a Quarter to Century

- Живя в Германии, ты дружил с немецкими ребятами?
– Общались, пожалуй, только на футбольном поле. Хотя никакой неприязни со стороны немецких подростков я не ощущал, несмотря на то, что кто-то из их отцов погиб на Восточном фронте и уже закончился Нюрнбергский процесс.
– То есть ссор, драк не возникало?
– Если и возникали, то между своими.

-    В этом году ты перешел в 8-й класс?

-    Да, сдал экзамены и получил так называемое неполное среднее образование, то есть промежуточное между начальным - четыре класса и средним - десять классов. Сдавать пришлось одиннадцать экзаменов, включая Конституцию СССР - для меня, думаю, как и для других школьников, самый тяжелый. Почему? Скажем, вытащив билет с вопросом о сорок третьей статье Конституции, ученику требовалось рассказать ее содержание. Вызубрить же все статьи казалось нереальным. Кажется, в 49-м или 50-м экзамен отменили. У меня сохранился аттестат с оценкой «пять» за столь серьезный предмет.

- Когда ты вернулся в Москву?

- 7 октября 49-го года провозгласили Германскую Демократическую Республику, и вскоре советских детей вывезли на родину. Ехали через Польшу, меня сопровождала мама. В памяти остался мучительно долгий переезд. Поезд шел медленно, по три-четыре часа стоял на полустанках или в тупиках. Туалетами на стоянках пользоваться не разрешалось. Да и двери вагонов закрывались наглухо.

- Почему детей вывезли именно после образования ГДР?

- Слово «почему» тогда не существовало. И теперь я тебе не отвечу. По-видимому, поступил такой приказ...

- После смерти Сталина ты лично ощутил какие-то изменения вокруг?

- Я пропадал в институте, мама много работала. Изменения в стране никак не сказались на уровне нашего «благосостояния»: мы с мамой продолжали регулярно ездить в ломбард на Пушкинскую улицу.

- Легковесный вопрос: когда ты первый раз влюбился?

- Начиная с детского сада я постоянно пребываю в состоянии влюбленности. Но большинство девочек, увы, не отвечали взаимностью. То ли из-за моей худосочности, то ли еще из-за чего-то. Не обладая, по-видимому, юношеским обаянием, я до определенного периода не отличался смелостью и решительностью в отношениях с девушками.

- Годом раньше в журнале «Знамя» появилась повесть Ильи Эренбурга «Оттепель». Критики прохладно отнеслись к ее художественным достоинствам, но она, как известно, дала название важнейшему периоду в истории нашей страны. Почувствовал ли ты, что в стране наступали перемены?

- В те годы я еще учился в институте. Увлекался спортом, туризмом, девушками, и если вспоминать то время из сегодняшнего дня, то, кажется, все было замечательно...

Хотя впереди еще год до двадцатого съезда, портретов «вождя народов» стало меньше. Разговоры на кухне велись всегда, но теперь они звучали откровеннее, а анекдоты казались более смелыми. Судя по газетным публикациям, заканчивалась мрачная полоса «холодной войны»: в Советский Союз зачастили западные журналисты, актеры, художники.

- Мы знакомы много лет, и я помню, что у тебя всегда была машина...

- Но сначала мы, четверо одногруппников, сбросились и купили неказистого серого цвета «Москвич-401», скопированный, как известно, с немецкого двухдверного «Опель Кадета».