Наполеон на острове Святой Елены (1838 год)

Рафаил Зотов

Остров Святой Елены - клочок суши площадью 122 кв. км, расположенный в южной части Атлантического океана, на полпути между Африкой и Южной Америкой. Своим назва­нием он обязан португальцам, открывшим его 21 мая 1502 года - в день почитаемой в христи­анском мире святой равноапостольной царицы Елены, матери византийского императора Константина. Путешественники издавна про­звали это место скалой. Луга, кратеры потух­ших вулканов, заросли кустарника, небольшие плато да редкие рощи кипарисов и эвкалип­тов: - таким был и остаётся ландшафт острова, одного из самых удалённых и пустынных уголков на земле. Казалось бы, самой отдалён­ностью своей он навсегда обречён на забвение, но судьба распорядилась иначе: сегодня любой школьник знает, что именно там провёл последние пять лет жизни величайший полко­водец XIX столетия - Наполеон Бонапарт.

Опальный французский император выса­дился на Святой Елене 17 октября 1815 года. Его сопровождала небольшая свита. Француз­ский историк Жан Тюлар, самый титулован­ный биограф Наполеона новейшего времени, пишет: «В окружение Наполеона на Святой Елене входили: генерал Бертран, адъютант императора с 1807 года; генерал Монтолон, выполнявший в своё время дипломатические поручения; обер-адъютант генерал Гурго и Лас Каз - гражданское лицо, дворянин, скорее по необходимости, чем по убеждениям связав­ший свою судьбу с Империей, бывший камер­гером, а затем докладчиком Государственного совета; две женщины, вечные соперницы, генеральши Бертран и Монтолон. Обслужи­вающий персонал состоял из обер-камергера Маршана, мамелюка Сен-Дени, по прозвищу Али, метрдотеля Сиприани, который в дей­ствительности был секретным агентом, швей­царца Новерраца, а также Сантини, ведавшего финансами, мастера на все руки. Нам доста­точно хорошо известна будничная жизнь Наполеона на Святой Елене благодаря свиде­тельствам товарищей по ссылке: все они, включая Маршана и Али, оставили о ней свои воспоминания».

Именно из этих воспоминаний выстроил свою книгу «Наполеон на острове Святой Елены» некогда популярный прозаик, драма­тург, переводчик и мемуарист Рафаил Михай­лович Зотов (подробнее о нём см. первый выпуск Библиохроники). Участник Отечест­венной войны 1812 года, добровольно записа­вшийся в Петербургское ополчение и полу­чивший 10 ран в сражении под Полоцком, а затем прошедший с русской армией пол­Европы, Зотов живо интересовался как историей наполеоновских походов, так и самим Буонопарте. Его первый роман, вышедший в 1832 году, назывался «Леонид, или Некоторые черты из жизни Наполеона», и французский император играл в нём одну из ключевых ролей. Тридцать лет спустя Л. Н. Толстой в одном из писем восклицал: «До чего же хорош зотовский Наполеон!» - и признавался, что в течение двух дней не мог заниматься ничем иным, кроме чтения «Леонида».

Но, приступая к составлению повествования о последнем изгнании великого корсиканца, Зотов заявлял о себе уже не как о беллетристе и даже не как об историке, а как о человеке, который по крупицам собирает сведения для будущих летописцев. Об этом говорилось в предисловии к книге: «Удивительное поприще Наполеона непременно сделается эпохой в летописях мира. Каждый шаг его, каждое слово невольно привлекают внимание. Но мы ещё современники его, и суд наш также невольно будет пристрастен. Только потомство имеет право судить и составлять Историю. Настоя­щее поколение должно тщательно собирать все материалы. Впрочем, дела царствования Наполеона были публичны: всякий их знает, видел и может судить по-своему. Но почти пятилетнее пребывание его на острове Святой Елены известно только его спутникам и Англий­скому Министерству чрез донесения губерна­тора острова. Это две крайности, которые никогда не сойдутся. Заключённому всегда ненавистен тюремщик, который, со своей сто­роны, как и всякий человек, доносит высшему начальству в свою пользу. А потому разобрать и произнести решительный суд над этими двумя противоположностями принадлежит истории, потомству».

А далее, соединив все известные ему мемуары о Наполеоне на Святой Елене, Зотов подроб­нейшим образом описал то, что происходило в жизни царственного узника: день за днём, неделя за неделей. Например: «Погода была дурна. Здоровье Наполеона, видимо, страдало от неё. Он опять читал "Тартюфа"». Или: «Напо­леон в 7 часов утра вышел гулять, не разбудив никого из своих спутников. Потом, в ожидании их появления, сел работать в палатке». Особый интерес вызывает пересказ разговоров повер­женного императора со своими немногочис­ленными придворными. Как правило, в эти минуты Наполеон предавался размышлениям о пережитом. Нередко он вспоминал русскую кампанию. Как-то раз его спросили, остался ли бы он на зиму в Москве, если бы город не сгорел. «Без сомнения, - отвечал Наполеон. -Я бы представил новое зрелище армии, мирно зимующей посреди враждебного народа, кото­рый теснит её со всех сторон. Это было бы похоже на корабль, захваченный льдом. Вы бы во Франции несколько месяцев не получали от меня известий. Русская зима остановила бы все военные действия. Усыпление было бы всеобщее. Весною все бы оттаяли, и французы показали бы, что они легки на ногу. Я бы дви­нулся на неприятеля, разбил бы его, или Алек­сандр подписал бы мир. Расчёт мой был верен, покуда я думал, что буду сражаться с людьми. Я уверен был, что разобью армию, но я не мог победить пожаров, морозов, голода, смерти. Судьба была сильнее меня!»

С течением времени круг ссыльного импера­тора поредел: кто-то покинул его по собствен­ному желанию, кто-то против воли. Как бы то ни было, источников для столь же подробного описания двух предсмертных лет жизни Напо­леона в распоряжении Зотова не оказалось. Поэтому конец летописи получился несколько скомканным: «Последних двух лет жизни Напо­леона на острове Св. Елены нельзя описывать подённо. Все дни его слились в одно чувство молчаливого страдания, изредка прерываемого жалобами. Он уже решительно никуда не выхо­дил и ничего не говорил. Это была разрушаю­щаяся телесная машина жизни, в которой вели­кая душа страдальца с безмолвным нетерпением ожидала своего освобождения. В последние дни посмертных его мучений он уже никого не узнавал. Последним его словом было: tdte d'armee (глава армии). Мечты души его всё ещё летали на полях битв. Каков бы ни был о нём суд истории, но никто из потомства не будет оспаривать, что ОН БЫЛ ВЕЛИКИЙ ЧЕЛОВЕК».

Книга Зотова не стала событием в россий­ском наполеоноведении: читатели увидели в ней то, чем она и являлась, - грамотную, добросовестную компиляцию, составленную из достаточно известных источников. Тем не менее публикой она была встречена доброже­лательно и заняла своё место на книжных полках, пополнив, в том, числе, весьма уважа­емые собрания. Свидетельством этому явля­ется как помещённый в конце издания обшир­ный список имён «господ подписчиков», так и экземпляр, представляемый Библиохроникой: он происходит из знаменитой петербург­ской Библиотеки для чтения Александра Филипповича Смирдина.

Зотов Рафаил Михайлович (1796, по другим сведениям - 1795 и 1794-1871)

Наполеон на острове Св.<ятой> Елены. В четырёх частях. Собрано из записок Лас-Казеса, Гурго, Монтолона, О'Меара и Антомаки. Санкт-Петербург: В типографии Ильи Глазунова и Ко, 1838. Ч.1. III, [1], 220 с. Ч.2. 242 с. Ч.3. 192 с. Ч. 4. 216, IV с. В двух полуко­жаных переплётах времени издания. Крышки оклеены «мраморной» бумагой. 20х13 см. На передних форзацах экслибрисы: «Из Библиотеки для чтения А. Смирдина» и «Из библиотеки для чтения П. И. Крашенинникова».

Смирдин Александр Филиппович (1795-1857) - известный издатель и книготорговец (подробнее о нём см. первый выпуск Библиохроники).

Крашенинников Пётр Иванович (1820-1864) - книготорговец. Служил приказчиком в книжной лавке А.Ф. Смирдина, у которого в 1847 году приобрёл библиотеку и открыл при ней книжный магазин.