58-й и 59-й годы, вошедшие в этот том, казались вполне успешными: запущены первые спутники Земли; космический аппарат Луна-3 впервые сфотографировал обратную сторону ночного светила; прошел Первый московский международный кинофестиваль; Борис Пастернак получил Нобелевскую премию; заметным явлением в культурной жизни стал Международный музыкальный конкурс имени Чайковского…
В шестидесятых - полет в космос первого летчика-космонавта Юрия Гагарина (12 апреля 1961 г.), ставший триумфом советской науки и техники; открытие Кремлевского Дворца Съездов (1961 г.) и мемориального комплекса «Могила Неизвестного Солдата» (1969 г.); выход в открытый космос Алексея Леонова (1965 г.); ратификация Договора о нераспространении ядерного оружия (1969 г.)...
С другой стороны, под давлением «общественности» Борис Пастернак отказывается от присужденной ему премии и вскоре, в мае I960, умирает; Н.С. Хрущев грозится показать политическим «партнерам» - американцам - «кузькину мать»; в стране происходит несколько авиационных катастроф, унесших немало человеческих жизней; начинают проявляться симптомы неудачного во многом целинного проекта.
1 мая I960 года под Свердловском сбит самолет-разведчик США, его пилот Ф. Пауэрс пленен. Резко обостряются отношения на международной арене. В октябре 1962 г. кульминация в истории «холодной войны» - Карибский кризис, который чуть было не дал старт третьей мировой войне. Джону Кеннеди и Никите Хрущеву в самый последний момент удалось снять предельную напряженность на «кубинском направлении».
Странное и зловещее дело Рокотова, Файбишенко и Яковлева, приговоренных сначала к восьми годам заключения, а вскоре - после того как Хрущев потребовал изменить задним числом ответственность за незаконные валютные операции - к пятнадцати, затем и вовсе - к расстрелу. То процессуальное решение осталось надолго в истории советской судебной системы даже не из-за несоразмерности преступления и наказания, а из-за циничной схемы вынесения «обратного» приговора.
В 1964 г. снимают Н.С. Хрущева, и Первым секретарем ЦК КПСС становится Л.И. Брежнев; завершается процесс над диссидентами Андреем Синявским и Юлием Даниэлем (1966 г.); умирает Анна Ахматова (1966 г.); погибает на операционном столе Главный конструктор ракетно-космической отрасли С.П. Королев (1966 г.); из СССР высланы китайские студенты и специалисты; происходит арабо-израильский конфликт (1967 г.); войска Варшавского Договора введены в Чехословакию (1968 г.), после чего на Красной площади проходит протестная демонстрация с последующим арестом участников; глава КГБ Ю.В. Андропов направляет в ЦК КПСС письмо с планом развертывания в СССР сети психиатрических больниц для защиты государственного и общественного порядка (1969 г.)...
Картина более чем пестрая.
Этот период никак не назовешь простым ни для страны в целом, ни для конкретной личности. Разумеется, если личность ощущает себя неотъемлемой частью своей страны.
На фоне происходящих событий медленно, но верно набирают силу, казалось бы, прямо противоположные общественно-социальные тенденции: с одной стороны, усиливается «запах застоя», с другой - нарастает общий объем вольнодумства.
Оказавшись достаточно противоречивыми, 60-е, с точки зрения автора, заложили предпосылки разрушения Советского Союза вместе с его «руководящей и определяющей силой»...
В шестьдесят пятом я сделал предложение очаровательной девушке, и она дала согласие стать моей женой. Вот уже 54 года Маринка безропотно несет свой нелегкий крест.
Марина - музыкант по профессии (фортепиано), десятки лет преподавала в Московском академическом хореографическом училище, что определило знакомство нашей семьи с выдающимися деятелями современного русского балета.
Семья Маринки - типична для советской технической интеллигенции 30-70-х годов двадцатого столетия. Отец - Хазин Григорий Лазаревич - крупный ученый в области спецрадиотехники, лауреат Сталинской премии. Он прекрасно ориентировался в вопросах перехода от «формулы на бумаге» к техническому воплощению «придуманного». Немало полезного извлек я для своей научной деятельности из бесед с замечательным тестем.
Мама жены - Рита Соломоновна - экономист, прекрасный человек, очень любила внуков. Поначалу она не слишком благосклонно отнеслась к ранее женатому избраннику любимой дочери, но вскоре у нас установились доверительные отношения. Родной брат жены Леонид Хазин - математик, входивший в круг В. Арнольда, Я. Синая, Э. Шноля. Оба его сына, Михаил и Андрей, - известные современные математики-экономисты, общественные деятели.
В 1966 году родился сын Сергей. Он, так же как и я, окончил МАИ. Сегодня мы с ним по-настоящему дружим. Эта дружба во многом опирается на единство взглядов, совместную деятельность на ниве книжного собирательства и скреплена любовью к его подрастающей дочери, моей внучке Мари-Софи.
В середине шестидесятых я начал активно «вторгаться» в сферу русской антикварной книги. Этому способствовала кандидатская зарплата аж в 250 целковых без учета квартальных премиальных, позволявшая иногда приобретать редкие, но «меткие» книжные раритеты ценой (преимущественно) в 7 рублей 50 копеек и 12 рублей 50 копеек. Природа такого вроде бы малопонятного ценообразования была до предела проста: поскольку букинистический магазин забирал себе 20 процентов от полученной суммы, «на руки» сдатчику' (продавцу’) выдавалось ровно 6 или 10 рублей. Очень удобно для расчетов! Оценочные прейскуранты выполняли роль должностных инструкций. Издания, «бывшие в употреблении», продавались через городскую сеть «Букинист». В выходные дни действовали «толкучки», где господствовала идеология договорных цен. О колоритных фигурах того специфического мира и экзотических книжных находках той поры можно слагать оды и легенды, писать рассказы, повести и даже романы.
В центре Москвы, непосредственно за памятником первопечатнику Ивану Федорову, функционировал одноэтажный магазин «Книжная находка», который возглавлял уникальный потомственный товаровед-книжник Александр Иванович Фадеев. «Толкучка» завзятых собирателей возле памятника разжигала библиофильские страсти. Букинистических магазинов в те годы в Москве и Ленинграде было настолько много, что обойти их за один день не представлялось возможным. На помощь страждущим приходило «сарафанное радио». Каждый магазин имел свою специфику: подбор продавцов и товароведов, манеру общения с покупателями и, конечно же, свой ассортимент - художественная и историческая литература, медицина, иностранная литература, наука и техника» Разумеется, книжные магазины становились местом встреч, иногда случайных, но часто закладывающих основы длительных дружественных связей поклонников Гутенберга.
В каждом магазине существовали и свои особенности торговли. Например, в знаменитом МДК (Московском доме книги на Новом Арбате) они заключались в следующем: приемка новых поступлений заканчивалась в 14 часов, а затем с 14 до 15 наступал часовой обеденный перерыв. Как-то один из моих иностранных коллег по собирательству1 выразил искреннее удивление с оттенком восхищения и зависти по поводу блестящей работы советских диетологов, добившихся от персонала потребности перекусывать в одно и то же время.
После перерыва принятый товар выставляли на продажу. Поэтому на втором этаже в антикварный отдел ровно в 15 часов выносили большой ящик с новыми поступлениями. Колышущаяся толпа битком заполняла пространство между' прилавками и вожделенно взирала на руки продавца, который, извлекая очередной «шедевр», восклицал: «Кому?» Протягивалось сразу' несколько рук, раздавались призывно-азартные возгласы: «Мне, мне!», и торговец, оглядывая сверху вниз страждущих, снисходительно погружал книжку в одну из дланей. Толпа со вздохам опускала плечи и, постепенно возбуждаясь, ждала следующего сюрприза. Порой возникали перепалки, но только словесные.
Широко практиковалась и «заначка» раритетов для кого-то из «своих», что считалось нарушением «правил советской торговли». Ликвидировать данный порок ортодоксам от власти полностью никогда не удавалось Но без пострадавших не обходилось...
Замечу; что публика на библиофильском поприще встречалась в основном отзывчивая, доброжелательная, а главное - грамотная. Да и антикварных книг «на рынке» было полно: владельцы библиотек, родившиеся в конце девятнадцатого - начале двадцатого века, стали расставаться со своими собраниями. Поэтому сравнительно легко можно было приобрести и «Апостола» Ивана Федорова (1564 г.), и книги петровского времени (до 1725 г.), и первоиздания А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Н.В. Гоголя, Л.Н. Толстого, Ф.И. Тютчева, И.С. Тургенева, и помпезные иллюстрированные описания коронаций российских государей, и сборники поэтов двадцатого века - Цветаевой, Ахматовой, Гумилева, и труды по истории государства Российского М.М. Щербатова, В.Н. Татищева, Н.М. Карамзина, С.М. Соловьева, В.О. Ключевского, Н.И. Костомарова, И.Е. Забелина.
Так сложилось, что особое пристрастие я питал к периодической печати. Могу заверить, что охота за недостающими номерами того или иного журнала ничуть не уступает по силе азарта другим страстным человеческим увлечениям. В те годы мне удалось собрать такой объем «периодики», причем в отличном состоянии, которому сегодня может позавидовать любое фундаментальное хранилище.
Например, в книжных шкафах автора этих строк расположились полные комплекты «Русского архива (1863-1917), «Русской старины» (1870—1918), альманахи пушкинской поры и основные просветительские издания начала XX века - «Старые годы» (1907-1916), «Мир искусства» (1899-1904), «Весы» (1904-1909), «Аполлон» (1909-1917), «Золотое руно» (1906-1909), «Среди коллекционеров» (1921-1924), «Русский библиофил» (1911-1916), «Жар-птица» (1921-1925)...
О «Русской старине» стоит сказать особо. Указанные даты выхода не уточняют, в каком месяце 1918 года журнал прекратил свое существование. Ни в одном из известных мне собраний (в там числе государственных) нет последних трех номеров - за октябрь, ноябрь и декабрь 1918 г. А в моем собрании есть! И это предмет особой гордости.
В 1966 году я без отрыва от производства защитил кандидатскую диссертацию в МАИ и стал преподавать студентам-вечерникам. Было тяжело физически, так как после напряженного трудового дня на фирме в Тушине два-три раза в неделю отправлялся на автобусах, попутках и электричках до Ухтомской, Люберец, Сетуни, Подольска, Мытищ... Проведя там занятия (чаще лекции, реже семинары), добирался домой тем же способам. В постели оказывался около половины второго ночи. А утром рано вставать, чтобы успеть в Тушино к восьми часам. Напряженно! Но молодость позволяла!
Одно из самых ностальгических воспоминаний о работе - перекур в тамбуре мужского туалета. Несколько мужиков обсуждают злободневные проблемы: засорившийся карбюратор у «Москвича», как правильно клеить обои, где интереснее летом, во время отпуска, сплавляться на плоту или байдарках - по Чусовой в Каму либо по Свири в Ладогу... И за все годы (а их несколько десятков), хотите верьте, хотите нет - ни одного пошлого анекдота. Грубые, острые - сколько угодно, а вот типа «вернулся муж из командировки...» - ни разу. Неинтересная тема. Зато у каждого под мышкой толстый журнал: «Октябрь», «Знамя», «Новый мир», «Иностранная литература», «Юность», «Наука и жизнь». И постоянно звучащий вопрос «сокурника»: «Ты читал?»
Не слышно сегодня подобного вопроса, да и курилки закрылись. Может, и к лучшему...
В 60-е годы сформировалось новое направление в духовно-нравственной сфере: великолепные писатели Василь Быков, Виктор Астафьев, Чингиз Айтматов, Валентин Распутин, Александр Солженицын, Анатолий Гладилин, Георгий Владимов, выдающиеся поэты Роберт Рождественский, Евгений Евтушенко, Белла Ахмадулина, Андрей Вознесенский, Николай Рубцов, Давид Самойлов, Юрий Левитанский, Наум Коржавин, а также поэты и барды Булат Окуджава, Александр Галич, Юрий Визбор, подготовившие почву для появления Владимира Высоцкого.
Начался расцвет театров - БДТ Георгия Товстоногова в Ленинграде, «Современника» Олега Ефремова, Театра на Таганке Юрия Любимова в Москве.
В девятнадцатом веке знаковая деятельность «шестидесятников» Добролюбова, Писарева, Чернышевского, Слепцова, безусловно, вдохновляла следующие поколения. Существование «шестидесятников» двадцатого столетия тоже не прошло бесследно. Их влияние ощущалось и многие годы спустя, когда никого из них, к большому сожалению, с нами уже не осталось... Но я их видел. Слышал. Прикасался. В том самом Большом зале Политехнического музея в Москве, в котором ранее громада Маяковский, белобрысый Есенин, чуть зажатый Багрицкий пронзали молодежную толпу яркими стихотворными призывами. Именно здесь, сидя на ступеньках переполненного до самых верхних рядов зала, мы с Маринкой в немом восторге слушали молодых, смелых и талантливых Булата, Беллу, Роберта, Евгения, Андрея. Их стихи призывали к осознанию самих себя в нашем сложном мире,устремляли в мир без оков и «направляющей силы».
Хотя повсюду красовались лозунги «догоним по мясу и молоку», «каждым молодоженам по квартире», «нынешнее поколение будет жить при коммунизме», я, как и другие, ощущал: «светлое будущее» сильно припозднилось и даже из-за угла не выглядывает...
Таковы, по моим представлениям, основные черты шестидесятых.