких. В наших коммуналках не возникали сложности и на национальной почве, хотя там жили и грузины, и русские, и татары, и украинцы, и евреи, и даже ассирийцы. А вот в школе такое бывало: в конце 40-х годов в результате развернутой в стране борьбы с космополитами. Ими, как правило, объявлялись персонажи с еврейскими фамилиями. Не раз мальчишки постарше, видя во мне «инородца», отлавливали во дворе и заставляли произносить слово «кукуруза», ведь именно картавость почему-то служила неким признаком «еврейства». Выручало то, что я научился чисто выговаривать букву «р», тренируясь по маминой методике прижимать язык к небу, часами стоя перед зеркалом.
Логарифмическая линейка – неизменный спутник советского инженера. Эта линейка перешла ко мне от отца, по ней рассчитывалось энергоснабжение Московского метрополитена