История Наполеона (1842 год)

[Поль-Матьё Лоран]

В 1839 году Россия праздновала двадцатипятиле­тие победоносного окончания войны с наполе­оновской Францией. В те же самые дни в Париже вышла роскошно оформленная книга «История императора Наполеона» («Histoire de l'empereur Napoleon»). В предисловии к ней (кстати, в боль­шинстве переводных изданий, в том числе и русском, не публиковавшемся) говорилось: «Надолго возвеличено имя Наполеона! Пока процветает оружие или сила должным образом оценена, Наполеон Бонапарт будет занимать высокое и почётное место. Ещё не родившиеся поколения услышат гимны его величию, и вся­кое предубеждение ослепнет перед сиянием его славы... Среди всех завоевателей Наполеон непревзойдён. Если эпохи Александра и Цезаря сопровождались гением Гомера и Софокла, Платона и Аристотеля, Вергилия и Горация, то Наполеон принёс с собой равную им эру искус­ства, науки и философии, а энергии у него было не меньше, чем у его предшественников. Он пересёк Европу, неся с собой Монтеня и Декарта, Корнеля и Расина, Вольтера и Руссо. Его гене­ральный штаб являл собой истинный пере­движной университет, в котором царствовал дух восемнадцатого столетия и который, ока­зываясь в землях, заселённых отсталыми наро­дами Севера или Юга, утверждал там влияние нравов и учений нации, которую просвещён­ный мир признал главенствующей. Это был человек, которого аристократия обличала как отвратительного деспота и ненасытного завое­вателя, но в душах ремесленников, рабочих и солдат он всё ещё остаётся “человеком из народа”, олицетворением духа равенства, кото­рый до сего времени пронизывает всё европей­ское общество. Это человек, имени которого по-прежнему поклоняются крестьяне. Это чело­век, чью историю, как в равной степени и харак­тер, мы надеемся представить без тени лести или принижения».

Если автор и пытался избежать в своём пове­ствовании крайностей, то совершенно очевидно, что это ему не всегда удавалось. Чего стоит, к примеру, описание рождения будущего импера­тора: «Если бы в наше время ещё верили чудес­ным предзнаменованиям, то нетрудно бы найти такие из них, которые можно назвать предвест­никами этого события. Лас-Каз рассказывает, что мать Наполеона, женщина мужественная и бодрая духом, которая, будучи им беременна, принимала участие в нескольких сражениях, пошла по случаю праздника Успения к обедне, но принуждена была поспешно возвратиться домой и, не успев дойти до спальни, разрешилась от бремени в одной из комнат, устланной древ­ними коврами с изображением героев “Илиады”. Рождённое дитя был Наполеон».

Детство, учёба, начало военной службы, пер­вые успехи, взлёт к вершинам славы и могуще­ства, крушение и, наконец, долгая агония на пустынном острове Святой Елены – биограф шаг за шагом рассказывает историю жизни сво­его кумира. Заканчивается книга восторженным гимном Наполеону: «Дивен был этот муж! Сча­стие его всё преодолевало. Знаменитейшие монархи домогались его дружбы, древнейшие династии искали его союза, самые старинные дворяне добивались чести служить ему. Всякое высокое и надменное чело склоняется перед его челом, на которое рука Божия почти видимо возложила два венца: один золотой, именуемый властью королевскою, другой весь из сияния, называемый гением».

Составителем этого не столько жизнеописа­ния, сколько жития был адвокат, историк, жур­налист Поль-Матьё Лоран. Он родился в 1793 году в небольшом городке Бург-Сен-Андеоль на юге Франции в департаменте Ардеш. Во время «Ста дней» примкнул к Наполеону. После второй Реставрации был обвинён в заговоре против государственной безопасности и осуждён на четыре месяца тюремного заключения. В 1816 году изучал право в Гренобле. Работал адвока­том в городке Прива. Одновременно издавал и редактировал «Вольную газету департамента Изер» («Journal libre de l'Isbre»). В 1824 году пере­ехал в Париж, увлёкся историей и опубликовал несколько трудов, в том числе «Опровержение на “Историю Франции” аббата Монгайяра», где едва ли не первым со времён падения якобин­ской диктатуры публично оправдывал Робе­спьера, где говорил о необходимости террора, который считал подготовленным всем преды­дущим историческим развитием Европы и в котором видел единственное средство спасе­ния Франции. В 1828 году примкнул к сен­симонистам. Сотрудничал в газетах «Globe», «Le Producteur», «Le Progressif du Gard». Вернулся в Прива, где был назначен судьёй суда первой инстанции. В 1847 году получил орден Почёт­ного легиона. После революции 1848 года был назначен комиссаром Временного правитель­ства (префектом) в департаменте Ардеш. Несколько раз избирался в Национальное собра­ние. В 1850-х годах отошёл от политики и был назначен директором библиотеки Сената, а в 1853 году – директором Арсенала. Во время осады Парижа 1870 года и Парижской коммуны спас библиотеку Арсенала, укрыв её в арсенальских подвалах.

Преклонявшийся перед Бонапартом, он в своей книге не просто пересказал биографию великого полководца, но также постарался дать его психологический портрет: «Наполеон от природы столь мало был расположен к чистой теории и до того презирал науки исключи­тельно умозрительные, что никогда не мог ни довольствоваться, ни ограничиваться ими. Изо­брести и исполнить — были для него два дей­ствия, тесно связанные между собой. Огром­ность его замыслов могла бы приводить его самого в затруднение, если бы он не сознавал в себе силы и воли, способных твёрдо и посто­янно стремиться к их исполнению. Эта потреб­ность деятельности была с ним неразлучна и смолоду развернулась в нём. Он сохранил её во всех обстоятельствах своей жизни и умер, едва лишь стал лишён возможности удовлетво­рять её, едва лишь сила его воображения, напол­нившая Европу гигантскими созданиями, была вынуждена действовать сама на себя».

Составляя биографию Наполеона, Лоран зна­чительное место в ней уделил войне с Россией: походу 1812 года отданы семь глав из пятидесяти четырёх. При этом, не ограничиваясь француз­скими, автор использовал русские источники. Так, данные о Бородинском сражении он поза­имствовал из «превосходнейшего творения гене­рала [А. И.] Михайловского-Данилевского “Опи­сание Отечественной войны 1812 года”», которая, по его мнению, «должна бы быть настольной книгой каждого образованного русского чело­века». Самая короткая и сумбурная глава посвя­щена отступлению Великой армии от Москвы до Березины. Исполненная напряжением, драма­тизмом, отчаянием и неисчислимыми жертвами история этих полутора месяцев занимает в книге всего лишь несколько страниц, из которых едва ли не треть отдана описанию попытки государ­ственного переворота генерала Клода-Франсуа Мале (1754–1812). По мнению Лорана, именно эти события, а вовсе не успехи русского оружия, заставили Наполеона досрочно завершить кам­панию, оставить руководство армией и немед­ленно вернуться в Париж. Он пишет: «Наполеон получает из Парижа известие, которое показы­вает ему всю непрочность его счастья и его дина­стии, хотя он воображал, что воздвиг их на незы­блемом основании. Преступник, содержавшийся в тюрьме, неизвестный воин без подпоры, без друзей, без помощи, генерал Мале решился ниспровергнуть власть Наполеона, употребив оружием своим ложную новость и ложные при­казания. 7 октября, в ту минуту, когда Наполеон выходит из Кремля, Мале уходит тайно из тюрьмы, является к начальнику 10-й когорты Национальной гвардии полковнику Сулье, объ­являет ему о смерти Наполеона, об учреждении нового правительства и приказывает передать себе команду над когортой. Тогда было два часа ночи. Больной полковник лежал в постели. Весть о смерти Наполеона поразила его до слёз. Он теряется, ни о чём не думает, передаёт команду. Мале при свете факела читает солдатам свои ложные бумаги и прокламации. Тысяча двести человек верят ему и послушно за ним следуют. Мале идёт прямо к городской тюрьме, освобож­дает двух своих товарищей, Лагори и Гидаля, и поручает им арестовать двух главных началь­ников полиции, Савари и Пакье. Префект поли­ции не сопротивляется заключённым, то же делает и министр полиции. Оба отправляются в тюрьму, туда, где за полчаса до этого сидели Лагори и Гидаль. Генерал-губернатор Парижа Фрошо верит словам обманщика, плачет о смерти Наполеона и готовит залу для торжественного заседания. Не так повезло Мале у парижского коменданта Гюлена. Комендант требовал актов и доказательств. Мале выстрелил в него из писто­лета, но не убил его. Вскоре после этого один полицейский инспектор узнал заключённого Мале и приказал схватить его. Дерзкий обман­щик хотел защищаться, вынул другой пистолет из кармана и пытался выстрелить. Все лица, сле­довавшие за ним, тотчас поняли обман и броси­лись обезоруживать своего начальника. Через несколько часов все заговорщики были задер­жаны и посажены в тюрьму. Так кончилось это странное возмущение. Только высшие власти были потревожены. Жители спокойно спали всю ночь и только на другой день узнали об этой смешной попытке. Она не произвела никакого впечатления, но четырнадцать человек запла­тили за неё жизнью. Получив депешу об этом происшествии, Наполеон удивился не смелости заговорщиков, а лёгкости и доверчивости выс­ших своих сановников, которые вовсе не проти­вились генералу Мале и даже не противоречили ему. Самые плачевные и справедливые мысли опечалили Наполеона. “Так вот, — говорил он, — от чего зависит власть моя? Она очень шатка, когда один человек, заключённый в тюрьму, может её потрясти! После двенадцатилетнего царствования, после рождения моего сына, после стольких присяг смерть моя может ещё подать повод к переворотам. А Наполеон II? Неу­жели о нём никто не думал?”… Обернувшись к храбрейшему из своих генералов, Наполеон ска­зал: “Рапп! Несчастье не приходит одно: париж­ское происшествие есть дополнение здешних событий. Я не могу быть везде в одно и то же время. Но я должен видеть столицу: там присут­ствие моё необходимо для поддержания общего мнения. Мне нужны люди и деньги. Успехи и победа всё поправят!”»

Книга Лорана имела грандиозный успех, чему в немалой степени способствовало её великолеп­ное оформление, тщательно продуманное и мас­терски осуществлённое известным художни­ком-баталистом Эмилем-Жаном-Орасом Верне (Горацием Верне; 1789–1863), который специ­ально для «Истории Наполеона» выполнил 500 рисунков – иллюстраций и заставок разно­образных по тематике и композиции.

Основам мастерства Орас Верне учился у сво­его отца – живописца-историографа наполео­новских кампаний Шарля Верне, а также у Франсуа-Андре Венсана, в прошлом – при­дворного художника Людовика XVI, одного из основателей (вместе с Давидом и Фрагонаром) парижской Академии изящных искусств. С 1812 года Орас Верне выставлялся на Парижских салонах, писал батальные полотна. На первом же из них был удостоен золотой медали. В 1814 году недолго служил в Национальной гвардии, участвовал в обороне Парижа (его полк защи­щал заставу Клиши), за что получил большую звезду ордена Почётного легиона из рук самого Наполеона. В 1822 году жюри Салона отказалось принять его картины «Бой у заставы Клиши» и «Сражение при Жемапе в 1792 году», хотя послед­няя и не была посвящена наполеоновским вой­нам. Тогда Верне выставил отвергнутые работы для публичного обозрения в собственной мастерской, что привлекло туда множество народа. Однако уже в 1824 году правительство заказало художнику несколько портретов вете­ранов наполеоновских кампаний, после чего он снова экспонировался на очередном Салоне. В 1829 году Верне стал директором Французской академии в Риме, затем Школы изящных искусств в Париже. С начала 1830-х годов много путешествовал, вместе с французской армией был в Алжире, несколько раз с дипломатиче­скими поручениями посещал Россию. Перед первым его приездом А. Н. Демидов писал мини­стру императорского двора князю П. М. Волкон­скому: «Мы все должны гордиться тем, что можем оказать гостеприимство в нашей стране столь крупному художнику, пребывание которого в нашем отечестве ещё более выдвинет его». Свои первые впечатления о России Верне отразил в письмах к жене: «О! Как жаль, что я не медведь! Эти существа знают свою страну и как к ней приспособиться: спят по полгода и сосут лапу, а живут только в остальные шесть месяцев. Но мы-то люди, и что нам здесь делать? Нет, нет и тысячу раз нет – никакой цивилизации никогда не будет в этом гнусном месте. Самое больше – она может некоторое время прикиды­ваться, будто существует здесь».

В 1841 году Верне вновь получил приглашение Николая I посетить Россию и провёл в Санкт- Петербурге почти год. Художник выполнил тогда заказ на написание портретов членов цар­ской семьи, сопровождал императора в его поездке по России во время Вознесенских манёвров, присутствовал на различных приё­мах и торжествах. Тогда же он создал четыре картины на тему русско-турецкой войны 1828– 1829 годов, за каждую из которых получил по пятьдесят тысяч рублей. Чуткий и проницатель­ный, как всякий большой художник, он оставил замечательную характеристику и Николая I, и его подданных: «Я отдаю ему справедливость – это человек необыкновенный, но всё-таки ещё далёкий от совершенства. Он обладает всем, чтобы завоёвывать сердца людей независимых, но когда у него есть хоть наималейшая власть, жестокость его такова, какой я ещё не встречал ни у одного человека. Правда, для поддержания всеобщего повиновения он и не может вести себя иначе. Русские во всех слоях общества настолько склонны к беспечности, что их можно сдерживать только страхом. Если русский не дрожит от страха – это самый никчемный чело­век на свете… Я не устаю восхищаться, видя само­державного сего монарха, столь свободно общающегося со своими подданными, – не то что конституционные короли, не осмеливающиеся показаться даже в окнах своего дворца из страха получить пулю в лоб».

Любивший батальную живопись, Николай I высоко ценил Верне, щедро оплачивал его труд и жаловал российскими орденами. По приезде художник получил орден Святого Александра Невского с бриллиантами и русское потом­ственное дворянство, затем – ордена Святого Станислава 2-й степени, Святой Анны 2-й сте­пени с алмазными украшениями и Святого Вла­димира 3-й степени. «Император осыпает меня милостями, – писал Верне жене. – Я уже сооб­щал тебе, что поднёс ему на день ангела малень­кого Наполеона верхом на лошади, за которого он прислал мне сани. В день Пасхи меня пригла­сили на выставку подарков, сделанных Его Вели­чеством, среди коих была копия сей картины, изображённая на великолепной трёхфутовой вазе, имитирующей севрский фарфор. С другой её стороны помещён императорский герб и над­пись: «Господину Орасу Верне в знак уважения к его замечательному таланту»».

Столь восхищавшие Николая I большой имперский стиль и мастерски воспроизведён­ные реалии военного быта находили совсем иной отклик в русском обществе. Известный критик В. П. Стасов писал: «Орас Верне сидел в настоящем своём седле тогда лишь, когда быстро мелькающею, торопливой кистью чер­тил зуавов, бедуинов, кровавые и беспощадные схватки их, когда воспевал эпопею французской солдатчины в Африке и Европе или изображал ничтожнейшие события отечественной или чужой истории. Он всегда лишён был поэтиче­ской жизни. Он всегда был поверхностен до крайности и легкомыслен до невозможности. И всё-таки, как бы то ни было, у него нельзя отнять одной значительной заслуги: он был одним из первых – по времени и по энергии, одним из первых реалистов нашей эпохи».

Приезд Ораса Верне в Россию и издание на рус­ском языке «Истории Наполеона» с его иллюстра­циями вряд ли можно назвать простым совпаде­нием. Цензурное разрешение на выпуск книги датируется декабрём 1841 года, когда вопрос о поездке художника, по сути дела, считался решённым, и слухи о ней неизбежно должны были подогреть читательский интерес и прине­сти дополнительные прибыли издателям. Вышла «История Наполеона» иждивением В. С. Семененко-Крамаревского и А. Красовского. Плот­ность изобразительного материала – 500 гравюр на 360 страницах – выделяла её из общего ряда изданий того времени и породила своеобразную моду на российском книжном рынке. В. Г. Белин­ский писал: «Роскошные издания более и более входят в обычай в нашей литературе… Успех изданной г.<осподином> Семененко-Крамаревским «Истории Наполеона» с политипажами кар­тин Ораса Верне породил компиляцию г.<осподина> Ламбина с чудовищными полити­пажами работы плохих рисовальщиков и «Исто­рию Суворова» г.<осподина> Полевого – нечто вроде обыкновенной компиляции с посредствен­ными по изобретению и довольно недурными по выполнению политипажами».

Имя Ораса Верне ещё долго было чрезвычайно популярно в Европе. Неслучайно сэр Артур Конан Дойл, решив разбавить чопорную английскую кровь своего героя, подарил ему в предки именно этого французского живописца. В рассказе «Слу­чай с переводчиком» Шерлок Холмс объясняет доктору Ватсону, что присущая ему наблюдатель­ность – наследственная, причём с весьма необыч­ными корнями: «Мои предки были захолустными помещиками и жили, наверно, точно такою жиз­нью, какая естественна для их сословия. Тем не менее эта склонность у меня в крови, и идёт она, должно быть, от бабушки, которая была сестрой Верне, французского художника. Артистичность, когда она в крови, закономерно принимает самые удивительные формы».

Лоран Поль-Матьё (Laurent Paul-Mathieu; 1793–1877)]

История Наполеона. Издание украшают 500 рисунков Горация Вернета. Санкт-Петербург: Издание В. Семененко-Крамаревского и А. Красовского, 1842. 1 л. иллюстрированный шмуцтитул, 1 л. текстовый шмуцтитул, 1 л. гравированный фронтиспис, титульный л., 637, [3] с., иллюстрации – гравюры по рисункам О. Верне. В цельнокожаном переплёте времени издания с сохранением издатель­ских иллюстрированных обложек. На крышках золототиснёные геометрические рамки и орнаменты, в центре – тиснённый золотом рисунок: вазы с цветами, грифоны, переплетение лент. На корешке золототиснёные узоры, в центре заглавие: «История Наполеона», в нижней части суперэкслибрис: «А. Т.». Форзацы розового муара. Золототиснёная узорчатая подвёртка. Тройной золотой обрез. 26,5х17 см. «Роскошное» (определение В. Г. Белинского) иллюстрированное издание. Судя по оформлению, может относиться к под­носным экземплярам. Из-за отсутствия на титульном л. имени сочинителя в российской библиографии авторство книги некоторое время приписывалось О. Верне. Также в отдельных российских публикациях её иллюстратором ошибочно называли отца О. Верне – Шарля Верне. Редкое иллюстрированное издание в превосходной сохранности.