Москва и жизнь в ней накануне нашествия 1812 года (1912 год)

Николай Матвеев

Поставив одной из главных целей русского похода 1812 года покорение Москвы, Наполеон был уверен, что захват исторической столицы России – «первопрестольного града», ставшего к началу XIX столетия средоточием святынь русского народа, – положит конец всей кампа­нии. Известно, что в беседе с французским послом в Варшаве графом Домиником де Прадтом он говорил: «Я иду в Москву и в одно или два сражения всё кончу». Императору Франции также приписывают слова: «Если я возьму Киев, я возьму Россию за ноги. Если я овладею Петер­бургом, я возьму её за голову. Заняв Москву, я поражу её в сердце». Надежды великого полко­водца не оправдались: пребывание в Москве стало началом конца Великой армии.

Однако нашествие французов не прошло бес­следно и для Москвы. Покинутый жителями, разграбленный неприятелем, потерявший в огне большую часть построек город неузна­ваемо изменился. Перемены эти коснулись не только его внешнего облика, но и самого город­ского уклада. Появились даже определения: Москва до- и послепожарная. Как раз Москве «допожарной» и посвятил свою книгу «Москва и жизнь в ней накануне нашествия 1812 года» писатель, художник и фотограф Н. С. Матвеев.

Выходец из купеческой среды, сын худож­ника-любителя Николай Сергеевич Матвеев закончил Московское училище живописи, вая­ния и зодчества, где учился у Е. С. Сорокина и В. Г. Перова. За успехи был дважды награждён малыми серебряными медалями. В 1901 году вступил в Московское общество любителей художеств. Вскоре П. М. Третьяков приобрёл для своей галереи его полотно «Сумерки». Матвеев – один из учредителей Общества исторической живописи, автор живописных полотен на исто­рические сюжеты, таких как «Король прусский Фридрих Вильгельм III с сыновьями благодарит Москву за спасение его государства», «Против воли постриженная» и др. Его ценили и с ним дружили многие выдающиеся художники, например И. Е. Репин и В. И. Суриков (суриковский портрет Матвеева ныне хранится в Госу­дарственной Третьяковской галерее).

Помимо живописи, Николай Сергеевич увле­кался фотографией. В 1890 году вышла книга с его фотоиллюстрациями «Москва – храм Рос­сии, а Кремль – алтарь этого храма». Как фото­граф он также участвовал в альбоме «Поездки императора Николая II по городам России и за рубеж».

Будучи человеком разносторонних интере­сов, Матвеев не был чужд сочинительству: состоял художественным критиком в газете «Русский листок», выпустил книгу «100 картин русских художников» (Москва, 1904–1905).

Все его дарования в полной мере проявились в дни празднования столетнего юбилея Отече­ственной войны. В Вязьме тогда был открыт выполненный по проекту Матвеева памятник Перновскому гренадерскому полку, особо отли­чившемуся в сражении под Вязьмой 22 октября 1812 года. Живописные работы Николая Серге­евича вошли в альбом «За Веру, Царя и Отече­ство. Отечественная война 1812 года в карти­нах». Однако, вероятно, самым весомым вкла­дом в юбилейные торжества стала составленная им книга «Москва и жизнь в ней накануне наше­ствия 1812 года».

В этом труде чувствуется глаз и школа мастера исторической живописи, в основе которой лежит многоплановая реконструкция с досто­верно воспроизведёнными сюжетом, героями, деталями быта. Книга Матвеева – та же рекон­струкция, тот же исторический портрет, но не человека, а города: «Каменных домов в Москве до пожара значилось 9158, более 65 000 было деревянных. Число жителей – 251 700. Церквей и часовен насчитывали до 1600. Замащивание Москвы шло очень туго: оставались не замо­щёнными к 1812 году даже крупные простран­ства центральных площадей и улиц… За исклю­чением Кремля и церквей, почти вся Москва была деревянной… Ни тротуаров, ни бульваров. Наряду с великолепными дворцами – бедные деревянные домишки, превосходные сады и обширные огороды чуть не в центре города. Особенно восхищало обилие церквей: больших и малых архитектуры самой своеобразной. Строгий блюститель отечественных правил и нравов жил рядом с “русским парижанином” или страстным последователем лондонских обычаев… Роскошь уживалась рядом с самой крайней нищетой и убожеством: щёголь в баш­маках, одетый по последней моде, искусно пере­скакивающий с камня на камень, и нищий на ступеньках Красного крыльца с котомкою под головой, спокойно спящий у подножия царских палат, не зная даже, кому они принадлежат… Сто­лица без двора, Москва жила самобытною и самостоятельною жизнью… Свободно, по-барски жить и свободно говорить, разумеется о прави­тельстве, стало исключительным обычаем знат­ной барской Москвы. Коренные москвичи назы­вали её “столицей российского дворянства”… Столичная жизнь развивалась широко, по евро­пейскому образцу, но нередко лучшие из благ цивилизованной жизни были для большинства просто модой. Она распространялась одина­ково и на искусство, и на рыжих лошадей с про­точинами на лбу… Настоящая русская жизнь сохранялась в среднем и низшем сословии: там старательно придерживались дедовских обы­чаев. Большой двор завален сором и дровами. Позади – огород с овощами. У дома – подъезд с перилами. В прихожей – толпа слуг оборван­ных, грубых и полупьяных. Комнаты без обоев, стулья без подушек, по стенам – большие и малые картины домашнего маляра. В столо­вой накрыт стол, на котором стоят щи, каша в горшках, грибы, бутылки с квасом. Хозяин в тулупе, хозяйка в салопе, с одной стороны сидят приходской поп, школьный учитель и шут, с другой – толпа детей, старуха-колдунья, мадам и гувернёр из немцев. Это – дом старого москвича, удалившегося от прелестей и шума полуевропейской жизни столицы и замкнувше­гося в своей среде».

Московские обеды и ужины, трактиры и мод­ные лавки, богомолья и кулачные бои, театры и газеты, вельможи и чиновники, полицейские и юродивые – перед нами энциклопедия жизни старой российской столицы с 1800 по 1812 год. Последняя глава книги посвящена отступлению через город частей русской армии и исходу из него москвичей. Автор заканчивает рассказ цитатой из знаменитых мемуаров французского генерала графа Филиппа-Поля де Сегюра, опи­савшего чувства, которые при первом взгляде на Москву вместе с ним, без сомнения, разделяла вся Великая армия – от солдат до маршалов: «Было около двух часов пополудни. Тысячами различных цветов блистал этот огромный город. При этом зрелище войсками овладела радость, они остановились и закричали: “Москва! Москва!” Так кричат моряки “земля! земля!” после долгого и мучительного плавания. При виде этого позлащённого города, этого величе­ственного средоточия, где соединялись рос­кошь, нравы и искусства двух лучших частей света, Европы и Азии, мы остановились в гордом созерцании. Настал наконец день нашей славы, в наших воспоминаниях он должен был сде­латься лучшим, блестящим днём нашей жизни… Мы говорили себе: вот обещанный предел наших трудов, наконец-то мы остановимся».

Такая концовка книги оправдана: в то самое время, когда граф де Сегюр любовался величе­ственной панорамой, а отряды наполеоновской армии через Дорогомиловскую заставу входили в покинутый обитателями город, в разных его кварталах уже начинался тот самый пожар, который за несколько дней не только истребит в огне бoльшую часть московских строений, но и обратит в дым грандиозные планы француз­ского императора. «Допожарная» Москва дожи­вала последние часы…

Н. С. Матвеев использовал в своей работе вос­поминания и письма Ф. В. Ростопчина, Т. П. Пасек, К. К. Павловой, И. М. Снегирёва, С. П. Жихарева, К. А. Полевого, Д. П. Бутурлина, К. Н. Батюшкова, Ф. Ф. Вигеля, М. А. Дмитриева, А. Т. Болотова, П. А. Каратыгина и др. Тексты удачно подобраны и к месту процитированы, что выгодно отличает труд Матвеева от многочисленных компиляций, появившихся в то же самое время. Книга пре­красно проиллюстрирована. Основу изобрази­тельного ряда составляют воспроизведения с гравюр и литографий первой четверти XIX века, однако на последней странице воспроизведён рисунок самого Матвеева – «Пожар Москвы».

Активная художническая и литературная дея­тельность Н. С. Матвеева продолжалась до Октябрьской революции. О дальнейшей его судьбе известно сравнительно немного. В 1918 году он входил в состав Комиссии по охране памятников и художественных сокро­вищ при Совете рабочих и солдатских депута­тов. В последние годы жизни занимался рестав­рацией живописи.

Матвеев Николай Сергеевич (1855–1939)

Москва и жизнь в ней накануне нашествия 1812 года. Москва: [Типо-литография Товарищества «И.П. Кушнерёв и К^о»”], 1912. 254 с., иллюстрации, [1 с.] – реклама изданий на книжном складе Товарищества «И.П. Кушнерёв и К^о». В переплёте начала XXI века, имитирую­щем переплёты конца XIX века, с сохранением издательских печатных обложек. Крышки оклеены бумагой «павлиний хвост». На корешке с бинтами золототиснёные орнамент, заглавие и суперэкслибрис: «А. и С. В.» (Алексей и Сергей Венгеровы). 23х16,5 см. На передней издательской обложке владельческая надпись коричневыми чернилами: «Кон. <стантин> Вас.<ильевич> Григорьев».